Ронины из Ако, или Повесть о сорока семи верных вассалах (Ako Roshi)
Шрифт:
— Подождите! — крикнула Отика дрожащим голосом, пытаясь его задержать. Но для чего? Когда слова уже сорвались с уст, она поняла, что и сама не знает, зачем ей нужен этот разбойник. Она чувствовала, что лицо ее пылает, и задула фонарь, чтобы не выдать смущения. Все в комнате — от складной ширмы до мелких предметов туалета — исчезло из виду, смутно проступая сквозь тьму белесыми контурами. Мягкий и густой, как бархат, сумрак, заполнивший комнату, поглотил Отику. Сердце неистово билось в груди, словно у бегуна на финишной прямой. Отика в смятении безмолвно отодвинула сёдзи и сама выскользнула
Если бы Харунобу взялся рисовать эту картину, он, должно быть, изобразил бы очаровательную парочку — юношу–вакасю и томную куртизанку с непропорционально большими, словно увеличенными под лупой, головами, а поодаль — невзрачного мужичонку с жидкой, неопрятной, словно выкошенная стерня, бородкой. Бодро утирая капли под носом, мужичонка брел по темной улице и мерно постукивал колотушкой. К поясу у него был прицеплен бумажный фонарик, от которого разливался вокруг слабый колеблющийся свет. Время от времени мужичонка приостанавливался и орал истошным голосом, будто с перепугу:
— Не балуй с огнем!
Подойдя к тому дому, где обитала любовница Бокуана, пожарный обходчик заметил, что калитка в воротах приотворена и раскачивается на ветру, поскрипывая во мраке. Остановившись, он посмотрел, что делается на втором этаже.
Затянутое тучами небо низко нависало над городом. «Дон–дон», — послышался из дома легкий звон, будто металлическую насадку трубки выбивали о пепельницу. Должно быть, жильцы еще не ложились.
— Эй, у вас ворота не закрыты! — крикнул обходчик. Голос далеко разнесся в сумраке вешней ночи.
5 Воля и необходимость
Наступило девятое марта. Через день посланники императора и посланник государя–инока должны были прибыть в Эдо. Решено было разместить оба посольства в гостевой усадьбе Тацунокути. В предшествующие несколько дней специально отряженные для этой цели дворецкие занимались тем, что свозили в посольскую резиденцию всю необходимую посуду и утварь для пиршеств, назначали ответственных за уборку помещений и занимались подготовкой к приему по всем статьям. В Тэпподзу, в усадьбе князя, с самого утра все служилые самураи и челядь, разделив обязанности, дружно готовились к завтрашней церемонии. Уже к полудню, раньше, чем предполагалось, сборы были закончены — оставалось только перенести все необходимое в зал приемов.
Старший самурай Матадзаэмон Фудзии закончил сверять по списку утварь и, вернувшись к себе в комнату, сел выкурить трубку. Вся работа, за которую он отвечал, была сделана в срок, однако где–то в глубине души у Фудзии гнездилось смутное ощущение, будто что–то все же было упущено из виду. Какие–то мысли и образы, словно назойливые оводы, роились у него в голове. Затягиваясь ароматным дымом, он думал о том, что курить у себя дома совсем не то же самое, что курить где–нибудь в другом месте, когда угощают: вроде и табак становится не так приятен на вкус. Да и сам–то он тоже… Такая уж вредная натура, а по–другому не получается… Матадзаэмон успел только раза три затянуться своим, не слишком приятным, домашним табачком, когда к нему заглянул друг и сослуживец Хикоэмон Ясуи.
Уже по тому, как Ясуи сказал «Привет!», видно было, что он тоже чем–то сильно обеспокоен.
— Тут, знаешь ли, дошли до меня кое–какие слухи… Вот и отправился сразу тебя разыскивать.
— Хм, в чем же дело?
— Да я через свои знакомства разузнал насчет дома Датэ.
— Ага! — заинтересованно воскликнул Матадзаэмон, пододвигаясь поближе к собеседнику.
Ясуи платком утер с бритого лба капли пота.
— Нехорошо получилось. Похоже, они преподнесли Кире кучу всякого добра: отрезы шелка, сто слитков золота, да еще ширму работы Танъю…
Матадзаэмон слушал безмолвно, переменившись в лице. Если уж небогатый род Датэ с доходом в каких–то тридцать тысяч коку расщедрился на такие подарки, то, выходит, сами они со своей одной штукой шелка опростоволосились. Как будто пожадничали… Да, вот ведь промах–то какой вышел! Тут и впрямь было о чем тревожиться. Ведь чины–то почти одинаковые, за наставлениями оба получивших назначение обращаются к одному лицу — а тут вроде бы такая вопиющая разница, никакого уважения…
— Ну, видно, придется ему еще что–нибудь преподнести.
— Да уж, по–другому просто никак нельзя. Мне сказали, что его светлость Кира все подарки–то изволит принимать не моргнув глазом.
— Ну ладно, делать нечего, по крайней мере теперь хоть понятно, что к чему. Вышло, конечно, неладно. Поскорее надо что–нибудь придумать. А ведь, пожалуй, надо бы обо всем и князю доложить?
— Без сомнения. Мы ведь все сделали по форме, никаких правил этикета не нарушали. Может, все и обойдется. Хотя, конечно, если, не дай бог, что случится, мы окажемся виноваты, и должностей наших, прямо скажу, нам не видать. Это между нами, конечно.
Пригласив в компанию эконома, друзья долго обсуждали все детали, касающиеся отношений между чиновниками в управлении сёгунского двора, и наконец отправились на доклад к князю.
Князь Асано, не говоря ни слова, выслушал своих старших самураев, при этом не сумев скрыть, насколько его расстроило сообщение. Когда наконец рассказ верных вассалов подошел к концу, князь коротко бросил, будто отрубил:
— Нет нужды задаривать.
Фраза была произнесена таким мрачным и непримиримым тоном, что Ясуи с Фудзии не нашлись, что возразить. Однако дело было настолько важное, что оставить все как есть представлялось им просто невозможным. Оба понимали, что надо что–то сказать, но Ясуи ждал, когда это сделает Фудзии, а Фудзии — когда это сделает Ясуи.
Вспомнив недавний прием, оказанный ему главным церемониймейстером, князь пришел в отвратительное расположение духа.
— Это очень важно для создания благоприятного настроя… — вспомнились ему загадочные слова царедворца по поводу приема посланников императора. А сам, негодяй, намекал на мзду! Припомнилось, с какой гримасой Кира вымолвил свое напутствие. Бесстыдное вымогательство! При одной мысли о мерзавце у князя становилось скверно на душе. Что ж, будем считать, что он не понял намека. Князь только слегка кивнул своим вассалам, давая понять, что разговор окончен.