Россия и Германия. Стравить! От Версаля Вильгельма к Версалю Вильсона. Новый взгляд на старую войну
Шрифт:
На Дальнем Востоке от имени России совершались преступные глупости. А как обстояли русские дела в Европе?
Умная русская европейская политика укладывалась в три слова: «Мир с Германией». Такой мир позволял решать попутно и кавказские проблемы, развивать Среднюю Азию. Проводить достойную, уважительную к себе «германскую» политику России было бы непросто, однако возможно!
Недаром Бисмарк видел будущее российско-германских отношений только мирным. Да, противоречия между двумя странами были немалые, хотя большая часть их имела не объективный, а буржуазно-капиталистический характер. Самым неприятным образом это проявлялось в конкуренции русских и прусских помещичьих хлебов на германском и европейском рынках. Были и другие острые
А «градоначальники» всероссийского Глупова поступали прямо противоположно. Уже после Седана Александр II требовал от Пруссии ограничиться меньшими репарациями, чем она рассчитывала получить с Франции. Так и пошло… В 1875 году Бисмарк затевает превентивную войну против Франции, а Александр II своей политикой ее срывает. В результате Россия после русско-турецкой войны на Балканах сталкивается на Берлинском конгрессе с противодействием Австро-Венгрии и Англии, а Германия ее не поддерживает. К слову сказать, в Берлине судьбу южных славян недрогнувшей рукой кромсали лорд Солсбери и наш знакомец Дизраэли, уже ставший лордом Биконсфилдом. Этот же дуэт тонко рассоривал и русских с немцами.
Стремление к постоянному ослаблению России вообще было неизменной линией Дизраэли год за годом. Расчёт был дальний, на десятилетия. И ведь выходило! В 1879 году Вильгельм I и Александр II рассорились окончательно. Недалекий, но самолюбивый русский «царь-освободитель» разобиделся на Германию за её поведение на Берлинском конгрессе — словно у Германии не было к России встречных серьёных претензий.
Берлинский конгресс, подводивший итоги русско-турецкой войны 1877–1878 годов, описывают в разных странах по-разному, и в России издавна ставят его Германии в вину. Так, известный советский историк академик В. Хвостов считал, что Бисмарк вел себя двулично, разыгрывая «честного маклера». Ещё более резко выражается 2-е издание Большой советской энциклопедии: «Председатель Берлинского конгресса Бисмарк занял позицию, явно враждебную России и славянским народам Балканского полуострова».
На самом же деле Бисмарк и до конгресса, и после него был лоялен по отношению к единственному государству — Германии, и к единственному народу — немецкому. Можем ли мы быть за это на него в претензии, читатель?
Собственно, на ход и исход Берлинского конгресса влиял не Бисмарк, а секретное Рейхштадтское соглашение, подписанное Александром II и австрийским императором Францом Иосифом в богемском замке Рейхштадт за год до русско-турецкой войны — 8 июля 1876 года.
Тогда факт его заключения от российских славянофилов скрыли, что и неудивительно. Ведь по этому соглашению стороны (фактически, только Россия) обязывались не оказывать содействия образованию на Балканах «большого славянского государства». Тем самым Россия обеспечивала себе нейтралитет Австрии при войне с турками.
Итоги турецкой войны и завершивший ее Сан-Стефанский договор стимулировали иной поворот событий, чем то было обусловлено двумя императорами до начала войны.
Недовольство Австрии и вызвало к жизни Берлинский конгресс и пересмотр Сан-Стефанского договора, что плохо сознавали как тогдашние, так и нынешние славянофилы.
За четыре месяца до Берлинского конгресса Тургенев писал в письме из Парижа: «Контрданс наш с Англией только что начался; запутаннейшие фигуры — впереди. Бисмарк, по-видимому, хочет ограничиться ролью „тапера“: пляшите, мол, голубчики, а мы посмотрим».
Осуждения Бисмарка у Тургенева нет. Великий наш писатель мыслил трезво: своя рубашка ближе к телу, тем более, когда это и не «рубашка», а РОДИНА! ОТЕЧЕСТВО!! Которое нужно любить не только сердцем, но и умно любить…
Между прочим, вот итоговое (уже после конгресса) мнение генерала Дмитрия Алексеевича Милютина, одного из авторов Сан-Стефанского русско-турецкого договора, существенно урезанного Берлинским трактатом: «Если достигнем хоть только того, что теперь уже конгрессом постановлено, то и в таком случае огромный шаг будет сделан в историческом ходе Восточного вопроса. Результат будет громадный, и в России можно будет гордиться достигнутыми успехами».
Милютин был политиком-практиком, в отличие от профессорствующих и литераторствующих болтунов-славянофилов. Поэтому и он, и канцлер Горчаков понимали, что Россия на Востоке одержала такую победу, которая намного превышает наши возможности воспользоваться ею. Мы и так получили немало: Каре, Батум, закрепление своих позиций на Кавказе.
Конгресс проходил с 13 июня по 13 июля (редкий случай откровенно провокационной символики) 1878 года по требованию Англии и Австро-Венгрии. Только что закончилась русско-турецкая война (та самая, когда «на Шипке было все спокойно»). Россия чуть не взяла Константинополь — Стамбул, то есть едва не получила контроль над черноморскими проливами. Если бы такая ситуация закрепилась (что в общем-то было нам абсолютно «не по зубам»), то «британскому льву» оставалось бы только утопиться с горя в Мраморном море — как раз между Босфором и Дарданеллами.
Чтобы такого не допустить, Британия еще в феврале 1878 года (между прочим, тоже 13-го) выслала в Дарданеллы эскадру из 6 кораблей и резко надавила тем самым на Россию.
Сильные позиции России в славянском мире были ни к чему и австриякам. Обеспечить такие позиции всерьез, то есть экономически, мы были не в состоянии, но даже рост нашего морального авторитета у «братьев-славян» вызвал в Вене панику. За неделю до конгресса англичане и австрийцы заключили соглашение о совместной (и несомненно антирусской) линии поведения в Берлине. Соблюдено было соглашение свято, но Бисмарк не помогал в этом австрийскому министру иностранных дел графу Андраши и вечному лорду Биконсфильду, то есть Дизраэли. Последний пересекал Ла-Манш 20 лет назад и по приезде в Берлин тут же заказал обратный специальный поезд до Кале, намекая на то, что он признает лишь одно направление работы делегаций великих держав — по лондонскому сценарию…
Формальный глава российской делегации — канцлер и князь Горчаков — блистал манерами. Но «первую скрипку» в переговорах играл «второй делегат» — граф Шувалов, с которым у Бисмарка установились уважительные и доверительные отношения. После конгресса о Шувалове говорили, что он якобы продал интересы России. Неумная аттестация… Да и неверная.
Что касается политической позиции германского канцлера, то ее наиболее верно, пожалуй, оценил сторонний в данном случае наблюдатель… Профессор Дебидур в своей «Дипломатической истории Европы» написал: «Бисмарк желал, чтобы Россия оставалась достаточно сильной, по крайней мере настолько, чтобы могла служить противовесом Австро-Венгрии, так как он не желал допускать, чтобы Германия попала в зависимость от Габсбургской монархии». Серьезного усиления России Бисмарк тоже, конечно, опасался.
Государства не люди. И за компетентными действиями глав государств стоят не личные пристрастия, а логика жизни народов. Увы, в России этого понять не захотели. Даже такой тонкий дипломат (а не только поэт), как Федор Тютчев, как и многие, рассчитывал на благодарность Германии за прошлую поддержку ее Россией в конфликтах с Францией и Австрией. Зато по сей день в нашей исторической литературе, особенно в творениях неославянофилов и неопанславистов утверждается, что в эпоху первых балканских кризисов Бисмарк хотел-де стравить Россию и Австро-Венгрию. На деле быть такого не могло уже потому, что подобный разворот европейской политической жизни вел Россию к союзу с Францией. Ведь в те времена конфликт Вены и Парижа был не просто традиционным — тогда его постоянно подпитывал «итальянский вопрос». И с чем и с кем оставалась бы тогда Германия? Хорошие отношения с Австро-Венгрией для ее уверенного будущего были желательными, а с Россией — жизненно необходимыми.