Россия и большевизм
Шрифт:
Так сейчас в России, так будет и во всей Европе, если пройдет по ней большевизм. Где конь этот ступит копытом, там трава не растет; где саранча эта сядет на землю, там уже ни былинки, ни колоса. Съели Россию — съедят и Европу, весь мир съедят. Вот для чего идут с Востока на Запад красные полчища. Не Троцкий ведет их, а полководец иной — апокалипсический всадник на черном коне с черным знаменьем — Голод. И пулеметного огня в спину не нужно, когда гонит людей страх голода: если позади смерть, а впереди хлеб, то люди идут вперед и пройдут весь мир — не остановятся. Вот в чем тайна красных «побед»,
Лгут о хлебе, лгут о свободе, но больше всего лгут о мире.
Мира жаждет ныне человечество, как умирающий от жажды жаждет воды. Но мира нет, и сейчас меньше чем когда-либо можно надеяться, что будет мир. На востоке Европы все еще бушует война; на западе буря как будто утихла, но страшная мертвая зыбь войны уносит полуразбитый корабль Европы в океан безбрежный, к новой буре, крушению новому, последнему. Как умирающий от жажды в пустыне, плетется человечество к источнику мира, а большевики забегают вперед, отравляют воду в источнике. Уже отравили, осквернили, сделали мир «похабным» для России и хотят сделать то же для всего человечества. Много у них грехов, но это — тягчайший. Вот за что им камень жерновый на шею, — за осквернение мира.
Говорят: все войны кончатся и будет мир всего мира только тогда, когда внешняя война международная сделается внутренней войной междоусобной, переродится в так называемую «борьбу классов».
Вот где этими сынами диавола, лжеца и человекоубийцы изначального, ложь и человекоубийства сплетены в крепчайший узел диавольский.
Идея «классовой борьбы», как основной динамики социальной революции, открыта не ими; вообще никаких идей не открыли они, — безыдейность — одно из их главных свойств. Идея эта принадлежит тому, кого они считают своим пророком и учителем, Карлу Марксу. «В большевизме Маркс неповинен; Марксовы кости в гробу перевернулись бы, если бы он узнал, что большевики с ним делают». Утверждение это, ныне столь ходкое, следует принимать cum grano salis. [10]
10
С осторожностью (лат.).
Именно эта идея классовой борьбы — вплоть до всемирной войны междоусобной, поглощающей все войны международные, — идея классовой борьбы, в качестве единственно желанной и действительной революционной динамики, связывает большевизм с марксизмом как пуповина связывает младенца с утробой матери. Именно по этой идее видно, что недалеко большевистские яблочки от яблони марксистской падают.
Хороша или дурна идея классовой борьбы, благородна или презренна, — мы, живые люди, участники борьбы, палачи или жертвы, кое-что знаем о ней, чего Маркс не знал, что и не снилось всем мудрецам социал-демократии. У них идея эта была только в уме; у нас — в крови и в костях: кровь наша льется и кости трещат от нее.
Мы знаем, что война междоусобная в неизмеримо-большей степени есть «война на истребление», чем все войны международные, и что это — война бесконечная. Конец ее — взаимоистребление классов — еще ужаснее, чем взаимоистребление народов. Французы могли бы истребить немцев и желтая раса — белую, потому что тут враг видит врага в лицо, может отличить от друга. Но как отличить буржуя от пролетария? Маркс думал, что это легко. Мы теперь знаем, как трудно.
Два класса — не только два существа экономических, два тела, как думал Маркс, но и два духа. Класс на класс — дух на дух. Борьба двух начал духовных — антиномий метафизических — есть борьба безысходная, бесконечная. Тело истребить можно; но как истребить дух? Дух буржуазный таится и в пролетариях. И эти «буржуи» новые хуже старых. Дух неуловим, неистребим. Бесконечна война русских чрезвычаек с буржуйным духом; какова же будет война чрезвычаек всемирных?
Да, по русской междоусобной войне можно судить о всемирной. Война междоусобная на международную — братоубийство на человекоубийство, огонь на огонь, больший на меньший. В войне международной — жар горящего дерева, в междоусобной — жар железа, раскаленного добела. В международной войне — люди — звери, в междоусобной — диаволы.
Такова тройная ложь большевиков — «мир, хлеб, свобода» — бесконечный голод, бесконечное рабство, бесконечная война — тройное царство диавола.
Ежели будет и во всем мире то же, что в России, то наступят те дни, о которых сказано: «Тогда будет великая скорбь, какой не было от начала мира и не будет. И если бы не сократились те дни, то не спаслась бы никакая плоть; но ради избранных сократятся те дни».
Избранные — все, кто с сынами диавола борется. Пусть же каждый из борцов помнит, что он борется не только за свое отечество, но и за весь мир, и что он самим Богом избран.
Большевиков, сынов диавола, мы не победим иначе, как с Богом.
О ЧЕРТЕ, ЧЕСТНОСТИ И РАВЕНСТВЕ
Ответ читателю [11]
По поводу моей статьи «Тройная ложь» один из читателей предлагает мне три вопроса.
Первый: «В шутку или серьезно назвали вы большевиков сынами диавола? Если в шутку, то не грешно ли смущать умы и без того уже смущенные подобными шутками? А если серьезно, то неужели вы, образованный человек XX века, верите в диавола? И в какого же именно? Не в христианского ли черта с хвостом и рогами?»
11
Впервые: Свобода (Варшава). 1920. 2 октября. № 66. С. 2–3.
Второй: «Неужели считаете вы всех большевиков сплошь негодяями? Нет ли между ними и честных людей, даже святых? Читали вы статью Максима Горького о Ленине?»
Третий: «Не полагаете ли вы, что и у большевиков есть правда — идея равенства?»
На каждый из этих трех вопросов можно бы ответить целою книгою. Но я постараюсь быть кратким.
Первый вопрос о «черте» кажется довольно ядовитым, но маленьким. Легко увильнуть от жала его, ответив с такою же лукавою легкостью и плоскостью, с какой он поставлен: «Да, виноват, пошутил». Но, если отвечать искренне, то вопрос бездонно углубляется.
Я хорошо понимаю, как стыдно «образованному человеку XX века» верить в черта. Ведь нынче не только образованные и умные люди, но и невежды и дураки ни в Бога, ни в черта не верят.
Ведь даже сам «образованный» лакей Смердяков знал, что в Священном Писании «про неправду все писано» — Смердяков знал это вместе с Вольтером, Марксом и Лениным.
Верить в Бога — еще с полгоря, полстыд; но в черта — это уж стыд окончательный. Да, все это я хорошо понимаю. Но делать нечего, беру на себя весь стыд. Говорю прямо и просто: верю в черта. Верю в него наперекор Вольтеру, Марксу, и Ленину, и Смердякову, вместе со смиренной старушкой, смиренно верующей — sancta simplicitas [12] — и с великим математиком Паскалем, и с великим реалистом здешних и нездешних реальностей, Достоевским, и с тем, кто до создания мира «видел сатану, спадшего с неба, как молнию». Верю в него не только «гремящего и блистающего», «сына денницы», «Светоносного», Люцифера, некогда любимого первенца творения, но и в современного «маленького бесенка с насморком», и даже в самого обыкновенного «черта с хвостом, вот как у датской собаки», который мучил в кошмаре Ивана Федоровича Карамазова. Верю в черта и не очень стыжусь, потому что смею думать, что Паскаль и Достоевский заглядывали в такие бездны отрицания и сомнения, какие и не снились не только Смердякову, но и самому Ленину.
12
Святая простота (лат.).
Что такое «диавол»? Абсолютное Зло, реализованное в абсолютной Личности. Если вообще личность — только эмпирическое явление, такое же, как пламя на горящей свече, — задули свечу и пламя потухло, или как пузырьку на воде — вскочил пузырь и лопнул, — тогда, разумеется, не может быть и вопроса о существовании диавола. Но тогда не может быть вопроса и о существовании личного Бога. Тогда правы те, кто ни в Бога ни в черта не верит. Если же личность есть нечто большее, чем — пламя на свечке, — пузырь на воде, — если корнями своими прикасается личность к «мирам иным», то нельзя обойти вопроса о реализации абсолютного Блага и абсолютного Зла в личности, о существовании личного Бога и диавола.