Россия, которой не было. Гвардейское столетие
Шрифт:
Двор в Москве, на котором расположился польский посол, примерно с тремястами человек, как принадлежавшими к его свите, так и с теми, что бежали к нему во время волнения; и им было лучше, нежели другим; этот двор строго стерегли, и еще оградили решетками и столбами, и охраняли день и ночь.
Так же точно охраняли и дом пана Вишневецкого из Киева (Kiof) со свитою, в которой было более трехсот человек, так отважно защищавшихся, как мы уже говорили.
И всем этим людям отпускалось довольствие, но не столько, сколько им было надобно. Того ради они продавали московитам многие из своих вещей за половинную цену, чтобы купить необходимое.
Выше мы говорили, что все города были довольны тем, что случилось в Москве, кроме тех, что были расположены по соседству с Польшей и Татарией (die na do poolse en tarterse syde lagen),
58
В издании Археографической комиссии – 30 000.
Против этих мятежников, что на Волге у Астрахани, послали из Москвы большое войско под начальством знатного боярина Петра Шереметева (Seremetoff), который, подступив к Астрахани, нашел, что астраханцы также возмутились и среди них несогласие, и он принужден был со своим войском обратиться в бегство и укрепился на острове, на Волге, в трех милях от Астрахани, называемом Балчик (Baltsick), или Бузан (Boesan). Там же было примерно полторы тысячи купцов из Астрахани и других мест по берегам Каспийского моря, бежавших туда со всем своим имением, и они были принуждены оставаться там в течение двух лет, терпя великие бедствия, и не могли никак выйти, ибо были осаждены неприятелями, и многие перемерли, так как среди них распространились жестокие поветрия от холода, голода и лишений.
Купцы, бывшие в Саратове, Самаре и других местах, претерпевая бедствия, блуждали по стране, и каждый бежал своей дорогой, и некоторые из них достигли Москвы; также и ногайцы, видя по всей Московии междоусобные войны, снова отпали от Московского царя, и около тридцати улусов (oloesen) или родов, из коих каждый мог выставить тридцать тысяч воинов, соединились вместе и стали грабить повсюду, куда только они могли дойти: изнутри Астрахань была полна мятежом, и один убивал другого.
Когда все эти вести дошли в Москву до слуха народа, страх и трепет обуяли всех, и каждый призывал на себя смерть. Царь возымел твердое намерение постричься в монахи, однако бояре не допустили его до того, полагая, что раз он начесал кудель, то ему и прясть (dat hyt geroct hebbende ooc spinnen moste), и стали делать большие приготовления, чтобы одолеть мятежные города, и поставили главными воеводами братьев царя Димитрия и Ивана Шуйских, и также молодого Скопина и многих других бояр, дворян и начальников, и отправили войско в поход, также послали во все города грамоты с повелением собрать ратников для войны; но города повсюду горько жаловались на совершенное разорение от прежних бедствий, так что им было не на что выставить ратников; после долгих проволочек выставили большое бесполезное войско.
Меж тем в Москве были некоторые немецкие и другие иноземные капитаны, как то французы и шотландцы, которые, видя, что по всей стране распространился мятеж, и страшась дальнейших несчастий, стали просить отпустить их домой навестить родину и с помощью друзей добились того, что получили отпуск. И свыше пятисот возвратились на родину, и то было удивительно, что они получили отпуск как раз тогда, когда в них была наибольшая нужда, и еще многие тому дивились, ибо когда кто поступает на службу московскую, то [обыкновенно] до конца жизни не может ее оставить;
Войско, отправленное против этих коварных мятежников царем Василием Ивановичем под начальством двух братьев его, молодого Скопина и многих других, не имело большого успеха, но бунтовщики повсюду с отвагою побивали в сражениях [царское войско], так что и половины не уцелело. Невзирая на эти поражения, [в Москве] не переставали набирать ратников, привлекая одних ласкою, других силою, и снова собрали войско в сто восемьдесят тысяч человек под начальством поименованных воевод.
Также князь Иван Михайлович Воротынский (Worotinsci) был послан с особым войском взять Елец, стоявший во главе возмутившихся, но был побит в прах, и все его войско расстроено, и он сам едва успел убежать в Москву.
Другие [воеводы] также часто давали сражения, но мятежники всегда одерживали победу, и они были искусные воители и отважные воины, свободные и вольные (vry en liber), и, занимая страну, изобилующую плодами, так как это – плодородная страна и за два этих [последних] года опять сильно разбогатела, так что они могли иметь больший успех, нежели их противники с севера, и они как воины всегда побеждали.
Московиты отправили посольство в Польшу, дабы уведомить обо всем короля [польского], по какой причине умертвили они царя Димитрия, также оправдывая себя, как только это было возможно, говоря, что во время всех этих убийств не погиб ни один из подданных короля или близких к нему, за исключением только одного королевского дворянина (camerling) с его свитою, который был приглашен на свадьбу московским послом, и был убит во время возмущения, что весьма огорчило [московитов], и передали королю список [поляков], которых они содержали под стражею.
Они старались разведать, не оказывает ли король помощи мятежникам, и разные другие обстоятельства, стараясь о своей выгоде, но прежде чем они добились приема или аудиенции, они трижды получили отказ, но наконец польский сенат (raet) почел за благо их выслушать, и послами были: Григорий Константинович Волконский (Wolcensci), боярин, и Андрей Иванов, дьяк.
На то дан был им достаточный ответ, и [поляки утверждали], что не подавали мятежникам никакой помощи и даже еще ничего не знали о мятеже, и король никогда не оказывал Димитрию заступления, о чем было уже довольно говорено через послов, посланных в царствование Бориса, что у них [поляков] не было причины учинять возмущение против Москвы, нарушая клятву, но теперь они не связаны клятвою, ибо московиты сами нарушили ее и убили невинных поляков, подданных короля, а главное, предали позорной смерти приглашенного на свадьбу королевского дворянина и его свиту; сверх того вопреки jus gentium задержали в Москве его [королевского] посла. Того ради у них [поляков] было довольно причин подать помощь мятежникам против Москвы, а также самим пойти войною на Московию, дабы отомстить за нанесенные обиды, как было и в прежнее время.
На то русские послы хотели возражать в свое оправдание, но их увели и заключили под стражу, и освободили только на другой год.
Московиты также отправили посла в Крым, чтобы возобновить мир, а также с ведомостью о том, что Димитрий, враг крымцев, убит ими [московитами], и также о всех его деяниях и преступлениях, чтобы вполне оправдать свой поступок.
Сверх того в Швецию, к королю Карлу, отправили грамоты с изъявлением дружбы, а также с ведомостью об убиении Димитрия, чему король Карл обрадовался, ибо очень страшился Димитрия по причине, которая чужда [нашему рассказу], и о ней излишне говорить (оm oorsaecke die vreemt was еn onnodich te verhalen). Король обещал в крайней необходимости послать войско на помощь московитам. Это их несколько порадовало.
Меж тем мятежники были искусными воителями и побивали посылаемые против них войска точно так же, как во время вступления Димитрия в пределы Московии, и счастье всегда сопутствовало им. Да и они вошли во все города по всей Северской земле (die in de gantse lantsreecke waren vant Siveria) и переманили на свою сторону всех [жителей], также перебежали к ним многие из московских ратников, как немцы и ливонцы, так и русские; и немцев, которые были доблестные смельчаки, поставили ротмистрами и капитанами, также правителями завоеванных городов, так что они из низкого звания высоко поднялись, из солдат стали наполовину королями.