Россия молодая. Книга 2
Шрифт:
Барабаны опять ударили «парад».
Капитан над портом вошел в каюту Сильвестра Петровича. Здесь в серебряном графине стояла русская водка, икра в серебряном же жбанчике, в корзине ржаные корабельные сухари.
– Здоровье вашей милости! – произнес Иевлев, поднимая чарку.
– Здоровье вашего превосходительства! – ответил датчанин.
Они чокнулись. В открытые окна донеслись звуки музыки с берега, далекие, радостные голоса.
– В королевстве датском нынче праздник? – спросил Сильвестр Петрович.
– Да! – ответил старик. – Большой праздник! Русская эскадра посетила столицу Дании. Приход тех, кто поможет нам сбросить шведское ярмо, – великий праздник!
Пальцы капитана над портом слегка задрожали, он
– Так встречает вас Копенгаген, – опять заговорил капитан над портом. – Девятнадцать лет тому назад шведская эскадра по пути в ваш город Архангельск была здесь. Ни один датчанин не появился тогда в порту. Я же взбирался на флагманский корабль шведов по штормтрапу, пьяные матросы глумились надо мною. Чтобы унизить мое отечество, меня принимал боцман... Дело не во мне, господин вице-адмирал, о, нет, дело в моем государстве. Все надежды, все упования, все чаяния нашего народа связаны с Россией, с близкими днями ее полной и окончательной виктории над проклятым раздувшимся пауком – над Швецией. Бог да поможет вам, как вы поможете королевству датскому.
Мгновенная улыбка, умная и тонкая, едва тронула губы Сильвестра Петровича.
– Однако же в недавние дни королевство датское подписало мирный договор со шведами, – произнес он, – для чего?
– Флот сэра Джона Норриса принудил робких, – ответил капитан над портом, – и этот же флот доставил в Копенгаген английские фунты стерлингов, дабы покорить жадных. Король английский желает продолжения войны русских со шведами и делает для этого все, что может, но всякий честный человек в Дании ждет только одного: победы русских...
Сильвестр Петрович поклонился.
– Сегодня Копенгаген будет иметь честь принимать дорогих нашим сердцам гостей, – сказал капитан над портом. – Двери всех домов будут открыты для ваших офицеров и матросов. Бургомистр города будет рад видеть вас у себя, господин вице-адмирал.
– Но как на сие взглянет посол Англии? – спросил Иевлев.
Старик, капитан над портом, подумал недолго, потом встряхнул головою, произнес весело:
– Можно купить жадных и испугать трусливых, но немыслимо заставить народ забыть то доброе, что сделано для него русскими. В нашем королевстве нет ни одного человека, который бы не знал, что русский царь Петр на Аландском конгрессе не дал шведам на растерзание нашу страну. Русские полномочные министры более заботились о нашем будущем, нежели...
Он махнул рукой и не договорил.
– Мой офицер известит ваше превосходительство, – сказал погодя капитан над портом, – о времени, когда все будет готово к приему ваших команд. До свидания, господин вице-адмирал...
Офицер поднялся на «Гавриила» только вечером. Иевлев с усмешкой спросил лейтенанта, не поздно ли нынче отпускать матросов в город? Тот, смутившись, ответил, что понимает все неприличие столь долгой задержки, но Дания маленькая страна, а посол Англии упрямый человек...
Солнце уже село, когда на всех трех кораблях русской эскадры запели горны, извещая команды о том, что они могут съехать в Копенгаген. Матросы посыпались в шлюпки. Над тихим морем широко и вольно зазвучала русская песня:
Улица, улица, широкая моя,Травка-муравка, зеленая моя...На мосту Книппельсбру идущих строем матросов встретили девушки в белом, с венками на головах, с большими букетами цветов. Матросы остановились, девушки тоненькими, умильными голосами спели непонятную песенку. Моряки стояли, не зная, что с собой делать, держа треуголки в руке, как в церкви. Над городом медленно всходила полная луна, девушки все пели и пели. Потом вперед вышел мужчина с красным лицом, в парике, по бокам его встали два мальчика с факелами, мужчина стал
– Пиита! – объяснил молодой Рябов отцу.
– Оно и видно, что пито, – усмехнулся кормщик. – Попил на своем веку!
Едва пиита кончил, как над городом, над его черепичными крышами, над башнями и садами взлетели ракеты, заиграла громкая рожечная музыка, забили литавры, бубны, запели скрипки. Музыканты стояли вдоль улиц, двери всех домов были открыты, датчанки в наплоенных чепцах, румяные, белозубые, кланялись русским матросам, смешно приседали, датчане в праздничных кафтанах, в чулках и башмаках, вели русских моряков в дома к столам, к выпивке, к закуске, к добротной, сытной еде. Русские матросы, стесняясь, по одному входили в дом, покашливая в кулак; осматривались, догадывались, чем хозяин живет: один сапожничает, вон его инструмент под окном, другой кузнец – видно по рукам, по кожаному фартуку, что висит в сенях, этот – плотник... Выпив чарку, другую, матрос со всей учтивостью спрашивал, показывая руками: строгаешь, дескать? Датчанин радостно кивал, матрос, тыча себя в грудь, брал со стола краюшку хлеба, показывал: дескать, сею, мужик, крестьянин. Потом хозяйка, робея гостя, пела песню своей страны, матрос украдкой утирал слезы, вспоминал далекую матушку, как и она певала на родине. Датчанка тоже утирала слезы, – и ее старший плавает моряком, а море-то злое...
Русских матросов не хватило, датчане ссорились, просили русского матроса посидеть еще в двух домах, – там, дескать, ждут, старый дедушка хочет посмотреть, ругается, что так и умрет, не повидавши, а ходить уже не может, обезножил. И дети плачут – сели за стол, а русского не хватило... Почему иным во всем везет, а другим ни в чем нет удачи? Окорок спекли на вертеле, а сосед не отдает своего русского гостя, ну что это такое в самом деле!
Рябов с сыном побывал в пяти домах, а в шестой не пошел, утомился. Датчанин, оставшись без русского гостя, сказал, что раз так, он теперь домой не пойдет, а отправится на русский корабль, ему не житье дома, он последний человек на своей улице. Рябов пожалел доброго старичка, навестил и его семейство, покушал и здесь тушеной свинины, выпил чарку за хозяйку, пригласил к себе в город Санкт-Питербурх, на Васильевский остров, в собственный дом.
– Тоже угостим, – говорил он, – верно, Ванятка? У нас, брат, особые пироги, дело такое, вам не понять. Пи-ро-ги!
– Кухен! – сказал молодой Рябов.
– Кухен! – подтвердил кормщик и широко раскинул руки. – Вон, брат, какой кухен! Женка у меня мастерица, как испечет – ахнешь! Да ты, милый, не раздумывай, собирайся и приезжай. Доплыть-то не больно долго, живо обернешься...
По домам ходили музыканты, играли степенные, медленные танцы, в комнатах стало тесно, танцевали на улицах. К рассвету гости с русских кораблей, датские матросы, ремесленники, купцы, датчанки с дочерьми, с маленькими детьми на руках, важные министры королевского двора, пышно одетые послы и посланники, резиденты и жены высокопоставленных особ в богатых экипажах и каретах, верхами на рослых лошадях, – все собрались на площади Ратуши: одни веселиться, другие смотреть, как веселятся. Здесь, на площади, пылали смоляные факелы, датчане плясали танец с подпрыгиваниями и приседаниями. Девушки хватали за руки русских матросов, тянули в круг. Те сначала упирались, потом, подбодряемые друзьями, шли с хороводом.
– Это кто же там стоит в стороне? – спросил Сильвестр Петрович бургомистра. – Вон, возле кареты. Все время один. Кто таков?
Бургомистр ответил со вздохом:
– Сэр Реджер Риплей – резидент английского королевства...
– Реджер Риплей? – почти спокойно переспросил Иевлев. – Не был ли он в России?
– Он был везде, – сказал бургомистр. – В давние времена он торговал пушками. Впрочем, и нынче он продал шведам немало огнестрельного оружия...
Помолчав, бургомистр еще раз вздохнул: