Россия и Япония: стравить!
Шрифт:
15 января 1904 года на придворном балу в Зимнем дворце присутствовал японский посланник во Франции Итиро Мотоно. И, как вспоминал потом генерал Епанчин, на него смотрели как на шпиона, а то и на предателя.
Та самая придворная шваль, которая порождала абаз и безобразовых, почему-то ожидала от Мотоно, что он будет стоять за интересы России, а не Японии.
По себе, знать, судили... Это «россиянскую» элиту во все времена нужды чужих «дядь» заботили и заботят больше, чем нужды родных осин. А Мотоно представлял в Париже Японию, и заботили его, естественно, только ее интересы.
Можем
В начале 1904 года по специальному приглашению императора в Японии появляется военный министр США Тафт с обещанием Рузвельта оказать Японии помощь, если в русско-японское столкновение на стороне России будут вовлечены Франция и Германия.
И Япония решается.
Хотя русский ответ на декабрьскую ноту уходит в Токио 3 февраля и Япония знает об этом, японский МИД поручает посланнику в Петербурге 6 февраля затребовать свои паспорта и прервать с нами дипломатические отношения.
Русский же ответ был задержан на телеграфе в Нагасаки и доставлен русскому посланнику Розену только 7 февраля. А все уже ехало, катилось, плыло... И ехало, катилось и плыло к почти начавшейся уже войне.
Политика Петербурга — как видим — вела к этой войне не менее объективно, чем нарастающие амбиции Японии. Просто Петербург им подыгрывал. Но вот стимулировал их не только японский самурайский шовинизм, но и американский империализм.
Без этих трех составляющих — расейской тупости, японской наглости и американской подлости — вряд ли русско-японская вражда вообще возникла бы.
И лишь при соединенном действии этих составляющих она стала фактом. Однако историки чаще подчеркивают подстрекательскую-де роль «адмирала Атлантического океана» кайзера Вильгельма.
А ведь он-то был скорее лоялен к нам — в отличие от японских экстремистов, штатовских банкиров и «нью-бердичевской» элиты.
Впрочем, надо упомянуть и еще один, вненациональный, а точнее — – .наднациональный, фактор — жадность и корысть Золотого Интернационала.
Сам того не сознавая, об этом фактически сказал Алексей Николаевич Куропаткин в своей служебной записке царю в октябре 1903 года.
Он блестяще обрисовал ситуацию и проанализировал ее и только не указал на те злые антирусские и антияпонские силы, которые делали невозможным разумное развитие политики России и делали все для того, чтобы эта политика Россию ослабляла.
Куропаткин написал, что может ждать Россию в случае сохранения ее маньчжурской линии, но так и не понял, почемуэта гибельная линия так упорно и последовательно выдерживалась долгие годы.
Тем не менее пришла пора, уважаемый читатель, нам с выдержками из этой записки ознакомиться...
«Не соприкасаясь с границей Кореи,— писал ее автор, — не занимая нашими гарнизонами местности между железной дорогой и корейской границей, мы действительно убедим японцев, что не имеем намерения, вслед за Маньчжурией, завладеть и Кореей. Тогда и японцы, вероятно, ограничатся развитием своей деятельности в Корее без оккупации страны войсками. Тогда Япония не приступит к значительному увеличению своих сил и не втянет нас в тяжелую необходимость все усиливать
С присоединением же к русским владениям и Южной Маньчжурии все вопросы, кои ныне тревожат две нации и заставляют опасаться близкого вооруженного столкновения, получат еще большую остроту. Наше временное занятие гарнизонами... пунктов в полосе между железной дорогой и корейской границей... обратится в постоянное. Наше внимание к... Корее еще возрастет.
Вместе с тем и японцы получают новое подтверждение своих подозрений, что Россия хочет захватить и Корею. Почти несомненно, что занятие нами Южной Маньчжурии поведет к занятию японцами Южной Кореи. Дальнейшее темно».
Темно-то темно, но сам же генерал Куропаткин весьма верно его прояснял: «Япония вынуждена будет быстро усиливать свои вооруженные силы. Мы в ответ будем увеличивать свои войска на Дальнем Востоке. И вот между двумя народами, казалось бы, призванными к мирной жизни, из-за тех или иных участков Кореи, не имеющих для России сколько-нибудь серьезного значения, начнется еще в мирное время борьба в ущерб интересам коренного русского населения(выделение здесь мое, ибо как же эти слова да не выделить!— C.K.). Эта борьба мирного времени... постоянно будет грозить перейти в тяжелую смертоносную борьбу, которая не только надолго может остановить спокойное развитие наших восточных окраин, но может отразиться и на замедлении роста всей России».
Так мыслил и писал генерал Куропаткин...
Однако нашлось немало охотников доказывать, что он мыслил и действовал прямо противоположно. И поэтому я повторюсь: очень опасно доверяться в историческом исследовании какой-то одной стороне.
Мы, уважаемый читатель, только что ознакомились с официальной запиской самого Куропаткина. А вот что — наглейшим образом — написал о позиции Алексея Николаевича граф Витте:
«Он был сперва один из главных виновников мер, приведших нас к войне. Вопреки тенденциям министра иностранных дел графа Ламздорфа и моим, он все побуждал государя к политике захвата и пренебрежения интересами Китая и Японии... Все это изложено документально в моей рукописи «О возникновении Японской войны»...»
Витте действительно накропал могучий труд в двух томах в 769 страниц машинописного текста, но — даже не будучи с ним знаком — я выскажу предположение, что вряд ли историки поступят разумно, если будут изучать его не с целью изучения общественной физиономии графа «Полусахалинского», а с намерением выяснить историческую истину.
Но кому же верить?
Куропатки ну или Витте?
Что ж, попробуем в этом вопросе разобраться...
Во-первых, надо бы учесть, что перед войной царю была подана записка трех авторов об опасности продолжения принятой Россией дальневосточной политики. Авторами ее были министр финансов Витте (явно готовивший себе загодя политическое «алиби»), министр иностранных дел Ламздорф (явно подвигнутый на это дело хитрецом-мудрецом Витте) и...