Ромейский Квест
Шрифт:
– Нам сказали, что ты болен проказой...
– Прервав тишину, удивленно озвучил общее удивление Парфений.
– Болезнь еще не тронула лица, - спокойно сказал белый рыцарь.
– Пока есть только несколько пятен на руках и ногах. Дальнейшие испытания, что уготовил для меня Господь, придут со временем.
Повисло неловкое молчание. Даже у монахов не нашлось в этот момент ободряющего слова. Всякое утешение выглядело сейчас нелепо.
– Покажи свой меч, рыцарь, - вспомнив давешний разговор, приказал Федор.
– Я хочу видеть его клинок.
Рыцарь Фабиан снова
– Вот мой меч, сир, - Рыцарь Фабиан трепетно поднес перекрестие рукояти к лицу, и осторожно поцеловал его.
– Хоть клинок его прост, и рукоять не изукрашена - сей меч великая святыня. В рукояти его находится частица мощей самого святого Антония Комейского. Божьей милостью и благоволением, меч сей, на страх слугам дьявола, умеет говорить. Имя же мечу моему - э Клэр.67
– Эклер...
– Машинально повторил Федор, присматриваясь к клинку.
– По виду полотно меча рыцаря был такого же серо-стального цвета, как и у меча самого Федора. Вот, кстати, пусть Солнцедар сам скажет свое веское слово. Гвардеец осторожно, дабы не провоцировать рыцаря, обнажил и свой меч.
По воздуху словно прошла какая-то незримая волна. Меч в руке Федора задрожал, и клинок в руке прокаженного рыцаря так же отозвался дрожью.
– Поднеси меня ближе...
– прошелестел Солнцедар.
Федор шагнул вперед. Клинки в руках стоящих друг напротив друга людей, начали извиваться, коснулись друг друга, вроде легонько, но воздух отозвался тяжелым звоном. Клинки легонько дергались, - не то две встретившиеся змеи, не то две собаки обнюхивающие друг-друга.
– Пш-пшшшш...
– Брат.
– Наконец прошелестел Солнцедар.
– Брат, - отозвался таким же шелестящим, - и все-таки отличным, - голосом, клинок в руке рыцаря.
– Значит, меч все-таки настоящий, - резюмировал очевидное всем Федор.
– Как видите, господа, святой престол честно и верно исполняет свою часть договора, - Вступил Окассий.
– Призываю тебя Феодор, и тебя Парфений, тому в свидетели.
Феодор и Парфений молча кивнули. Федор спрятал свой меч.
– Кстати, а что за реликвия сокрыта в рукояти твоего меча-мощевика, достойный рыцарь?
– Спросил Окассий у Фабиана.
– Там сокрыта часть одного из членов святого, - с благовением ответил рыцарь.
– Какого же члена эта часть?
– Допытывался монах, - Часть ли это руки, или ноги?
– Ни часть члена руки, и ни часть члена ноги - покачал головой рыцарь.
– А часть... другого. пятого члена мужского тела.
– Бхм...
– Запунцовел ушами даже прожженный Окассий.
– Кхе-кхе...
– Сколько времени тебе нужно, чтобы собраться в путь, рыцарь Фабиан?
– спросил Федор, прерывая досужьи разговоры.
– Прошу подождать сир, - отозвался рыцарь.
После этих слов Фабиан опустился на одно колено, воткнул меч острием в землю, возложил обе ладони на рукоять, склонился к ней лбом, и заговорил завонко и четко.
– Арма кепи про викториа Домини этерни. Диксит Доминус: сэдэ а декстрис мэис куандо ту понам инимикус мэус, скабиллум педум мэорум! Амэн.68
Проговорив эту краткую воинственную молитву, Фабиан легко поднялся на ноги, убрал меч, и поклонился Федору.
– Я готов, сир. А вещи мои давно собраны.
– Гм...
– буркнул Федор.
– Не называй меня сир. Я Федор. Так и зови. Ты готов, да мы еще не готовы... Окассий, -
– Пара овец!
– Послышался сварливый шелест откуда-то из-под левой подмышки Федора.
– ...Если есть - надежный проводник.
– Продолжил, не сбиваясь Федор.
– Пара рыцарских "копий", - совсем замечательно. Выдвигаемся утром.
***
Глава двадцать третья.
Копыта стучат по земле, выбивают из неё пыль, будто из старого ковра. Ковра старого, выцветшего, - осталась позади яркая прибрежная зелень. Вглубь здешних земель главными стали два цвета: желтый да коричневый. Сухая земля да песок. Редкая бледная зелень растет здесь. Лишь голубизна неба неподвластная пустыням. Федор мерно покачивался в седле. Привычная, приятная опытному коннику качка. Конь Федору достался хороший. Не пожадничали Иоанниты. Но по воинскому горькому опыту Федор старался к нему не привыкать; - потом может быть тяжело. Коней ему было жалко даже больше чем людей. Люди хоть что-то осознавали в безумии войны, а кони попадали под сечу не своей волей, и даже не вполне понимая, за что дерутся...
Монахи, впрочем, не пожадничали не только для Федора. Кони у всех были добрые. Окассию, под стать, выделили крепкого в кости здоровяка. Парфению - обсыпанного яблоками меланхолика, смирного как корова. Рыцарь Фабиан ехал на великолепном гнедом, это был его давний конь.
Пары рыцарских копий, у коменданта не нашлось. Все как на грех оказались в разъездах. Федор подозревал, что коменданту просто не улыбалось отдавать часть своих воинов непонятно куда, да еще для совместных поездок с прокаженным. В конце концов, его приказ был отдать приехавшим нужного человека и снарядить команду в путь, что он с военной точностью и выполнил. Комендант, правда, предлагал Федору, подождать некоторое время, и вызвать для эскорта компаньонов отряд лазаритов. Но тут уж отказался сам Федор. Одного прокаженного ему было более чем достаточно. Не сыскалось у коменданта и доброго проводника. Ближайшие окрестности у приморья неплохо знал сам рыцарь Фабиан. А для дальнейших движений, комендант вручил Федору великолепную карту. Именно в эту карту, тихо проклиная всех франкских криворуких картографов, которые уснастили лист множеством совершенно не нужных финтифлюшек, вроде щекастых бореев, и ангелов, держащих землю, сейчас и уставился Федор, пытаясь соотнести пометки с ориентирами на изрезанной складками желтых холмов местности. Холмы все казались досадно одинаковыми.
– Туда...
– наконец пробурчал Федор. И небольшая кавалькада двинулась за ним. Стучали копыта. Пофыркивали лошади. Тихонько блеяли две привязанные к лошади Окассия овцы.
Вообще путешествие, которое разменяло уж который день, шло пока не так плохо. Несмотря на сложную местность, направления Федор пока не терял. Опыт не пропьешь. Парфений, книжный червь, несмотря на некоторые начальные опасения Федора, держался молодцом, и ничего себе в седле не натер. Несколько утомлял разве что рыцарь Фабиан, который хоть и ехал немного поодаль, наособицу, периодически доставал свой волшебный меч, и зачинал бубнить пламенные молитвы на латыни. Федора радовало, что молитвы те были достаточно короткие. А вот Парфения от их содержания коробило как от уксуса - молитвы у боевого монаха и были достаточно своеобразными - боевыми, и на обычные походили далеко не всегда.