Россия и русские. Книга 1
Шрифт:
Однако для России это не являлось чем-то совершенно новым. Московские правители уже давно признали роль дипломатии, особенно в деле сбора необходимой информации. Богатый опыт соперничества со степняками и войн научил их понимать важность сведений о потенциальных оппонентах и ценить умение ослабить противников, разжигая между ними внутренние разногласия. К тому же они имели представление о значении в отношениях между правителями символических аспектов, призванных внушить должное уважение и даже страх, а также заставить считаться с размерами и запасами ресурсов их государства. Вот почему московские послы часто настаивали на том, чтобы весь список титулов их правителя и зависимых территорий зачитывался полностью при государственных мероприятиях.
В 1549 г. в Москве появился Посольский приказ, первое Министерство
Поначалу Россия развивала международные отношения посредством специальных посольств, то есть делегаций ведущих государственных деятелей, приезжавших в другую страну на ограниченный период для ведения особых дел. И только в конце XVII в. Россия впервые послала за границу постоянного посла, сначала в Польшу, потом в Швецию — два государства, с которыми у нее были самые близкие отношения.
В начале XVIII в. ситуация резко изменилась. К 1725 г. в различных европейских столицах располагалось двенадцать постоянных российских дипломатических миссий. Более того, Петр I позаботился о том, чтобы их штат состоял из представителей важнейших аристократических семей, которым при ведении дел предоставлялась относительная свобода действий. Царь требовал от будущих дипломатов изучения французского языка и пребывания с юношеских лет в других европейских странах. В отличие от своих бородатых, одетых в длинное платье предков они должны были стать частью «аристократического интернационала», настоящими европейскими господами, способными держаться наравне с иностранными коллегами. В результате в России появилась самая серьезная и тщательно продуманная для того времени система дипломатической подготовки. Россия также стала одним из первых государств, где был создан секретный архив дипломатических документов, при помощи которого официальные лица могли получить нужную информацию, а также сослаться на прецедент или тексты договоров, когда этого требовали обстоятельства15.
К середине XVIII в. Россия уже заняла прочное место на дипломатической сцене Европы. Сэр Джордж Макартни, британский посол в Санкт-Петербурге, отметил в 1765 г., что она «больше не рассматривалась как далекая сияющая звезда», а стала «громадной планетой, влившейся в нашу систему; ее место еще не определено, но ее движение очень сильно влияет на движение всех других планет»16.
Неудивительно, что появление России воспринималось некоторыми державами с опаской. Один английский журналист назвал ее «самой ужасной империей, когда-либо возникавшей на земле». Другой же, более проницательный наблюдатель отмечал интенсивную подготовку России ко всем ее дипломатическим или военным кампаниям: «Они побеждают интригой перед непосредственным появлением на поле боя; они дают взятки, льстят, берут хитростью и мошенничеством»17. Будто бы другие государства не делали то же самое! И все же данное мнение свидетельствовало о том, что Россия рассматривалась в Европе как нечто чуждое и зловещее. Угроза в лице Османской империи начала отступать, а Россия казалась другой полуазиатской державой, готовой занять ее место и в некоторых отношениях представлявшей еще большую опасность.
Однако внешность обманчива: обеспокоенность России, стремившейся любым, даже символическим образом подтвердить свою мощь, ее скрупулезные приготовления к военным или дипломатическим действиям вытекали из ощущения собственной потенциальной слабости. Отсюда, с одной стороны, приверженность идее «политического равновесия» в Европе, а с другой — периодические попытки заменить ее в XIX и XX вв. чем-то более постоянным и универсальным, таким, например, как система Венского конгресса после наполеоновских войн.
Балтийское море
Россия не могла стать европейской державой в полном смысле этого слова, не обеспечив себе безопасный доступ к Балтийскому и Черному морям. В
В марте 1697 г. Петр в составе Великого посольства отправился в путешествие по странам Балтики и Северной Европы. Оно стало последним специальным посольством, используемым в российской дипломатии, и необычным в нем было только самоличное участие царя, путешествовавшего инкогнито под именем бомбардира артиллерии Петра Михайлова. Однако царь сам раскрыл свое пребывание за границей, обижаясь, когда к нему обращались без должного почтения. Посольство создавалось в целях привлечения союзников к антитурецкой кампании, но в ходе поездки Петр понял, что по множеству причин лучше сконцентрировать свое внимание на Балтике. Завоевание балтийского берега означало для России приобретение надежной естественной границы на северо-западе и создание условий для беспрепятственной торговли с богатыми странами Северной Европы.
Возможно, более важным фактором изменения направления внешней политики России стало то, что Петр, оказавшись наблюдательным путешественником, испытал глубокое впечатление от научных, технических и экономических достижений протестантской Европы и решил, что должен сделать Россию частью именно этого мира. Правда, опыт общения с заграницей царь получил еще раньше, в молодости, когда, нарушив московские табу, посещал Немецкую слободу и вступал в длинные (нередко пьяные) разговоры с жившими там торговцами, ремесленниками и наемными солдатами. Там он начал учиться навигации, баллистике и фортификации у голландца Франца Тиммермана и даже стал носить голландскую военную форму. Благодаря европейскому путешествию он познакомился с тем миром, откуда прибыли эти удивительные иностранцы. Некоторые северные европейские государства при реформировании своих экономических и социальных институтов начали использовать достижения «научной революции», а Петр стал не только свидетелем, но и в определенной степени участником этого процесса. Он изучал артиллерийское дело в Кенигсберге, плотницкое ремесло в Амстердаме и кораблестроение в Лондоне. Наблюдения же за деятельностью арсенала, Королевского Монетного двора и Королевского общества вдохновляли его идеями о том, как государство должно покровительствовать науке и технике18. Тогда же Петр окончательно убедился в необходимости постоянных дипломатических представительств при основных дворах Европы.
Стремление России получить безопасный и надежный доступ к Балтике вело к ее противостоянию со шведской империей. Швеция являлась в некотором роде Российской империей в миниатюре — изначально она обладала северными землями с недостаточными ресурсами и незащищенными границами, а впоследствии расширила свои владения за счет южных и восточных территорий. К концу XVII в. Швеция почти достигла своей цели — главенствующего положения на Балтийском море и его береговых линиях, а соответственно и в международной морской торговле. Хорошо обученная пехота и способность к быстрой мобилизации ресурсов сделали Швецию, по мнению Петра, прекрасным примером для подражания. Своеобразной моделью являлось и моральное состояние самих шведов: живая лютеранская вера наряду с национальным единством и относительно высокой социальной мобильностью создали, по стандартам того времени, необычайно прочное общество, которым и восхищался Петр19.
В силу всех этих причин Швеция являлась куда более серьезным противником, чем полагал по-юношески импульсивный Петр. Заключив в 1700 г. союз с Польшей и Данией, он повел значительные силы на север для осады Нарвы, самого восточного порта в Финском заливе. Петр ошибся, рассчитывая на легкую победу над молодым и неопытным Карлом XII. Дания вышла из альянса, а польская армия не смогла взять Ригу, поэтому России пришлось воевать одной. Русская армия превышала шведскую по численности в четыре раза и легко бы захватила Нарву, если бы не великолепная подготовка шведских войск и вдохновенное командование их мальчика-короля. Он освободил Нарву и разбил вражеские силы.