Россия или Московия? Геополитическое измерение истории России
Шрифт:
Сложившееся положение объяснялось целым комплексом геополитических факторов. В течение XVII века Россия восстанавливалась после Смуты, а в XVIII века вела активную борьбу в Балтийско-Черноморском регионе Европы. Активность во всех направлениях была, конечно, молодой Российской империи не под силу. Однако важность Востока для России отчетливо сознавал Петр Великий. Неслучайно он постарался утвердить государство на вершинах геополитического треугольника Прибалтика – Кавказ – Алтай. Прозорливость Петра I очевидна: в настоящее время данный треугольник признан как геополитически важнейшая «Срединная зона» [69] России. Еще во время Северной войны он предпринял стратегическую «разведку боем» по западному берегу Каспия в направлении Ирана, а в 1714 году не только одержал историческую морскую победу при Гангуте, но и приказал Сенату разработать задачи изучения Средней Азии, путей в Индию и Восточный Туркестан. Наконец, в начале 1720-х годах (в момент провозглашения империи) Петр Великий поставил два ключевых по важности геополитических вопроса – казахстанско-среднеазиатский и джунгарский. Первый вопрос вытекал из насущной проблемы безопасности ураловолжских и сибирских границ России, но перерастал (по оценке самого Петра I) в проблему Казахстана как важнейшего континентального (если не мирового) фактора: в 1722 году Петр I определил Казахстан как одновременно «и ключ, и врата» Центральной и Южной Азии.
69
Ивашов
Петр I планировал, разведав политически раздробленную и нестабильную Среднюю Азию и укрепив с нею связи, предложить ее правителям свое покровительство и военную помощь. Лишь стабилизировав регион и связи с ним, можно было рассчитывать на продвижение торговых связей и влияния России в направлении Индии. Однако военно-дипломатическая экспедиция князя Бековича-Черкасского в 1717 году в Хиву закончилась ее гибелью. Вслед за тем положение в степи осложнилось нашествием на Казахстан ойратов хана Галдан-Церена, разгромом и бегством казахов практически во всех направлениях. Сложившееся положение вызвало интерес и беспокойство Петра I, он приступил к изучению джунгароойратского вопроса и возможностей установления отношений с Джунгарским ханством. Он учитывал, что еще в 1636–1644 гг. на нижнюю Волгу вторглись ойраты во главе с ханом Хо-Урлюком, который осаждал Астрахань и там же погиб. В то время ослабленной Смутой России едва удалось отразить новое монгольское нашествие. Но после смерти Петра I эти его начинания относительно Джунгарии и Средней Азии продолжены не были. Его преемники ограничивались попытками отгородиться от степной анархии, которая с каждым годом лишь нарастала.
Неудача продвижения в Хиву и далее в Бухару не ослабила стремления закрепиться на рубежах Казахстана. Еще в 1714–1716 гг. со стороны Сибири экспедиция капитана Бухгольца двинулась в направлении Яркенда. Она не имела успеха, но тем самым доказала необходимость основания в 1716 году Омска и в 1718 году Семипалатинска. Аналогичным образом не удалась в 1720 году попытка отряда генерала Лихарева пройти из Тобольска вверх по Иртышу к озеру Зайсан. Однако на обратном пути этим отрядом был основан Усть-Каменогорск. В 1720–1721 гг. в Бухару было организовано посольство во главе с секретарем Ориентальной комиссии Посольского приказа Флорио Беневени. Из-за беспорядков в Бухаре посольству не удалось добиться ощутимых дипломатических успехов, но информация о положении в Средней Азии была собрана существенная.
Многочисленные конкретные данные убедили Петра I в необходимости и возможности утверждения прочного влияния Российской империи в дезорганизованном регионе, нестабильность которого была чревата серьезными проблемами для России уже тогда и более чем реальными опасностями в перспективе. Не секрет, что на рубеже 1630–1640-х гг. чуть более энергичное нашествие ойратов на Россию, ослабленную Смутой и незавершенными войнами с Польшей и Швецией на западе, могло обернуться катастрофой (и действительно едва не обернулось). Дело в том, что еще в 1621 году джунгары-торгоуты перекочевали в долины Оби, Иртыша и Тобола, но там не задержались и в 1628 году заняли пространство между реками Урал и Волга. Русское правительство поначалу никак этому не препятствовало, рассчитывая воспользоваться этими ойратами как щитом против беспокойных казахов. Расчеты эти оказались поспешными: ойраты (калмыки) вели себя как завоеватели. И если бы их правитель Хо-Урлюк не погиб в 1644 году при осаде Астрахани, попытка возродить подобие Золотой Орды могла создать России очень серьезные проблемы. Хотя еще в 1636 году с ойратами был заключен обстоятельный мирный договор, в 40-е гг. он был серьезно нарушен. Российская империя Петра I также не могла пренебречь данного рода опасностью. Достаточно вспомнить, что башкиры (в то время народ более чем воинственный) в 1707 году разорили все поселения до самой Казани. Их пытались было окружить линиями укреплений, но и эта мера помогла мало. Впоследствии во время башкирских мятежей ничего иного не оставалось, как использовать против них соседей-казахов.
АБУЛХАЙР ХАН, положивший начало принятия российского подданства казахскими жузами (племенами). К 1734 г. все три жуза (младший, Средний и Старший) приняли российское подданство.
Но доступ в Среднюю Азию с уже завоеванных рубежей – Каспия и Сибири – оказался мало реален по причинам, прежде всего, географической удаленности и труднодоступности. На Каспий выходят пустыни Туркмении, а действия с сибирского направления (как доказала и позднейшая практика XIX века) координировать из центра практически невозможно. Внимание поэтому сосредоточилось на уральском направлении, предполагавшем в первую очередь укрепление позиций России в степях Казахстана. Избранный средний путь оказался хотя и реальным, но исторически длительным и труднейшим.
Ханы казахские уже в 1717-1718 гг. обращались к Петру I с просьбами принять их в российское подданство [70] . Авторитет Петра I в степях Казахстана был настолько велик, что и казахские ханы, и хан Хивы искали покровительства России. Однако в то время реализовать потенциальные возможности влияния в Казахстане не удалось. Вскоре положение в Казахстане и Средней Азии обострилось до предела. Джунгары (ойраты) разорили Казахстан и вынудили все «орды» казахов бежать к югу и западу. Малый жуз покинул бассейн Сырдарьи и ушел на Урал и Эмбу. Почти весь Старший жуз с частью Среднего покорился джунгарскому хану Галдану, большая часть этих орд бежала в направлении Самарканда, меньшая – Бухары и Хивы. Не остановившись и там, все три орды двинулись к северу и оказались прижаты к новым границам России. В середине 1730-х гг. о переходе в подданство России заявили Малая и Средняя казахские орды (жузы), граничившие с Россией южнее Урала и в Сибири. Их номинальное подданство, однако, создало не меньше новых проблем, чем было старых. Началась многолетняя борьба Российского государства со степной анархией, с которой долгое время по-настоящему не знали, как разобраться. Когда хан Абулхайр подчинился влиянию России, оказалось, что на местах ему не подчиняются и авторитет ханской власти у казахов весьма низок. Порядка и стабильности поддержка ханской власти не обеспечивала. С целью упрочения влияния России в Казахстане оренбургские губернаторы Кириллов, Татищев и Неплюев последовательно расширяли пределы России в Приуралье, соединили укрепленной линией Омск и Уральск, приняли меры к земледельческой колонизации края. Этого пытались добиться благодаря неплохим отношениям с казахским ханом Абулхайром. Последний обязался охранять границы России со стороны степи, защищать купеческие караваны, платить дань, оказывать России содействие своими иррегулярными войсками. Взамен он добивался признания ханского титула и прав за своими потомками.
70
В 1717 году Тауке хан обратился к Петру I с просьбой принять казахов в российское подданство, но без выплаты ясака, исполнения повинностей и при сохранении
Но как показала дальнейшая практика, ни потомки Абулхайра не были достойны ханского звания, ни сам институт ханской власти не обладал достаточным авторитетом в глазах казахского общества. Ставка правительства России на легитимность ханской власти и ее поддержку лишь обостряла усобицы и беспорядки в степи, вызывала недовольство народа и тем самым подрывала авторитет Российской империи. Как и следовало ожидать, в эти беспорядки начали вмешиваться хивинские ханы. До поры до времени удавалось сбалансировать положение края в режиме неустойчивого равновесия лишь противопоставлением друг другу в кризисной обстановке трех кочевых народов – башкир, казахов, калмыков. Стабильность южно-уральского приграничья была в первой половине XVIII века столь мала, что даже г. Оренбург никак не мог найти себе постоянного места: каждый новый губернатор менял его местоположение, и в результате он заслужил тюркское прозвище Яман Кала (Дурной Город). Дурной «нрав» Оренбурга был в конечном счете преодолен: город утвердился на нынешнем месте, его прежнее местоположение занимает Орск. Куда труднее оказалось преодолеть незрелость российской геополитики в отношении казахов. Как раз в 1734–1736 гг. они активизировали набеги на Оренбург, причем возглавил их сам хан Абулхайр; Орск попал едва ли не в постоянную осаду. Фактически повторилась история столетней давности с набегами ойратов (калмыков) Хо-Урлюка на Астрахань. Для содействия русской армии пришлось привлекать башкир, используя беспокойных подданных против не менее беспокойных соседей. Относительно планомерная деятельность оренбургского губернатора Кириллова после его смерти в 1737 году, по замечанию генерал-лейтенанта М. А. Терентьева, в русле взглядов его преемников пошла как попало. В 1738 году губернатор Татищев оказал малоавторитетному Абулхайру чрезмерные почести, принимая последнего; авторитету самой России тем самым нанесен был ущерб, была продемонстрирована слабость российской власти. Эта самая слабость приграничной российской власти, подчеркивает генерал Терентьев, была не столько физическая, сколько информационная, умственная: вместо силовой стратагемной дипломатии получилась «игра в куклы». Мало того, в роли куклы оказалась российская сторона, просившая на переговорах то, что могла бы и потребовать. Дело дошло до анекдотического курьеза: сочли, что раз при заключении договора с Россией хан Абулхайр «стоял на коленях», то его подчинение очевидно. На деле, естественно, все обстояло наоборот: хан удобно сидел по принятому у казахского и других народов региона обычаю, а о покорности не было и речи. Он «присягал» России в 1732, 1738, 1748 гг. всегда с одним и тем же результатом. В 1739 году он успел установить аналогичные отношения с захватившим Хиву знаменитым персидским завоевателем Надиршахом, чуть позднее – с джунгарским ханом. В этой связи логичны два замечания В. В. Григорьева: «Именно потому и не двигались мы в Средней Азии в течение XVII века, что знакомы были с нею тогда гораздо ближе, чем в последующем столетии…» и «…глубокими познаниями тогдашнего политического положения стран Средней Азии Петр обладал первым и последним среди наших государственных деятелей XVIII века» [71] .
71
Григорьев В. В. Русская политика в отношении к Средней Азии. СПб., 1874. С 4, 12.
Генерал Терентьев [72] усматривает в дальнейшей политике России три главные ошибки. Во-первых, выбор и поддержка ханов лишь из рода Абулхайра противоречили казахским обычаям в принципе и настроениям народа в частности (Абулхайра ненавидело большинство народа). Во-вторых, при этом казахам хотя и не прямо, но навязывали наследственную ханскую власть по принципу первородства (когда титул переходит к старшему сыну), в то время как у казахов наследником в аналогичных случаях является следующий по старшинству брат. Наконец, в-третьих, стеснение воли народа в вопросах верховной власти создавало России одни неприятности и не прибавляло симпатий. При этом чисто номинальное «данничество» сопредельных правителей Малого жуза влекло за собой одни лишь расходы казны. В отличие от Оренбурга, Омск не вмешивался так и до такой степени во внутренние дела сопредельной с Сибирью Средней Ордой – и неприятностей имел на порядок меньше. Еще одна серьезная ошибка многих приграничных администраторов заключалась в стремлении регулярно посылать в степь летучие отряды, способные отбивать награбленное во время набегов, освобождать пленников или брать заложников для обмена. Меры эти генерал Терентьев характеризует как по сути недопустимые: к уже существующей в степи анархии, грабежам, усобицам, кровной мести прибавлялись обиды невинно пострадавших от карательных рейдов (грабили и вовремя уходили одни, под горячую руку попадали другие). И действительно, старые счеты путались с новыми, все стороны беднели с каждым годом.
72
Терентьев М. А. История завоевания Средней Азии. СПб., 1906. Т. 1. С 55.
В середине XVIII века приуральская степная политика России практически зашла в тупик. Попытки удерживать субсидии, обычно предоставляемые ханам, оказались безрезультатными. Встал вопрос: Россия ли отступит к Волге или казахи отойдут от Урала. В это время (1755) вновь разразился бунт в Башкирии. И тогда губернатор Неплюев предпочел впустить туда калмыков, татар, мещеряков. Когда же башкиры побежали в степи Казахстана, за них взялись казахи. Казалось бы, расчет Неплюева оправдался: два беспокойных народа были взаимно ослаблены. Но на деле усобицы и вооруженные конфликты не только не прекратились, но продолжались еще очень долго и стоили России немалых потерь и затрат. Издержки России были сокращены лишь частично. Однако и при Елизавете Петровне, и при Екатерине II к подобным мерам прибегали, не находя лучших. Критика этих мер с позиций абстрактного гуманизма была несерьезна: по определению М. А. Терентьева, эти «не русские патриоты забыли и время, и пространство» [73] , в которых указанные события происходили. Критиковать же, напоминает генерал Терентьев, нужно было совсем другое: «мероприятия правительства, лишенные устойчивости».
73
Терентьев М. А. История завоевания Средней Азии. СПб., 1906. Т. 1. С 161.
Эти «мероприятия», с одной стороны, подразумевали мало чем ограниченные уступки губернатора Неплюева сопредельным казахам. В частности, по первому их требованию шли на замену одних аманатов (знатных заложников) другими (в конце концов согласились на трехлетнего ребенка). С другой стороны, к менее досягаемой и территориально отдаленной от границ России Хиве было применено забавное решение: хивинский хан Каип, «по рассуждению Коллегии иностранных дел, в презрении [должен быть] оставлен». Мера эффективности столь оригинального решения не была ясна ни современникам, ни позднейшим исследователям.