Россия и мусульманский мир № 9 / 2014

А. Алейников, доктор философских наук (Санкт-Петербургский государственный университет)

А потом будем долго огни принимать за пожары мы. И людей будем долго делить на своих и врагов.

Владимир Высоцкий

Динамика

посткрымских конфликтов сегодня еще, в лучшем случае, может быть описана, но вряд ли объяснена и понята, не говоря уже о предложении концептуальных моделей, включающих сценарное прогнозирование и выработку рекомендаций. Недаром в социальных сетях среди экспертов, обсуждающих «крымский вопрос», популярен анекдотический диалог двух политологов: «Ты что-нибудь понимаешь?» – «Я тебе сейчас объясню…» – «Объяснить я могу и сам. Ты что-нибудь понимаешь?» Впрочем, и Конгресс США инициировал расследование работы своих спецслужб, так как те не знали о планах России на Украине. Сотрудников ожидает служебная проверка специальной комиссии Палаты представителей США.

Одно из оправданий случившегося конгрессмены видят в разном стиле работы аналитиков, что и объясняет разницу в выводах разных групп разведки. К сожалению, из сообщений СМИ не ясно, использовала ли какая-нибудь группа для работы теоретическую схему как-то постепенно выходящего из моды, зачастую высокомерно критикуемого «серьезными социологами», но штудируемого на всех мировых политологических факультетах Самюэля Хантингтона. Все его концепции – образец элегантной стройности, эрудированной аргументации, доступности формы изложения и брутальной простоты выводов. В период вьетнамской войны «Карл Маркс Пентагона», как его называли, умело заточил теоретические положения исследования «Политический порядок в меняющихся обществах» под практическую политику Вашингтона. Протестующие против войны студенты пикетировали его кабинет в Гарварде, а он в это время лично выезжал во Вьетнам консультировать американское командование по стратегии борьбы с партизанами. Хантингтон рекомендовал Вашингтону не комплексовать и относиться прагматично-реалистически к своему вынужденному покровительству военным и авторитарным правителям Третьего мира и не стеснялся в качестве одного из лучших примеров модернизационной диктатуры называть сталинский режим в СССР [Дерлугьян 2013: 344–346].

В своей политконсалтинговой деятельности он предлагал модели, позволяющие политикам «систематизировать и обобщать реальность; понимать причинные связи между явлениями; предчувствовать и, если повезет, предсказывать будущие события; отделять важное от неважного; показывать, каким путем двигаться, чтобы достичь наших целей». К сожалению, С. Хантингтон ушел из жизни 24 декабря 2008 г., оставив Конгресс и спецслужбы США без своих мощных, теоретически аргументированных консультаций.

Но еще в 1993 г. он сформулировал ряд тезисов, цитируемых, как правило, по случаю, но которые сегодня выглядят пророчески:

– осознание различной культурной идентичности определяет модели сплоченности, дезинтеграции и конфликта;

– наиболее масштабные, важные и опасные конфликты произойдут между народами различной культурной идентичности, и они всегда возникают вдоль «линий разлома»;

– относительное влияние Запада снижается;

– универсалистские претензии Запада все чаще приводят к конфликтам;

– русские сплачиваются вокруг символов своей идентичности;

– Украина является расколотой страной с двумя разными культурами, линия разлома проходит прямо по ее центру вот уже несколько столетий;

– конфликт между русскими и украинцами маловероятен, если политические лидеры приложат значительные усилия и избегут давления крайних националистов с обеих сторон;

– вероятным вариантом развития ситуации является раскол Украины по линии разлома на две части; восточная – войдет в состав России;

– вопрос отделения первым поднимется в Крыму;

– «обрезок» униатской и прозападной Украины может стать жизнеспособным при активной и серьезной поддержке Запада, которая может быть оказана только в случае серьезного ухудшения отношений между Россией и Западом вплоть до уровня противостояния времен «холодной войны»;

– Россия и Украина являются стержнем, необходимым для единства православного мира;

– выживание Запада зависит в том числе от принятия мировыми лидерами полицивилизационного характера глобальной политики и сотрудничества для его поддержания [Хантингтон 2003: 11–14, 254–258].

Малкольм Гладуэлл в социологическом бестселлере «Переломный момент» сформулировал ряд закономерностей социальных изменений. Одно из них гласит, что большие перемены следуют за малозаметными событиями, и иногда эти перемены могут быть очень стремительными. Силовой разгон студентов на Майдане ноябрьской ночью 2013 г. вряд ли сам по себе был смертельным для сложившихся глобальных правил, но стал триггером для реального воплощения фукуямовского «конца истории». Исторический резонанс этого события обрушил институциональную систему соотношения сил, суть политики и идеологии конфликторазрешения (пусть прагматической и циничной), называемой то ли realpolitk, то ли balance of power politics.

Воронка втянула в себя ранее действующие условия, позволяющие сбалансировать силу участников конфликтов – внутренних и международных. От состояния, описываемого как посткоммунистическая, постсоветская трансформация, Россия переходит к какому-то новому, еще плохо поддающемуся артикуляции (не принимая в расчет ее истерические апокалиптические или ура-патриотические формы) этапу формирования качественно иных форм и методов управления конфликтами между политическими лидерами, военно-политическими блоками и государствами.

Зафиксируем последствия, которые уже достаточно очевидны на данный момент (это далеко не полный перечень, но говорить о рисках надо, ибо, к сожалению, генералы всегда готовятся к прошедшей войне, а политики готовятся к прошлым конфликтам).

• Утрачена былая самоочевидность понятия «постсоветское пространство» и создана другая реальность, новое политическое, экономическое, культурное, образовательное и управленческое пространство. Нельзя в этом сюжете не отметить и роль социологических пророков в своем Отечестве. В 1995 г. как изысканный и загадочный интеллектуальный прикол воспринимался анализ российского социолога А.Ф. Филиппова, провидчески заметившего: «Действительно, сейчас есть международно признанные границы “России”, унаследованные новым государством от Российской Советской Федеративной Социалистической Республики в составе СССР. Однако велика ли цена этой фактичности?.. Сегодня власть в Москве у политиков, сделавших ставку на признание административных границ между союзными республиками бывшего СССР в качестве межгосударственных. Завтра она может перейти к тому, кто хотел бы прирастить территорию за счет “исконно русских земель”. Наконец, сегодня “мировое сообщество” признает Россию в одних границах, а завтра, быть может, признает в других… Однако со времени формального распада СССР таких чрезвычайных событий набирается что-то уж слишком много, промежутки между ними невелики, и процесс, судя по всему, еще не пришел к завершению. Кто, кроме ангажированных политиков, возьмется сейчас предсказать ближайшие изменения в территориальном устройстве нынешней России? Кто решится определить, исходя из одного только фактического положения дел, что вообще есть Россия?» [Филиппов 1995].

• Расширены границы одного государства (России) при проблемности смыслов существования другого (Украины) даже в уменьшенных территориальных рамках.

• Россия находится в состоянии антагонистического конфликта и невооруженной конфронтации с Европейским союзом и США, экзистенциальной вражды со значительной частью украинского общества, перемаркировавшего внутригосударственный конфликт в национальный, при котором внутренние разногласия переформатируются во внешний выбор враждебности по отношению к России.