Россия не Запад, или Что нас ждет

Тема Россия и Запад стала для нас чрезвычайно актуальной в последние двадцать лет. Она была постоянно важна для наших предков с момента становления Руси и принятия христианства в X веке, но сейчас она стала остро необходимой нам для осознания того, что с нами происходит, перед какими историческими выборами и вызовами мы оказались и каковы варианты нашего возможного будущего как страны и народа. Эта тема непосредственно вошла в судьбу каждого человека в России и на всем «постсоветском» пространстве.

Причиной

этого стали два катастрофических события.

Во-первых, СССР, в формах которого была воплощена Россия на протяжении почти всего XX века, потерпел поражение в «холодной войне» с Западом. Это во многом предопределило дальнейший ход событий в России. В таком положении для народа любой страны совершенно необходимо понять себя и победителя в их соотношении, в их взаимном отражении «в другом, как в зеркале». [1] Запад, победивший Россию в большой цивилизационной войне, «проник» в нее, овладел ее важнейшими невралгическими центрами и, конечно, оказывает непосредственное влияние на нашу судьбу. И долго еще будет оказывать. Нам надо знать и, по возможности, понимать (и даже чувствовать) Запад, это — условие нашего выживания.

Во-вторых, в конце 80-х годов в России началась реформа, которая ставила целью «возвращение в наш общий евро пейский дом», то есть переделку жизнеустройства России по западным образцам. Практически эта реформа представляет собой попытку устроить на российской земле «нечто похожее на Запад», пусть и похуже. Это большая программа имитации западных общественных институтов, типа хозяйства и социальных отношений.

В наших интересах— понять, что собираются устроить на российской земле, куда мы должны «вернуться», по каким шаблонам будут переделывать наш культурный тип. Первые двадцать лет этой реформы были периодом «бури и натиска», нам было не до того, чтобы вглядываться в себя и изучать Запад, если успевали уворачиваться. Теперь хаос разрушения слегка упорядочился и вихри, которые веют над нами, слегка успокоились. А может, мы к ним приноровились. Надо оформить наше знание о России и Западе в свете полученных уроков.

Подчеркнем, что на Западе необходимость этого же знания осознается. А. Безансон пишет: «Ответ на вопрос, принадлежит ли Россия к Европе, зависит от того, считаем ли мы, что она просто «отстала» от Европы, или же признаем, что в данном случае мы имеем дело с «искажением» Европы… Выбор какой-либо из этих двух точек зрения определяет и самые непосредственные практические выводы; от него зависит выбор политики, которую европейский Запад будет проводить в отношении России» [1]. Западные историки и философы сейчас систематизируют знание о России (и о Западе с помощью «России как зеркала») с точки зрения интересов Запада, но гам ценится знание достоверное, позволяющее создавать технологии (в том числе политические).

Нам тоже нужно знание трезвое, очищенное, насколько возможно, от эмоций. Сейчас не время рвать на груди тельняшку с песней «врагу не сдается наш гордый «Варяг», пощады никто не желает». Знание нам нужно, чтобы действовать умело и решить задачу, которая периодически встает перед Россией и которую Менделеев определил так: «Уцелеть и продолжить свой независимый

рост». Это для нас сегодня — второй закон Менделеева. Такой же верный и неумолимый, как и первый.

И национальное самосознание, и стратегические решения государственной власти исходят из цивилизационных представлений о своей стране. В Средние века эти представления выражались на языке религии, в Новое время для них были выработаны светские понятия — культура и цивилизация, нация и национальная идея, государство и геополитика.

К началу XVIII века понятие «христианский мир» стало малоупотребительным и исчезло из международных договоров. На смену ему почти повсеместно пришло понятие «Европа». Сложился цивилизационный подход к взгляду на историю. Из него исходили философы и политики, даже исповедуя абстрактные формационные подходы (это видно в трудах самого Маркса).

Эти новые понятия сложились на Западе, который и осознал себя в этих понятиях как цивилизация. Но и другие большие культуры более или менее быстро освоили этот понятийный язык, а сам цивилизационный подход начал интенсивно разрабатываться именно в России. В трудах Данилевского были предложены признаки и критерии для выделения и различения «локальных» цивилизаций, введены представления о культурно-историческом типе как носители главных черт той или иной цивилизации. Эти идеи затем, в XX веке, развивались в трудах Шпенглера, Тойнби и Сорокина.

Здесь мы не будем вдаваться в определение категорий и понятий цивилизационного подхода. Основные из них уже вошли в обыденное сознание и трактуются примерно одинаково. Будем понимать под цивилизацией большую и устойчивую (долговременную) систему, собравшую на общей мировоззренческой и социальной матрице большое число культурных и этнических общностей. Для нас важно, что эта система может быть ослаблена, взломана или даже полностью разрушена, что приводит к социальным и культурным бедствиям или кризисам разной тяжести всех составляющих цивилизацию народов.

В России начала XX века западники и славянофилы, монархисты и либералы, большевики и меньшевики, эсеры и анархисты мыслили о стране и ее будущем в понятиях цивилизации. В основном споры шли о проекте модернизации России, то есть о ее развитии во взаимодействии с Западом, но уже у большевиков в картине мироустройства на арену выходят цивилизации Востока. Цивилизационное строительство СССР шло под сильным влиянием концепции евразийства.

Изучение истории, развития и актуального состояния стран в рамках цивилизационного подхода стало частью рационального, в том числе научного, знания. В XX веке было уже невозможно представить себе рациональные действия власти большой страны без того, чтобы определить ее цивилизационную принадлежность и траекторию развития. В переломные моменты именно здесь возникают главные противоречия и конфликты, доходящие до гражданских войн.

В моменты глубоких кризисов государства, подобных революциям 1917 г. или ликвидации СССР, речь идет не об изолированных конфликтах— политических и социальных, а об их соединении в одну большую, не объяснимую частными причинами систему цивилизационного кризиса. Он охватывает все общество, от него не скрыться никому, он каждого ставит перед «вечными» вопросами.

Как же определялись в этих вопросах реформаторы России во время перестройки и после 1991 года?

Среди идеологов антисоветского проекта бытовало три версии. Одна из них гласила, что Россия не является ни самостоятельной цивилизацией, ни частью иной большой цивилизации, она выпала из мирового цивилизационного развития и осталась в состоянии варварства.