Россия и Германия. Стравить! От Версаля Вильгельма к Версалю Вильсона. Новый взгляд на старую войну
Шрифт:
Так или иначе, Скобелев умер. Но оставил враждебным к России германским кругам вечно удобный повод делать лояльное отношение к России непопулярным.
Бисмарка же (его Скобелев после Берлинского конгресса терпеть не мог) речи генерала весьма встревожили. И ему вместе с Шуваловыми пришлось немало потрудиться, чтобы как-то исправить положение к лучшему. Однако в России все активнее действовали профранцузские (фактически — антирусские) политические и экономические шулеры. И поэтому российско-германские отношения постоянно лихорадило, а тон задавал нередко сам Александр III. После февральской «речи» Скобелева он отозвал последнего в Петербург, но вышел генерал из царского кабинета после двухчасовой (!) аудиенции
После кончины Скобелева русский император направил его сестре очень сочувственную телеграмму, в которой не было и тени «официальщины», зато были слова: «Грустно, очень грустно терять таких полезных и преданных своему делу деятелей».
Даже всегда прохладно относившийся к Германии академик Тарле позже признавал: «В Германии уже никогда не забывали ни речи генерала, ни телеграммы императора»…
Одно время, правда, просвет, вроде бы, наметился… 18 июня 1887 года усилиями братьев Шуваловых и Бисмарка был заключен так называемый «договор перестраховки». Россия и Германия обязывались не нападать друг на друга и сохранять нейтралитет, кроме случая нападения России на Австро-Венгрию, а Германии — на Францию.
Ну какое нам было дело до Франции! Увы, на большее Александр III с Германией не шел, но это была узколобая политика. Инициативное нападение России на Австрийскую империю выглядело бы глупым и бесцельным ходом. И поэтому почти невероятным даже для царизма. А вот военные действия Германии против Франции были реальны. Поэтому Россия своим договором страховала скорее Францию, чем Германию. Бисмарк это понимал, нажимая на нас. И начались русско-германские таможенные трения. Тупая царская политика вредила и экономике, и будущему России.
Французский историк Антонэн Дебидур в молодости воевал с пруссаками и по отношению к Германии его нельзя обвинять в объективности. Но не более верно изображал он и франко-русские отношения. Согласно Дебидуру — а он был современником всех описываемых событий, — инициатива сближения принадлежала России, хотя на деле в этом была за интересована как раз милая сердцу Дебидура Галлия. Франция обеспечивала себе, во-первых, безопасность. Во-вторых, она вытесняла с Востока Германию. А России союз с Францией не давал ничего, кроме займов, способных стать сыром в мышеловке — да еще и небесплатным. В придачу мы получали абсолютно нам невыгодную вражду с немцами.
Наши связи с немцами установились не вчера. Можно вспомнить множество немецких по рождению, но русских по судьбе и заслугам перед Родиной немецких фамилий, хотя бы того же Эмилия Христиановича Ленца или академика Карла Максимовича фон Бэра, писавшего свои труды на немецком языке, но одним введением в народное потребление каспийской селедки (вместо «голландской») увеличившим национальное богатство России на миллионы тогдашних очень весомых и очень нам нужных рублей.
Возможно, читатель удивится — причём здесь селёдка? Дело в том, что по тем временам, в разруху Крымской войны, мы еще не умели приготовлять сельдь в промышленных масштабах самостоятельно. И впервые это удалось именно Бэру — не только великому русскому биологу, но и, как видим, практическому организатору конкретных хозяйственных дел, укреплявшему нашу экономическую независимость.
Бэр же был инициатором знаменитой (увы, ныне полузабытой!) транссибирской экспедиции Александра Федоровича Миддендорфа 1842–1845 годов. Одним из результатов экспедиции еще одного русского немца стало присоединение к России Амурского края. Впрочем, это был век девятнадцатый.
Однако ещё в петровские времена восемь лет шёл по просторам Сибири — с благословения великого Петра и по его приказу — Даниил Готлиб Мессершмидт, родившийся в Данциге, умерший в 1735 году в Петербурге, в нужде… Быстро освоив русский, он писал о себе: «Претерпевая великие труды и поездки, лишился здравия своего от нетерпимых многократных болотных и протчих вод, собирал в Сибири старинных мамонтовых костей, всяких каменьев и протч.».
Уроженец Лейпцига, Готлиб Шобер, тоже по воле Петра, исследовал Поволжье, Терек, Каспий. Умер в Москве.
Вот как оценил их заслуги перед Россией академик Владимир Иванович Вернадский: «С них начинается естественнонаучное изучение России, они являются родоначальниками того великого коллективного научного труда, который беспрерывно и преемственно продолжается с 1717 года до наших дней… Шобер и Мессершмидт были немцами, но отдали России всю свою жизнь… Их имена должны быть запомнены нами — продолжателями начатого ими дела».
Немка Екатерина II удержала Россию от немецкого засилья, от властвования над русскими императора Петра III, желавшего быть «прусским поручиком». Манифестами от 4 декабря 1762 года и от 22 июля 1763 года Екатерина приглашала иностранцев селиться в свободных местах России. На русские земли потянулись переселенцы из Вестфалии, Пфальца, Баварии, Саксонии, Швабии, Эльзас-Лотарингии. К концу XIX века у нас жили почти полтора миллиона немцев, в одном только Поволжье было 190 их колоний. Немецкий вопрос в России имел и плюсы, и минусы, но был фактом. Причем фактом в потенциале положительным, потому что колонии были не раковыми опухолями, а примерами разумного хозяйствования и разумной жизни. Они не подавляли русских, а вносили в общий российский процесс что-то свое, России нужное и полезное. Что же касается государств, то союзные Германия и Россия взаимно дополняли бы друг друга во всех отношениях. И хотя пангерманисты заглядывались на Украину, в Германии было достаточно трезвых голов для того, чтобы понять: «Всяк при своем». По крайней мере, на русском Востоке.
В своей практической внешней политике Бисмарк далеко не всегда был последовательным проводником собственных же принципов. Как правило, государственному деятелю его принципы не должны мешать поступать реалистически, с учетом конкретной обстановки. И поэтому порой жестоко конфликтуя с Россией, он всегда был лоялен к ней.
Русский мыслитель Николай Яковлевич Данилевский в своем труде «Россия и Европа» написал о вечной вражде к нам Англии, о вечной готовности Франции встать рядом с Альбионом против российских интересов. Что же касается Пруссии, то Данилевский высказался однозначно: «Задача этого государства, столь блистательно им начатая еще во времена Великого Фридриха, столь блистательно им продолженная под руководством Бисмарка, но далеко еще не оконченная, — заключается, бесспорно, в объединении Германии, в доставлении немецкому народу политической цельности и единства. Цель эта недостижима без помощи и содействия России».
Так считал и Бисмарк. Когда ему сообщили, что принц Вильгельм (будущий император) хочет выучиться русскому языку, канцлер буркнул: «Это самое лучшее, что он может сделать». Однако Бисмарку же принадлежат следующие слова: «Есть одно благо для Германии, которое даже бездарность германских дипломатов не сможет разрушить: это англо-русское соперничество».
Но верхушка российского общества считала иначе…
Люди практического дела смотрели на многие вещи спокойнее… Так, в 70-е годы XIX века фирма Круппа, получив от прусского правительства заказ на орудия крупного калибра, столкнулась с большими трудностями. Справиться с ними помогли русские ученые-артиллеристы — специалисты по баллистике и порохам, а опытные стрельбы Крупп проводил на Охтенском полигоне… Ведь и самой России такой опыт был нелишним.