Россия – Турция: 500 лет беспокойного соседства

Стародубцев Иван

Весьма ярко эта несколько иррациональная популярность Путина в Турции проявилась после выступления российского президента на 70-й, юбилейной сессии Генеральной Ассамблеи ООН 28 сентября 2015 года, которую можно рассматривать в качестве послания международному сообществу в преддверии непосредственного вступления России в сирийский конфликт.

Тогда многие турки аплодировали Путину чуть ли не стоя, называя его речь «исторической». Решительные действия России в Сирии, особенно в самые первые дни, когда еще не включился маховик антироссийской пропаганды, были охарактеризованы многими независимыми турецкими экспертами как своего рода прорыв блокады и успешное возвращение России на международную арену после конфликта

на Украине. И это был не эмоциональный всплеск, а действительно попытка объективно разобраться в мотивации российской стороны.

У описываемых событий была и обратная сторона. Не являлись секретом весьма сомнительные успехи внешней политики самой Турции, вызывавшей жесткую критику даже у тех, кого нельзя было отнести к оппонентам Эрдогана и правящей Партии справедливости и развития. Принятый в 2009 году миротворческий лозунг турецкого внешнеполитического курса «Ноль проблем с соседями» по прошествии всего нескольких лет породил в Турции и за ее пределами столько шуток и насмешек в свой адрес («ноль соседей без проблем», «нет соседей – нет проблем» и т. п.), что многие уже даже перестали смеяться.

Турецкий бизнес, который до тех пор был весьма успешен в своей экспансии на Ближний Восток и в Северную Африку, начал раз за разом получать серьезные удары. Практически полностью остановилась деятельность турецких предпринимателей в Ливии, Египте и в Сирии, оказалось серьезно затруднено сотрудничество даже с таким традиционным для турок партнером, как Ирак. Тяжелая ссора с Израилем перекрыла стране доступ к высоким технологиям, в которых Турция традиционно ощущает нехватку.

К 2015 году стало невозможно игнорировать тот факт, что волна беженцев в полном смысле этого слова накрыла восьмидесятимиллионную Турцию. Их число достигло 2,7 миллиона человек, и эту цифру красноречиво дополняла официальная статистика Министерства труда Турции: только 3 % беженцев представляли собой квалифицированную рабочую силу, а профессия 80 % из них турецким властям была неизвестна. К тому времени сирийцам было выдано лишь около семи тысяч разрешений на работу, а в специально оборудованных лагерях проживало менее 10 % беженцев. То есть турки сами не знали, кто на их территории скрывается и где конкретно они находятся. Турецкие СМИ отмечали, что в отдельных населенных пунктах страны беженцев стало больше, чем коренного населения.

При этом очевидно, что беженцы по достижении некоего критического порога своей численности будут вызывать у местных жителей раздражение, вне зависимости от своего поведения. Даже если чужаки законопослушны и им удалось трудоустроиться, они в любом случае отнимали рабочие места у турок. Если же вступали в конфликт с законом, то таким уж тем более не место в доселе спокойной Турции.

В общем, на этом фоне российская внешняя политика для среднестатистического турка выглядела куда более взвешенной и продуманной, чем своя собственная, которая, как нередко иронизировали, обыгрывая название центрального труда новоосманизма – книги «Стратегическая глубина», уже достаточно глубоко погрузилась в «стратегическую глубину», и пора бы ей начать всплывать на поверхность.

В начале октября 2015 года турецкая общественная дискуссия вокруг ситуации в Сирии вышла на траекторию «американских горок». Не успели отгреметь аплодисменты в адрес Российской Федерации и ее президента, принявших наконец решение вмешаться в ситуацию, как настроение в Турции сменилось на крайне обеспокоенное. Инцидентов с российскими истребителями, залетевшими в воздушное пространство Турции, оказалось для этого более чем достаточно. Заверения российской стороны в непреднамеренности произошедшего не снизили градуса напряжения. Предложение направить российского полномочного представителя в Турцию для оперативного обмена информацией и координации действий турецкой стороной было отвергнуто.

Премьер-министр

Ахмет Давутоглу выступил с резким заявлением о том, что на турецко-сирийской границе введен особый режим реагирования на воздушные угрозы и через нее «и птица не пролетит», а также пообещал, что «в случае необходимости» турецкими вооруженными силами будут приняты «адекватные меры». Что подразумевалось под последним, Давутоглу не пояснял, но намек все же был достаточно прозрачен для того, чтобы его поняли не только в Турции.

Очевидно, что речь шла об эпизоде, произошедшем в мае 2015 года, когда турецкие ВВС сбили сирийский вертолет, пересекший границу и углубившийся на турецкую территорию. Но все же то была скорее «ответка» турок за случай трехлетней давности, когда в аналогичной ситуации сирийцами был сбит турецкий «Фантом» и погибли два пилота. Поэтому в общем и целом отношение к словам турецкого премьера насчет готовности к решительным действиям было спокойное, как к необходимому ритуальному политическому заявлению, за которым в отношении России не может последовать каких-либо практических шагов.

Зато западные страны и НАТО, моментально вспомнившие о своей блоковой солидарности и решившие заступиться за Турцию, начали подливать масла в огонь. Генеральный секретарь Североатлантического альянса Йенс Столтенберг выступил с рядом громогласных заявлений, в которых он решительно отверг российский тезис о том, что нарушение было непреднамеренным и несерьезным, заявив, напротив, о серьезности и даже опасности случившегося.

По этому поводу в Турции нашлось немало тех, кто начал задаваться вопросом о том, откуда дует ветер. Каким образом подробности случившегося вместо того, чтобы обсуждаться двумя непосредственно заинтересованными сторонами в кулуарах, стали достоянием общественности? Строились разнообразные теории по поводу «американского следа». Скажем, над Эгейским морем подобные происшествия между Турцией и Грецией случаются по нескольку раз в день, но они всегда решаются по дипломатическим каналам двумя сторонами, без привлечения посторонних. Конечно, и Турция, и Греция являются одними из старейших членов НАТО, но, с другой стороны, никому и в голову бы не пришло называть их «стратегическими и многоплановыми партнерами», как Россию и Турцию.

Заодно турки немало подивились тому обстоятельству, что блок НАТО так взволновался из-за действий России, при том что в прошлом руководство альянса благополучно забывало про солидарность и игнорировало куда более серьезные происшествия. В частности, уже упомянутый выше эпизод 2012 года, когда ПВО Сирии сбили турецкий истребитель, обвинив его в осуществлении воздушной разведки над территорией своей страны. Или же многочисленные инциденты с артобстрелами приграничных районов Турции с сирийской территории, кто бы их ни производил.

Просто вспомним, что тогда НАТО в ответ на все напоминания Турции про статью Устава Альянса о коллективной самообороне лишь крепко пожали туркам руку и неопределенно погрозили пальцем в сторону сирийской границы. А тут и призывов никаких не потребовалось: страны НАТО наперебой начали твердить о преднамеренном нарушении русскими турецкой границы, подначивая руководство Турции на ответные меры, обещая поддержку и прямо намекая на то, что она может оказаться в этот раз уже не только моральной.

Впрочем, это был как раз тот случай, когда турецкое руководство и само было настроено в соответствующем духе. Маятник российско-турецких отношений к середине 2015 года вышел из состояния равновесия и начал раскачиваться с угрожающей амплитудой. Для того была очень веская причина: своим вмешательством в сирийскую гражданскую войну Россия наступила на «кровавую мозоль» турецкого руководства, на протяжении пяти лет вкладывавшегося в уход президента Башара Асада и, как начало казаться, вплотную приблизившегося вместе с прочими «друзьями Сирии» к достижению своей цели.