Россия молодая (Книга 1)

Герман Юрий Павлович

Ножечкам тепло,

И головочке добро.

Семисадов покачал головою, прикрикнул:

– Чего поешь, дурья голова!

– А ты меня не учи!
– злобно ответила женка.

Семисадов сказал Иевлеву негромко:

– Намучился народишко, Сильвестр Петрович. Покормить бы получше, что ли?

– А где взять харчей-то?
– спросил Иевлев.
– В море рыбари не ходят, народ весь на работы согнан, во всей округе не пахано, не сеяно...

– Помирают много, - опять сказал Семисадов.
– Лихорадка бьет, цынга тож. Кто занемог - на корье не больно поправится...

Сильвестр Петрович

сжал зубы, шел, не оглядываясь на Семисадова. У амбара с воинскими припасами сказал:

– Зайдешь ко мне в избу попозже, я денег дам, в Архангельске на торжище купишь требухи. Посвежее ищи. Щей наварят трудникам...

Семисадов угрюмо ответил:

– Разве сим поможешь, Сильвестр Петрович? Ну день, ну два, а далее что? Опять голодуха? Вор на воре сидит, вором подпирается...

– Вешать будем!
– сказал Иевлев.
– Головы ворам рубить. Нам нынче не до шуток! Ежели человек такой нашелся, что работных людей обворовывает, петлю ему на шею, и весь сказ...

Он вынул из кармана большой ключ, велел караульщику отойти, отворил тяжелую дверь. Семисадов свистнул в два пальца, по свистку прибежал амбарный приказчик. Стали мерять оставшийся воск. Покуда меряли, Семисадов сказал:

– Всякого-то не вздернешь на сук, Сильвестр Петрович. Который поплоше да грошами ворует - того вздернуть дело нехитрое. А вот который на каменные палаты золотом гребет - как его ухватить? Скользкий, небось...

– Ты про что?
– спросил Иевлев.

– Сами знаете...

– Больно разговорчив стал, боцман!
– сказал Сильвестр Петрович.
– Язык долог...

– Народ говорит, не я один!
– усмехнулся Семисадов.

– Хватит!
– приказал Иевлев.

Семисадов замолчал. Лицо его стало замкнутым. Когда Иевлев ушел из амбара и шаги его затихли вдалеке, приказчик сказал шепотом:

– Как бы воеводу нашего, прости господи, не зашибли ненароком. Лютует народишко повсюду...

3. ЕЩЕ ШПИОН!

Крепостные караулы стояли вверх и вниз по Двине на протяжении всего острова Лапоминского, на котором строилась цитадель. В тылу крепости, там, где раскинулись топкие болота, в гнилых низинах, Иевлев распорядился выстроить две караульные вышки. Там круглосуточно дежурили солдаты, с которыми проходил учение Афанасий Петрович Крыков. Он же ведал всей охраной постройки цитадели и на Лапоминском острове и на Двине, где наряжен был постоянный караул из матросов, имевших четыре удобные для такого дела ходкие лодьи. Чужих к крепости не подпускали никого. Ежели кто шел на веслах водою, приказывали поднять весла, если парусом - издали давали предупредительный выстрел - стой! На крепостных карбасах, что возили из города кирпич, бутовый и тесаный камень, железо, известь, глину, гвозди, боевые припасы, были малые опознавательные прапорцы, но и прапорцам не слишком верили, опрашивали кормщиков поименно, обыскивали груз, отбирали бирку. Только тогда судно допускалось к берегу. Здесь тоже стояли матросы-караульщики в вязаных шапках, при палашах, строгие и неразговорчивые.

Карбас воеводы подошел к Лапоминскому острову незадолго до вечера, когда барабаны в крепости уже пробили смену работным людишкам. Издали лекарь Лофтус ничего особого не приметил: цитадель большая, с выносными бастионами, с боевыми башнями, на одной из которых уже развевался, щелкая

на ветру, морской флаг. Далее за березками виднелся подъемный мост, по которому сновали плотники с топорами и откуда доносились удары молотов кузнецы натягивали железные цепи. Более ничего Лофтус увидеть не успел, потому что матрос-караульщик без всякой вежливости взял его грубыми пальцами за нос и повернул ему голову в другую сторону.

– Туды гляди, - велел он со смешком.
– А на крепость глядеть нечего оскоромишься!

Лофтус топнул ногой, закричал, матрос спокойно пригрозился:

– Лаяться будешь, неучтивец? В трюм посажу, там прохладнее...

Лекарь замолчал. Над Двиною пищали комары, больно кусались. Карбас медленно покачивался на воде, с цитадели донесся звук трубы, потом опять все затихло.

– Долго вы меня будете тут держать?
– спросил лекарь.

– А разве дело твое спешное?
– участливо спросил матрос.

Лофтус воодушевленно объяснил, что дело крайне спешное, на цитадели много недужных, надо их по-христиански пожалеть, облегчить им страдания. Кроме того, есть на цитадели человек именем Никифор - великий страдалец. Князь-воевода велел помочь...

– Жалеете вы нашего брата, как же!
– сказал матрос.
– От вас дождешь...

Кругом засмеялись недобрым смехом. Лофтус прижал руки к груди, сказал текст из священного писания - о добре.

– Заткнул бы глотку!
– посоветовал ему кто-то грубым голосом.

Лекарь обиженно замолчал, щелкая комаров на шее и на щеках. Всю ночь провел он под арестом в деревянном балагане, построенном над самой Двиной. Хотелось пить, но водой из ушата, стоящего на лавке, лекарь брезговал. Хлеба, что ему принесли, он тоже есть не стал. Другие, что были задержаны караульщиками, поели хлебушка, попили водицы и полегли спать. Лекарь же не спал, шепча под нос оскорбления, которые скажет он наглому капитан-командору. Но оскорбления высказать не удалось.

Утром его вывели к офицеру. Капитан-командор, садясь в карбас, сказал ему, что здесь лекарю делать нечего, что иноземцев он сюда не пустит ни одного и чтобы лекарь забыл сюда путь на веки вечные под страхом лютой смерти.

– Но сам князь-воевода направил меня к вашей милости!
– по-английски воскликнул Лофтус.

– Здесь я начальник!
– по-русски ответил Иевлев.

– Воевода - начальник над вами.

Офицер промолчал, с усмешкою глядя на Лофтуса.

– Я должен быть в крепости.

– Вы не будете в крепости. Уезжайте и забудьте сюда дорогу, иначе вам будет вовсе худо...

И офицер повернулся к мужикам, которые ночевали вместе с Лофтусом в балагане. Мужики поклонились низко, офицер велел их отпустить. Лекарь все еще не двигался с места. Тогда офицер сказал:

– А ну, ребята, подсадите его в карбас!

Два матроса огромного роста подошли к нему, взяли за плечи. Лофтус, потеряв власть над собой, извернулся, хотел драться. Тогда его толкнули шибче. Парик с него слетел, матросы и мужики громко хохотали. С башни цитадели бесчестье лекаря видел инженер венецианец Георг Лебаниус...

– О, нравы московитов!
– сказал он позже Резену.
– Как они поступили, эти матросы, с бедным лекарем, прибывшим сюда из милосердия.

Егор Резен прищурил глаза, сказал насмешливо: