Россия молодая. Книга 1
Шрифт:
Иевлев засмеялся, покрутил головой:
– Нынче и смешно и дивно, на что годы ушли! Цельный день ждешь, вдруг приходит наставник наш, сбирает с нас цехины – чудо смотреть. Идем, и что же за чудо? Мужик о двух головах, одна голова где надобно, а другая из брюха растет. Одной голове имя Матвей, другой – Иоганн. И друг с другом беседуют стихами. Посмотрел я, посмотрел, взял нашего наставника за глотку, тряхнул малым делом: «Для чего, спрашиваю, ты нам сие скоморошество кажешь?» Ибо нетрудно понять: два мужика в одной искусной шкуре запрятались и морочат людям мозги. Наставник – в обиду, посланнику жалобу,
– Смотрю – многому там научены? – смеясь спросил Афанасий.
– Ежели чего узнавали – случаем. Шли морем из Кадикса, дружбу свели с навигатором корабельным, кое-чего узнали. В академии в лейденской сторож принял от нас подарок, зато видели искусства многие и ремесла, да только тайно, ночью. Однажды только подвезло нам: свели дружбу с иноземцем, – человек добрый и во многих науках даже превосходный. Он слушал от нас гиштории про Россию, узнавал обычай наш, уклад жизни нашей, как что повелось у нас от отцов и дедов. Нам же премногие свои показал искусства: как надобно крепости строить, в математических науках весьма нас подвинул вперед, фортификацию объяснил с азов, – мы ее учили хоть и многие дни, да без всякого толку. Крепко подружились с ним. Нынче приехал сюда, строит со мной цитадель, работник отменный – Егор Резен. Никакого дела не чурается, своему слову господин, таких бы нам поболее, да нету. Алчущие да жаждущие – те едут, а добрых нет...
Лицо Сильвестра Петровича стало приветливым, видно было, что ему приятно говорить о Резене.
– Многое нам хорошее сделал еще Резен Егор. Бывало глобус хочешь купить, али астролябию, али трубу зрительную, – такую цену говорят, что оторопь берет. А купец смеется. Твой, говорит, царь – богатый, что скупишься? Резен Егор ногами бывало на них затопает, вы, говорит, воры, берите правильную цену, иначе я на вас лист напишу королю... Много от него нам пользы было. Собор Святого Марка он нам показал, как строен и в чем искусство архитектора. Город Венецию показал, что в нем прекрасного и худого, гошпитали, какие с умом строены, а какие – с дуростью. На верфях на голландских Ост-Индийской кумпании многие ремесла перед нами открыл, а что худо – мы с его помощью тоже разгадали.
– Ну, а хороши ли в Голландии мастера? – с живостью спросил Афанасий. Он слушал с интересом, забыв про кубок, налитый доверху.
– Мастера хорошие есть у них, владыко, у голландцев, но работая там, все я нашего Ивана Кононовича поминал да Тимоху Кочнева, которые, математики не зная, дивные корабли одним только своим талантом да смекалкой созидают. Что же будет, коли обучат людей, подобных им, еще и математике. Не менее славные мужи, нежели англичанин Исаак Ньютон!
– Что еще за Исаак Ньютон?
Сильвестр Петрович рассказал, что довелось ему видеть достойнейшего Ньютона, который в качестве смотрителя монетного двора был представлен Петру Алексеевичу и его свите.
– Да чем он хорош-то, Ньютон твой? – нетерпеливо спросил Афанасий.
– Многим хорош! – задумчиво ответил Иевлев и неторопливо, стараясь говорить понятными словами, стал рассказывать Афанасию сущность Ньютонова закона всеобщего тяготения, Ньютонову небесную механику. Афанасий внимательно слушал, уставив на Иевлева умные глаза, и казалось, что он видит те движения комет, о которых говорил Сильвестр
– Что ж, об сем книга написана? – спросил Афанасий.
– Написана, владыко. В Лондоне годов пятнадцать тому назад типографщик три тома выдал сего сочинения.
– А где взять? – с жадностью спросил Афанасий.
– Я сии тома привез. И вам, владыко, завтра же с нарочным из Архангельска пришлю.
– Пришли, пришли! – быстро и опять с жадностью попросил Афанасий. – Пришли, сыне. Ох, многое не прочитано, многое неизвестно, так и помрешь во тьме. Что ж сей Ньютон-то – какого роду?
Иевлев сказал, что не знает, но думает – Ньютон не графского и не княжеского происхождения, слышал-де, что оный Ньютон в младые годы беден был до самой крайности, а упражнения свои в механике начал с забав: устроил ветряную мельницу, управляемую мышью, водяные часы, самокат. Потом стал изучать геометрию Декарта и элементы Эвклида.
– Предивный умелец! – вздохнул Афанасий. – Такой бы к нам приехал погостить, дак ведь нет...
– Едут иные, – подтвердил Сильвестр Петрович. – Ой, едут...
– А что до умельцев, то встречал и я оных, – сказал Афанасий. – Не надивишься бывало. В Соловецкой обители монах Иеремия во-до-про-вод проложил, вода по трубам сама бежит, – таково искусно. Да Кузнеца возьми здешнего, сколь умен и учен в железных работах...
Говорили долго, Иевлев рассказывал о виденных городах – о Лондоне, об Амстердаме, о Риме. Келейник сменил сулеи, от вина стало жарко. Афанасий вдруг спросил:
– Да ты для чего ко мне приехал? Развеселить старика? Душеспасительно побеседовать?
И, скомкав в кулак бороду, хитро посмотрел на Иевлева. Сильвестр Петрович ответил, что-де нет, приехал по делу, просить милости, дабы монахи потрудились для Новодвинской крепости – камень возить, известку, лес. Возможно ли сие?
– Ну и пусть возят. Небось, для пользы мяса свои порастрясут, жиры сгонят. Благословлю.
– Так ты, отче, грамотку бы игумнам разослал...
Афанасий промолчал, словно бы не услышал.
– Далее за каким делом приехал? Не молчи – говори.
– Колокола буду по звонницам церковным да по монастырям снимать, – решительно сказал Иевлев. – Как Петр Алексеевич по всей Руси делает, так и мы станем. Пушки нужны, отче, обороняться от шведа нечем...
– Колокола снимать?
– Так, отче...
– Раскаркается, поди, воронье. Да ништо! – задумчиво молвил Афанасий. – Чистая молитва, я чай, и без благовеста до господа дойдет...
– Опасаюсь, владыко, как бы монаси да попы противностей не чинили. Вой подымут, нам и без того трудненько...
– В рассуждении противностей да ехидства – умнее черного моего воинства не сыщешь, – ответил Афанасий. – Вот, говоришь, грамотку отписать. Пошлю на монастыри грамотку, а они ее анафемской, антихристовой и ославят. Пойдут доносы один другого чище на Москву, к патриарху. Угонят меня, раба божьего, в дальнюю обитель игумном, а ты что делать станешь? Пришлют тебе чурбана в саккосе да в омфоре с палицей и панагией, будешь перед ним столбом столбеть. А я мужик прост, на Беломорье издавна, здешнее житьишко с младых ногтей знаю, святости во мне нет, да и не об ней речь, с пользой бы прожить, и то ладно...