Россия и мусульманский мир № 3 / 2013
Шрифт:
При этом важно заметить, что исламская религиозность в Башкирии очень слаба, слабее, чем в любом другом традиционно исламском регионе России. Ильдар Малахов, ректор Исламского института им. Марьям Султановой (главного медресе ДУМ РБ), самокритично заявил автору этих строк в ходе интервью (ноябрь 1999 г.): «Мечети не полупусты, а пусты; среди мусульман нет интеллигенции; а в медресе идут учиться те, кто никуда больше поступить не могут».
Как среди башкир, так и среди татар заметным явлением стал переход в христианство, в основном в пятидесятничество и евангелизм, в значительно меньшей степени – в православие и католицизм, а также к новоапостольникам, мормонам, иеговистам. Исламские лидеры (в первую очередь из ДУМ РБ), а также из башкирских националистических организаций выражают по этому поводу свое возмущение, но ничего поделать не могут, тем более что власти серьезно не ограничивают проповедь протестантизма среди коренного мусульманского населения. В то же время лидеры башкирского национального движения культивируют специфические черты башкирской духовной культуры, любят подчеркивать особенности исламской религиозности кочевых народов, свою общность с казахами и ногайцами, но не с татарами. В среде национально ориентированной интеллигенции с ностальгией вспоминают о громком зикре, окончательно запрещенном в 1966 г. муфтием ДУМЕС Хиялетдиновым, а также об исчезнувшем ишанизме (разновидность суфизма).
Другая линия религиозных исканий башкирских националов связана интересом к доисламским языческим верованиям народа. В общем русле национального возрождения до середины «нулевых» годов рос интерес к национальному эпосу «Урал-Батыр», сохранившимся в народе языческим верованиям, например поклонение камням (в честь духа гор Тау Эйахы до сих пор строятся пирамиды из камней на вершинах); поклонение верховному богу Тенгри, которого часто отождествляют с Аллахом; поклонение царю неба Самралу; поклонение духу воды Хпу Иняхы и т.д. На этой почве в башкирских деревнях бывают конфликты между крестьянами-башкирами и имамами-татарами, стремящимися искоренить языческие верования.
На волне национального движения также возникают конфликты в связи с недовольством численным преимуществом татар в мусульманском духовенстве. В 1994–1995 гг. несколько представителей башкирской художественной интеллигенции заявили о переходе из ислама в тенгрианство. Среди них – писатель Ахмет Утебаев, художник Фарид Ергалиев и др. В июне в 1995 г. на Всемирном курултае башкир один из делегатов с трибуны объявил о разрыве с исламом и о переходе в тенгрианство, что послужило поводом для скандала. В уфимских СМИ периодически можно услышать пропаганду идеи возвращения к национальной башкирской доисламской вере. Большой резонанс имело издание книги Салавата Галямова «Великий Хау Бен. Исторические корни башкордско-английского языка и мифологии» (Уфа, изд-во «Башкортостан», 1997, 319 c.), в которой на основе лингвистического и мифологического анализа утверждалось историческое первенство и истинность первоначальной религии башкир, основу которой, по мысли автора, составляют зороастризм и тенгрианство.
Мусульманское духовенство относится к этим настроениям крайне отрицательно и даже запрещает верующим говорить о тенгрианстве. До середины нулевых годов тенгрианские идеи часто оказывались в центре публичных дискуссий, однако в какие-либо организованные формы башкирское тенгрианство не вылилось и к 2012 г. сохранилось лишь в качестве темы интернет-обсуждений башкирских националистов (один из сайтов, на котором обсуждаются тенгрианские темы – www.rb21vek.com).
Существуют и настроения в пользу формирования некоей специфической башкирской веры на основе оккультизма (при значительном влиянии рерихианства) и тюркской мифологии.
В начале 1990-х годов президент Башкортостана М. Рахимов жестко конфликтовал с московскими властями, добиваясь максимальной самостоятельности. В качестве рычага давления им использовались и башкирские националистические организации. В 1993 г. была принята Конституция Башкортостана, провозгласившая «суверенитет» республики, а в 1994 г. между Башкортостаном и федеральным правительством был подписан договор «О разграничении предметов ведения и взаимном делегировании полномочий», узаконивший за республиканскими властями широкие права, выходящие за рамки Конституции РФ. После этого отношения между Москвой и Уфой стабилизировались. В 2002 г. Конституция Башкортостана формально была приведена в соответствие с Конституцией РФ, но на самосознании башкирского народа и политической элиты республики это мало отразилось.
Религиозная политика М. Рахимова, однако, всегда была очень умеренной и осторожной. В республике декларировалось равенство религиозных организаций, никогда не подвергались серьезной дискриминации религиозные меньшинства. Тем не менее симпатии власти всегда были очевидны. До 1993 г. президент М. Рахимов оказывал моральную и материальную поддержку ЦДУМР и приглашал на различные мероприятия муфтия Т. Таджуддина. Позднее М. Рахимов постепенно начал переориентироваться на ДУМ РБ, что расценивается как следствие пророссийской ориентации ЦДУМР, в надежде найти в ДУМ РБ «свой», послушный его власти муфтият. М. Рахимов включил в 1993 г. в Общественный совет при президенте представителей ДУМ РБ (но не ЦДУМР) и РПЦ. С конца 1995 г. наметилось охлаждение М. Рахимова к ДУМ РБ и вторичное приближение Таджуддина к власти. Подобная переориентация закономерна – ДУМ РБ не был склонен к полной лояльности каким-либо властям, а антитатарская направленность башкирского национального движения постоянно создавала проблемы для властей республики в их отношениях с татарской общиной. Союз с ЦДУМР в значительной степени снимал эту напряженность.
С середины 1990-х годов в республике заметен рост страха перед исламским фундаментализмом и экстремизмом, что также способствовало сближению властей с ЦДУМР. С 1997 г. власти стали высылать всех иностранных проповедников и преподавателей ислама. Так, в ноябре 1998 г. из Уфы были высланы шестеро граждан Пакистана «за антироссийские высказывания, направленные на разжигание национальной и религиозной вражды». В августе 2002 г. за пределы Башкортостана была выслана большая группа граждан Турции, являющихся последователями радикальных исламских объединений «Сулейманжди» и «Нурджулар». Лидер группы Чалышкан Сейди прибыл в город Октябрьский в 1998 г., заручившись поддержкой местных властей. Как сообщает Центр общественных связей УФСБ по Башкортостану, был создан «благотворительный пансионат для сирот», где детей воспитывали «в духе пантюркизма и религиозного фанатизма».
К середине нулевых годов стало очевидно, что муфтий Т. Таджуддин сумел восстановить свои позиции в обществе, что не в последнюю очередь было связано с тем, что в 1995 г. М. Рахимов совершил хадж в обществе Таджуддина. Особенно активно проявил себя муфтий во время выборов президента Башкортостана летом 1997 г., демонстрируя полную поддержку кандидатуры М. Рахимова. Самым главным делом Т. Таджуддина в 1997– 1998 гг. стало строительство комплекса мечети-медресе «Лале-тюльпан» в Уфе, финансирование которого осуществлялось в значительной степени за счет республиканского бюджета. Торжественное открытие этой мечети в конце 1998 г. в присутствии М. Рахимова и Т. Таджуддина стало символом объединения этих лидеров.
Со временем общероссийский статус таджуддиновского ДУМ РБ стал восприниматься Рахимовым не как недостаток, а как достоинство. В интервью «Независимой газете» он сказал: «…у Верховного муфтия Талгата Таджуддина должен быть свой штат и штаб-квартира в Москве. В Татарстане уверены, что их муфтий – глава российских мусульман вне Кавказа – у них главный, Равиль Гайнутдин тоже оспаривает право на этот пост. Мне кажется, есть все основания считать главным Таджуддина. Он работает в Уфе, где уже 200–300 лет назад было создано Управление мусульман, и он по праву считается Верховным муфтием… Руководство нашей страны должно относиться к этому вопросу внимательно». Администрация Рахимова декларировала равенство всех религиозных организаций (исключение делалось только для «ваххабитов»), в том числе равенство ДУМ РБ и ЦДУМР. Обоим духовным управлениям передавались на равных условиях здания и земля. Однако крупнейшая, «главная» мечеть республики Лале-тюльпан, содержащаяся на балансе республики, была передана ЦДУМР.
Важная особенность религиозной политики властей Башкортостана при президенте Рахимове – стремление побудить различные религиозные организации к терпимости и сотрудничеству. Власти стремились не допускать публичных нападок религиозных деятелей друг на друга, равно как и агрессивных выпадов в светской печати.
Несмотря на провозглашение политики веротерпимости, администрация М. Рахимова на практике перестала благоволить к Духовному управлению мусульман Башкортостана, который снисходительно называли «незаконнорожденным ребенком парада суверенитетов после распада СССР». Соборная мечеть Уфы Лале-тюльпан, построенная в 1999 г. на средства из государственного бюджета, была передана в юрисдикцию Т. Таджуддина. Районные местные власти в республике в вопросах аренды помещений и помощи в строительстве культовых зданий относятся к мусульманам с большим пониманием, чем к православным или к религиозным меньшинствам. Прямым гонениям в республике подвергались только ваххабиты и их последователи в мусульманских приходах, относящихся, как правило, к Духовному управлению мусульман Башкортостана.