Росс Полдарк
Шрифт:
Он вошел, ступая с крайней осторожностью, остановился на мгновение, чтобы взглянуть на спящего ребенка, а затем присел на край кровати и взял Элизабет за руку.
– Моя бедная жена как всегда обделена вниманием, - произнес он.
– Твой отец не один час без передышки жаловался на Фокса и Шеридана, а ты тут заперта одна, пропустив все прелести разговора.
В его подшучивании крылась нотка обиды. Фрэнсис слегка расстроился, когда она рано отправилась спать. Но при виде Элизабет обида растаяла, уступив место любви.
Некоторое время они шептались, затем он потянулся
Спустя мгновение он отодвинулся и озадаченно улыбнулся.
– Что-то не так?
Она указала на детскую кроватку.
– Ты разбудишь его, Фрэнсис.
– Ох, он только что поел. И спит крепко. Ты ведь сама мне сказала.
– Как отец?
– спросила она.
– Ему лучше? То, что некоторые этого не понимают...
Он пожал плечами, чувствуя, что вел себя неправильно. Он вовсе не радовался тому, что отец слег; как и не был безучастен к возможному исходу, но чувство к ней было чем-то другим. И одно другому не противоречило. Сегодня он отнес ее на руках вниз. Его огорчило, что она исхудала, но он всё же был рад чувствовать тяжесть в хрупкой Элизабет. С того самого мгновения его преследовал запах Элизабет. Прикидываясь, что развлекает гостей, он на самом деле не сводил с нее глаз.
– Мне сегодня нехорошо. Болезнь твоего отца очень меня расстроила.
Как и всех гордых мужчин, Фрэнсиса задевало, когда его отвергали подобным образом. В такие мгновения он чувствовал себя похотливым школьником.
– Ты когда-нибудь почувствуешь себя лучше?
– спросил он.
– Это нечестно, Фрэнсис. Не по своей же воле я чувствую слабость.
– Как и не по моей, - раздражительность, накопившаяся в нем за долгие месяцы воздержания, вырвалась наружу. Как и еще многое другое.
– Я заметил, что с Россом сегодня ты не хмурилась и не выглядела слабой.
В её глазах вспыхнуло негодование. Сразу же после её ссоры с Россом брошенные им слова нашли в ней отклик и оправдание. Она не получала от него никаких вестей и жалела его. Долгие месяцы своей беременности она большей частью думала о Россе, о его одиночестве, о потухших глазах на изувеченном шрамом лице. Как и все люди, она не могла удержаться от сравнения того, что имела, с тем, что могла получить.
– Пожалуйста, только его не впутывай.
– Как я могу?
– воскликнул он, - если ты сама его не оставляешь.
– Что ты хочешь этим сказать? Росс ничего для меня не значит.
– Может, ты начала об этом жалеть?
– Ты, наверное, пьян, Фрэнсис, раз говоришь со мной подобным тоном.
– Так и вертелась вокруг него днем. Росс, сядь со мной рядом. Росс, разве мой малыш не прелесть? Росс, отведай кусочек пирога. Боже мой, сколько суеты.
– Ты ведешь себя, как ребенок, - задыхаясь от злости, произнесла Элизабет.
Фрэнсис поднялся.
– Росс, уверен, не вел бы себя, как ребенок.
– Да, уверена, не вел бы.
– ответила она, стараясь задеть мужа.
Они посмотрели в глаза друг другу.
– Пожалуй, слишком откровенно, не считаешь?
– сказал Фрэнсис и удалился.
Он ворвался в свою комнату и, невзирая ни на спящего малыша, ни на больного, хлопнул дверью. Затем кое-как разделся, побросав одежду на пол, и завалился спать.
Он лежал, заложив руки за голову, и не смыкал глаз еще час, пока его не окутал сон. Его терзали разочарование и зависть. Вся его любовь и желание превратились в горечь, пустоту и уныние.
И не было рядом никого, чтобы подсказать, что он ошибался в своей ревности к Россу. Не было рядом никого, чтобы сказать, что теперь у него появился еще один и более сильный соперник.
Не было никого, чтобы предупредить его о Джеффри Чарльзе.
Глава семнадцатая
В развивающемся разуме Демельзы одной из комнат в Нампаре отводилась особая роль. Этой комнатой была библиотека.
Ей потребовалось длительное время, что рассеять свое недоверие к мрачному и пыльному помещению. Недоверие, являющееся следствием одной ночи, проведенной в просторном алькове, или, вернее, рядом с ним. Впоследствии она обнаружила, что вторая дверь в той спальне ведет в библиотеку, и часть страха тех первых часов перешла и на комнату за второй дверью.
Но страх и влечение идут рука об руку, как отталкивая нас, так и притягивая, и раз ступив в ту комнату, Демельза никогда не уставала в нее возвращаться. После своего возвращения Росс привел комнату в порядок, потому что каждая ее частица навевала воспоминания о детстве, матери, отце, их голосах, думах и утерянных надеждах. Для Демельзы тут не было воспоминаний, только открытия.
Половину предметов она никогда раньше не видела. Для некоторых из них даже её изобретательный ум не мог найти применения, а поскольку она не умела читать, то и стопки желтых бумаг, бирки и ярлычки, прикрепленные к некоторым предметам, не могли ей помочь.
Тут хранилось носовое украшение "Мэри Бэкингем", которую, как поведал ей Джуд, выбросило на берег в 1760 году, через три дня после рождения Росса. Демельзе нравилось водить пальцем по обводам фигуры. Тут же лежал и резной сундук с гафельной шхуны [7] , которая разбилась у Дамзель-Поинт, а затем её отнесло к Хендроне, где после этого пески и песчаные холмы не одну неделю чернели угольной пылью. Здесь хранились и образцы оловянной и медной руды, многие без ярлычков и все бесполезные. Были тут и рулоны парусины для починки парусов и четыре окованных железом сундука, о содержимом которых ей оставалось лишь гадать. Стояли и старинные часы с недостающими частями. Демельза провела не один час над гирями и ходиками, пытаясь понять, как работает механизм.
7
Гафельная шхуна - парусное судно с двумя и более мачтами и преимущественно косыми парусами.