Рональд Лэйнг. Между философией и психиатрией
Шрифт:
Надо признать, что без усвоения экзистенциально-феноменологической традиции Лэйнгу было бы чрезвычайно трудно сформулировать такую яркую и интересную теорию, какая была представлена им в «Разделенном Я». Экзистенциально-феноменологическая психиатрия обусловила саму возможность такой постановки вопроса о психическом заболевании и вывела вопрос о психической патологии из узкой области психиатрии в широкое поле гуманитарной рефлексии.
«Разделенное Я» Лэйнга продолжает это движение. Питер Седжвик отмечает:
…Лэйнг перенял продуктивную способность проникновения в психотические и подобные им состояния сознания не только от клиницистов европейской феноменологической школы (Бинсвангера, Минковски, Босса), но и от философов и писателей (Сартра, Беккета, Тиллиха, Хайдеггера и даже Гегеля). <…> Экзистенциальная философия с ее духом интровертированной мрачности и спекулятивной нечеткости была здесь поставлена на службу конкретной, социально важной цели (понимания психически больного)… [126]
126
Sedgwick P. R. D. Laing: Self, Symptom and Society. P. 4.
Критика
В этой книге предпринимается попытка экзистенциально-феноменологического описания некоторых шизоидных и шизофренических личностей. <…> Экзистенциальная феноменология пытается описать природу переживания личностью своего мира и самой себя. Это попытка не столько описать частности переживания человека, сколько поставить частные переживания в контекст всего его бытия-в-его-мире. Безумные вещи, сказанные и сделанные шизофреником, по сути, останутся закрытой книгой, если не понять их экзистенциального контекста [127] .
127
Лэнг Р. Расколотое «Я». СПб.: Белый Кролик. 1995. С. 7.
Однако, несмотря на сходное движение, Лэйнг актуализирует пласт, который остался недостаточно освоенным экзистенциально-феноменологической психиатрией, – проблему соотношения психопатологии и межличностного диссонанса. Уже в этой своей первой книге он обозначает важность исследования коммуникации в психиатрии и подчеркивает, что именно с нарушением коммуникации связана постановка психиатрического диагноза:
…Я полагаю, что нормальность или психоз проверяются степенью схожести двух личностей, одна из которых по общему согласию является нормальной. <…> «Психически больной» – это имя, которое мы даем другой личности при разобщенных взаимоотношениях определенного рода. Только из-за этого межличностного разобщения мы начинаем брать на анализ его мочу и искать аномалии в графиках электрической активности его мозга [128] .
128
Там же. С. 30.
Положение о психической патологии как о разобщенной коммуникации между людьми уже заранее предполагает реабилитацию статуса психически больного, что и проделывает Лэйнг. Он отходит от принятого в психиатрии рассмотрения больного как организма и машины:
Ниже мы будем особо интересоваться людьми, переживающими себя как автоматы, роботы, части машин и даже как животные. Подобные личности справедливо рассматриваются как сумасшедшие. Однако почему мы не считаем теорию, стремящуюся превратить личности в автоматы или в животных, равным образом безумной? [129]
129
Там же. С. 14.
Критическая позиция по отношению к традиционной психиатрии, которую Лэйнг отчетливо демонстрирует уже на первых страницах, наследуется им от экзистенциализма и по своей направленности является, по сути, не обвинительной, отрицательной, а позитивной стратегией, направленной на выработку иного взгляда. Этот момент его идей проясняет его более ранняя работа, посвященная анализу идей Тиллиха, в которой Лэйнг подчеркивает: «Тиллих не заинтересован деструктивным критическим нападением на наши базирующиеся на клиническом опыте теории, а, скорее, содействует их прояснению. Мы все должны признать, что фундаментальные основания нашей работы проработаны не настолько, как нам бы хотелось. Тиллих полагает, что их разъяснение должно быть основано на познании онтологических оснований человека» [130] . Такая методологическая экзистенциальная критика свойственна и «Разделенному Я».
130
Laing R. An Examination of Tillich’s of Anxiety and Neurosis // Brit ish Journal of Medical Psychology. 1957. № 30. P. 88.
Лэйнг обращается к самому больному, к его переживаниям, его опыту, его взгляду на мир, его непосредственному окружению и переживанию им самого себя. Он предлагает начать с человека, его бытия, поскольку, как отмечает в одном из своих интервью, «если кто-то стоит по ту сторону пропасти, он не перестает быть человеком» [131] .
131
Kirsner D. The human condition: An interview with R. D. Laing // Psychotherapy in Australia. 1996. № 2. P. 59.
132
Schneider K.J. R. D. Laing’s Existential-Humanistic Practice: What was He Actually Doing? // The Psychoanalytic Review. 2000. Vol. 87, № 4, Special Issue. P. 592.
По сути, в этом экзистенциально-феноменологическом проекте Лэйнг осмеливается на достаточно рискованный шаг. Он обращается к самому безумию, к самому безумному опыту, стремясь максимально приблизиться к той границе нормального и патологического, разума и неразумия, пересечь которую и вернуться удается лишь единицам. Он стремится заглянуть в глаза безумия, вскрыть самую ее природу, словно вырвать из оков психиатрии его сердце и лежащее в голых руках донести его бьющимся до остальных людей. Его манил опыт шизофрении, и теперь он задумал нырнуть в него с головой:
Самым великим психопатологом стал Фрейд. Фрейд был героем. Он сошел в «Преисподнюю» и встретился там с абсолютным ужасом. Он принес с собой свою теорию, как голову Медузы, превратившую эти ужасы в камень. Мы, следующие за Фрейдом, обладаем знанием, с которым он возвратился и передал нам. Он выжил. Мы должны увидеть, сможем ли мы выжить, не пользуясь теорией, которая в некоторой степени является оборонительным орудием [133] .
Общая настроенность «Разделенного Я» задается настроенностью кьеркегоровского экзистенциализма. Потерянность, отчаянье, утрата оснований бытия – вот основные черты шизофренического сознания и мира. Как замечает А. Паломо-Ламарка, для Лэйнга шизофрения является не психическим заболеванием, а, если говорить экзистенциально, философски, душевной болезнью, точнее, болезнью духовной. Точно так же, как болезнь духа, представляется у Кьеркегора отчаянье:
133
Лэнг Р. Там же. С. 16.
«Разделенное Я» четко показывает, что, для того чтобы понять шизофрению, необходимо понять отчаянье, поскольку на самом деле шизофреник живет в отчаянии. Страх и отчаянье – наши душевные грехи, но они могут быть исцелены. Лэйнг очень хорошо знал об этом, поэтому он и включил это в свои описания шизофрении [134] .
Это отчаянье, как и у Кьеркегора, запускается изменением существования, бытия человека.
Иное бытие-в-мире, которое лежит в основе развития шизофрении, на взгляд Лэйнга, возникает по причине онтологической незащищенности [135] , которая присуща потенциальному шизофренику. Сама онтологическая защищенность формируется в раннем детстве, на этапе экзистенциального рождения (экзистенциальное рождение приводит к восприятию ребенком себя и мира как реального и живого), следующего за биологическим рождением. Это сформированное в детстве образование, являющееся ядром онтологической защищенности, Лэйнг называет первичной онтологической безопасностью. Ее формирование является частью происходящего в раннем детстве процесса структурирования бытия на основные элементы. При нормальном протекании этого процесса формируется стабильная структура, а конституированное на ее основе бытие личности гибко и пластично. В шизоидном состоянии все происходит наоборот: фундамент бытия становится гибким, а надстройка чрезмерно жесткой.
134
Palomo-Lamarca A. Existential Knots: Laing’s Anti-psychiatry and Kierkegaard’s Existentialism // A Parte Rei. Revista de Filosof"ia. 2003. № 25. P. 1.
135
«Ontological insecurity» – онтологическая незащищенность, неуверенность, ненадежность. В русском переводе работы «Разделенное Я» этот термин переводится как «онтологическая неуверенность».