Ропот
Шрифт:
–«Ааа, я знал блядь, ты родился, блядь, а потом спичкой стал, спичка блядь-то не рождалась, СУКА! Накрыли тебя, да? Спичка-то блядь не рождалась нахуй! Думал, можешь меня на понт взять?»-
–«Ничего не понятно»– Хренус посмотрел куда-то в сторону -«Так, ну в любом случае…»-
Ход разговора псов был нарушен треском, донесшимся из кустарника, в нескольких метрах левее от окопа. Спустя секунду из него выскочили два взмыленных, напуганных кролика. По их откормленным телам, серому шелковистому меху и испуганным, глупым глазкам, метавшимся, как раненные животные по аренам глазниц, было понятно, что в лесу,
Кролики не сразу заметили псов, а те, в свою очередь, не сразу поняли, что появилось в поле их зрения. На несколько долей секунд весь мир остановился – ветер не качал ветки деревьев, дрязги птиц смолкли, и шишка, падавшая с сосны, замерла в воздухе. Кролики, сбившись в кучу, бестолково шарили прожекторными лучами зрения по кустам и, наконец, они остановились на псах, стоявших в оцепенении. Темные глаза Мочегона резко осветились, а его пасть оскалилась, обнажив его пожелтевшее оружие: зазубренные, сколотые, хаотичные, руинные зубы.
Кролики тупо подергивали мокрыми розовыми носами, уставившись на псов.
–«Хуярь мразей!!!»– истошно залаял Мочегон и бросился в направлении кроликов. Это послужило как бы выстрелом сигнального пистолета, возвестившего о начале смертельного марафона.
–«Ииии!»– пискляво завизжал один из кроликов и бросился обратно в кусты.
–«Твари, пизда вам!»– Мочегон, повинуясь инстинкту преследования, бросился за ним.
Второй кролик ошалело проводил их глазами.
Хренус и Шишкарь синхронно вышли из первоначального контузионного ступора и ринулись в направлении второго кролика (Плавная работа сложных механизмов). Тот, увидев стремительно приближающихся псов, ринулся в обратную от кустарника сторону.
ПОГОНЯ НАЧАЛАСЬ
Шишкарь уже давно вот так не преследовал бегущего. Однако воспоминания, отработанные механические действия были так глубинно зашифрованы в его тело, что даже шляпа, громоздкая и ограничивавшая обзор, не мешала псу эффективно гнать его жертву. Шишкарь как будто вошёл внутрь ранее сброшенной прозрачной кожи; как только она попала на его шкуру, то стала невидимым слоем спектральных переливов.
Инстинкт развлекал его в погоне, разворачивая перед глазами гобелены прошлых битв с другими стаями, когда они преследовали бегущих с поля боя, прыгали на них, сбивая с лап, и вместе катились прочь, рвя и кусая друг друга, вступая тем самым в зацикленную лихорадку смерти. То обстоятельство, что рядом с ним бежал Хренус, еще сильнее относило дрейфующий отдельно от его тела плот разума в безответные дали прошедшего времени. Эти мысли неслись по эстетическому каналу как бы фоном и были подобны обоям, которые являются лишь своего рода декорацией к происходящему в комнате. На первом плане же были короткие, отрывистые выстрелы и очереди мелкокалиберных мыслей:
Поворот, обежать дерево
Перепрыгнуть корягу
Осторожно, яма
Острое железо торчит из земли
Жертва уходит влево
Пробежать левее, между деревьями
Больше контроля за лапами: спуск с пригорка
Сыпучая почва, больше контроля,
Края ямы, больше контроля
Больше контроля
Больше контроля
Больше контроля
Псы неслись за кроликом сквозь неровную местность, где днем ранее они встретили Фигуру. Кролик вихлял среди невысоких кустиков и кочек, перепрыгивал опавшие ветки, а псы неотрывно следовали за ним. Весь лес продолжал молчать, ожидая исхода погони.
Судорога пробила прыгающее тело
Тело, существовавшее отдельно от головы,
Которая в тот момент, когда тело прыгало,
Как и раньше смогла бы разговаривать, моргать и думать
Не будучи занятая контролем тела,
Тела, находившегося в туннеле размытого пространства,
Тела, синхронизирующегося с другими телами,
Которые смотрели на друг друга и осознавали себя частью цепной реакции
Раскручивающей спираль манёвра
Убегая от Шишкаря, Кролик не заметил, как его обошёл Серый Пёс. Тот всем своим весом и ускорением убийцы врезался в тяжело дышащего грызуна и отбросил его в неглубокую впадину, заросшую мхом. Кролик плашмя приземлился на её дно прямо в осколки битой бутылки, оказавшиеся там как нельзя кстати для псов.
Кролик взвизгнул от внезапной и острой боли.
ПОГОНЯ ОКОНЧИЛАСЬ
Псы стояли на краях впадины и, тяжело дыша, рассматривали того, кого они всё это время преследовали. Морда кролика, треснувшая болью от порезов, одновременно была искажена ужасом, липким предчувствием страданий плоти (Красная, паутинообразная ткань тела отрывается от костяного каркаса). Его глаза метались от Шишкаря к Хренусу и ежесекундно посылали умоляющие реляции.
–«Мразь»– шумно выдохнул Шишкарь и, опустив голову в шляпе, как легендарный разбойник, сделал шаг во впадину.
Красота этого жеста, усиленная внутренними ощущением победы над преследуемым, на секунду покрыла Шишкаря дубовыми листьями и металлическим блеском, сделав его спуск к кролику особенно внушительным. Однако, ещё находясь во власти красоты этого настроения, Шишкарь уже чувствовал нарастающею нерешительность, ведь азарт погони пропал, и теперь следовало что-то сделать с добычей. В городе еда всегда была в той или иной степени готовой. Ещё никогда ни ему, ни Хренусу не приходилось перед употреблением убить пищу. Дьявольская, непривычная ситуация отпугивала Чёрного Пса (Ощущения судорожного новобранца). В замешательстве Чёрный Пёс обернулся на Хренуса, как всегда делал в такие минуты.
Тот стоял на краю ямы как римская статуя, неподвижно смотря на кролика. Его глаза, казалось, лишились зрачков и радужки, став тоже мраморными. Чёрный Пёс, приглядываясь, намеренно возвращая своё зрение в туннельное состояние, тщетно пытался понять настроение товарища, пока в какой-то момент не понял, что оно полностью отсутствует. Казалось, сознание Серого Пса находится в глубоком ступоре, как писатель, который не может подобрать нужные слова для выражения своих мыслей, и поэтому ищет ответ в иных мирах, теряя своё собственное волеизъявление. Пока же тело было недвижимо, и по мраморным глазам ползли бактериальные облака.
Лес всё ещё молчал, ожидая продолжения.
Внезапно глаза сфокусировались, мрамор съёжился, как пластик под огнём, и в полушариях возникло чёткое настроение, окатившее Чёрного Пса кипятком и ознобом (Жребий был брошен).
Он ощутил пришествие естественного садизма.
Того обыкновенного садизма, который так явственно проявляется в побелевших глазах, отражаясь в небе, одинаковом с ними по цвету – те побелевшие глаза, в которых звучит пронзительно дрожащая на одной струне отрешённость, тяжёлое дыхание, ощущаемое в задней части черепа, медленное контуженое движение головы, прикосновение заоблачных мглистых пальцев гигантской стонущей тени.