Ромео стоит умереть
Шрифт:
— Благодарю вас, коллега. — Вадим Петрович принял из его рук благословленную бутылку, неторопливо встал, так же неспешно, словно прогуливаясь по прекрасной тенистой аллее в саду, дошел до сцены и вылил содержимое бутыли на мечущегося и рычащего Романа, в котором уже не осталось почти ничего человеческого.
Роман зашипел и завыл, на его губах показалась пена. Благословленная вода действовала на него словно кислота.
— «Святой источник». И ваш день будет светлым, — театрально произнес Мельников, кажется, процитировав рекламу этой воды.
— Это что?
Кажется, сейчас, когда все уже почти закончилось, студенты наконец начали понимать, что происходит что-то не то.
Преподаватели кольцом окружили Романа и вскоре увели его со сцены. Преподаватель факультатива по-прежнему казался не в себе, но уже не рычал, не сопротивлялся, голова его бессильно свешивалась на грудь.
Алиса бросилась к сцене.
«Пожалуйста, — мысленно молилась девушка, — пусть Юля окажется жива! Пусть она будет жива! Это самое главное! Пусть они встречаются с Олегом! Мне все равно! Лишь бы выжила!»
Олег был наготове и одновременно с Кришем попытался кинуться на сцену, когда Роман занес руку для удара. Но оба натолкнулись на невидимую преграду, а потом она пропала.
Удался ли план? Кажется, все же удался. Ритуал, очевидно, провалился. Но что с Юлей?! До нее удалось добраться не сразу — только когда увели Романа.
— Одержимый, — услышал Олег оброненную фразу.
И вправду, Роман выглядел так, как обычно описывают одержимых. Вот откуда нечеловеческая сила, безумные глаза и отвратительно пузырящаяся на губах пена.
— Что происходит?! Что с Романом! — Ника выскочила на сцену, пытаясь прорваться к режиссеру.
Ее ненавязчиво отстранили, успокаивая, увели куда-то.
— Боже мой! — бормотала Жанна, отошедшая от Тёмы, чтобы посмотреть, что случилось. — Да он одержимый! И я еще рекомендовала его в академию! Вот зачем он так сюда рвался! Кто бы мог подумать?! Но что же с Юлей?
Олег с Алисой подменили ритуальный кинжал его точно выкованной копией — с тупым концом, к тому же лезвие должно было частично уходить в рукоять. Но все же сила демона оказалась такой чудовищной, что даже этот бутафорский кинжал ранил девушку, и на груди Юли расплывалось большое кровавое пятно.
Они не предусмотрели такого поворота событий! Они оказались слишком самонадеянны! Что же делать? Волков точно знал, что никогда не простит себе, если с Юлей случится что-то плохое. Она очень дорога ему… как подруга, к которой он успел привязаться во время пережитых совместно испытаний, как товарищ, на плечо которого всегда можно опереться. Весь мир рухнет, если она умерла. Умерла по его недосмотру, по его вине!
Он, не помня себя, упал перед девушкой на колени. Ее лицо казалось серебряной маской — безжизненное, с белоснежной кожей, прекрасно-застывшее, как произведение искусства. Юная Джульетта — слишком красивая для нашей серой жизни.
— Юля! Ты слышишь меня? Юля! Вернись! Ты нужна нам! — Олег бормотал какие-то глупости, стискивал руку девушки…
И она вдруг едва заметно вздохнула.
Жива!
Ранена, но живая! Это была самая замечательная новость, которую Олег когда-нибудь получал!
Над Юлей склонилась руководитель ее семинара и, наложив руки на рану, что-то зашептала.
Все в порядке… Девушка будет жить. Будет жить и своей красотой делать наш мир немного ярче, немного многоцветнее. Шекспир был не прав: Джульетта должна выжить. Хорошо, когда события порой развиваются не по классическому сценарию.
А Юля выживет. Она сильная, и она справится, теперь Олег был в этом уверен.
— Что с ней? — к нему подбежала Алиса, тоже такая бледная, словно это она пролежала ближайшие десять минут без сознания, на грани жизни и смерти.
— Жива, — ответил Волков.
И Алиса вдруг обняла его и, уткнувшись в плечо, заплакала — от облегчения после чудовищного нервного напряжения, которое испытывали все участники этой ужасной премьеры.
Он чувствовал тепло ее слез, прикосновение хрупкого девичьего тела, и от этого вся та ледяная стена, что уже долгое время была между ними, стремительно таяла. Вот она превратилась в тоненькую-тоненькую льдинку, а потом и вовсе исчезла, оставив на плече Олега влажный след… растаявшего льда… светлых слез…
Волков боялся даже пошевелиться, чтобы не тревожить девушку. Если бы только можно было стоять вот так целую вечность, оберегая Алису ото всех опасностей и невзгод.
Но вот девушка затихла, а потом отпрянула, смущенная собственным поступком.
— Я пойду пока, — сказала она нерешительно, не глядя на Олега.
— Конечно. — Он не стал ее удерживать. Похоже, они оба слишком много пережили и обоим требовалось немного побыть в одиночестве.
Юлю уже унесли. Ее рана закрылась, и девушка теперь спокойно спала. Это хорошо — сон исцеляет.
Олег сделал шаг, но почувствовал, что ноги почти не держат, и опустился на сцену, обняв рукой одно колено.
Он сидел, привалившись спиной к декорации, изображающей фамильный склеп Капулетти, едва не ставший местом самой настоящей, непридуманной трагедии. Смотрел на опустевший зрительный зал и думал, что наша жизнь и вправду театр, а мы — актеры. Но плох тот актер, который подчиняется судьбе. Нужно уметь выходить за рамки собственной роли, нужно дерзать, смотреть в небо, а не на землю, боясь сделать новый шаг. Бороться, рисковать и не сдаваться даже в самых безнадежных, самых отчаянных ситуациях. Жизнь — драгоценный дар, но этим даром нужно еще уметь распорядиться.
Чуть скрипнул пол. Кто-то подошел и сел рядом. Олег нехотя повернул голову и увидел профессора Мельникова.
— Я же говорил, что у некоторых студентов просто патологическая способность попадать во всякие истории, — заметил преподаватель теории знаний, тоже глядя в пустой зал.
Олег пожал плечами. Если это упрек, возразить тут нечего.
— У меня что-то не складывается, — продолжал Вадим Петрович. — Скажи, Волков, Юля — это…
— Это Джульетта. Та самая Джульетта из пьесы Шекспира, — ответил Олег. — Я не знаю, как такое возможно. Но она и Роман Антонович — литературные герои.