Россия в глобальном конфликте XVIII века. Семилетняя война (1756?1763) и российское общество
Шрифт:
Но Фридрих II снова удивил всех. Увидев, что, избавившись от угрозы его непобедимых армий, австрийцы перехватили инициативу в продолжающейся Войне за австрийское наследство, выбили французов и баварцев из австрийских земель, заняли баварскую столицу Мюнхен и оттеснили французов за Рейн, прусский король снова решил вступить в войну и ударить по Австрии. В 1744 г., пользуясь отвлечением основных сил австрийцев, Фридрих II атаковал владения Марии Терезии под предлогом оказания помощи императору Священной Римской империи, которым тогда был баварский курфюрст. Для прохода к австрийским границам Фридрих II вторгся в земли Саксонии. Саксонского курфюрста окончательно признали в 1735 г. польским королем под именем Августа III при помощи русских штыков, и он был союзником России. В Первую Силезскую войну Август III входил в число врагов Марии Терезии, но после выхода Пруссии из войны подписал с ней и с Елизаветой Петровной союзные договоры.
Действия Фридриха II, легко нарушившего свой столь недавно подписанный договор с Марией Терезией и вторгнувшегося в российскую сферу влияния, куда входила Саксония и особенно связанная с ней личной унией Речь Посполитая,
Осенью 1745 г. ситуация в центре Европы подошла к закономерной кульминации: Пруссия и Саксония вступили в открытую, «прямую», как тогда говорили, войну друг с другом, с печальными последствиями для последней. Пруссаки наносили саксонцам и австрийцам поражение за поражением, быстро приближаясь к саксонской столице – Дрездену. В Петербурге поняли, что крах Саксонии может привести к ее отходу от опоры на Россию и распаду польско-саксонской личной унии. А это, в свою очередь, могло повлечь новую войну за польское наследство, которую Россия уже вела в 1733–1735 гг., как раз посадив на польский престол Августа III. Елизавета Петровна вынесла на обсуждение совещания своих верховных сановников вопрос о войне с Пруссией ради оказания помощи Саксонии. Те выступили за войну; императрица приказала готовить вспомогательный русский корпус к походу в Европу и привести армию в боеготовность в целом. Решение не было секретным, о нем сообщили и прусским дипломатам, чтобы повлиять на желание Фридриха II оставить Саксонию ее курфюрсту. Прусский король, понимая, что русские будут готовиться долго, закончил войну на своих условиях и, разбив австрийцев и саксонцев, вступил в Дрезден. Дрезденский мир, подписанный в декабре 1745 г. пруссаками, саксонцами и австрийцами, подтверждал переход Силезии к Пруссии в обмен на прекращение войны, а также возвращение Саксонии Августу III. Других приращений, кроме Силезии, Фридрих II не желал, рассчитывая тем самым исключить Россию из числа своих врагов. Однако единожды решившая «сократить силы» прусского короля Елизавета Петровна осталась верна этому решению до самой смерти.
Осознавая, что обладающий военным талантом и вышколенной армией, агрессивный, беспринципный, циничный Фридрих II не только является угрозой российскому влиянию в ближайшем «предполье» России – Польше, Швеции, Турции, Крыму, но в случае войны России с любым соседом готов тут же воспользоваться этим для ослабления Петербурга и возможного отторжения от России ее территорий, особенно прибалтийских провинций, русский двор решил использовать любой повод к войне с ним.
По тогдашним представлениям, прямо проводить агрессивную политику в отношении другого государства без потери уважения других было невозможно. С этим столкнулся Фридрих II, в итоге оказавшийся один против мощной коалиции своих врагов, и российский двор не собирался повторять его ошибок. Мастер дипломатических и придворных интриг, канцлер Бестужев-Рюмин предложил Елизавете Петровне «голландскую модель» участия в международных делах: Россия добивается своих целей под чужим именем, она не начинает и не объявляет никому войны, а лишь выполняет союзнический долг, оказывая военную помощь по подписанному ранее договору. Это позволяло скрыть свои планы в Европе и избежать мести других стран – война со стороны России должна выглядеть как вынужденная. Зато на мирном конгрессе по итогам войны Россия наравне с союзниками оказывалась в числе участников подписания общего мира.
В рамках принятой политики Петербург заключает союзный договор с Австрией в 1746 г. и три субсидные конвенции с Великобританией в 1747 г. (в этот год была подписана конвенция о содержании русского корпуса на английские субсидии в Ливонии на текущий 1747 г., затем новое соглашение об этом же на 1748 г., а также русско-англо-голландская конвенция об отправке другого русского корпуса на Рейн). Все эти соглашения объединены обязательством России оказать военную помощь своим союзникам в случае нападения на их владения Пруссии в обмен на выплату крупных денежных сумм. Бестужевская идея войны «под чужим именем» получала дополнение «и за чужой счет». В этом же ключе с 1753 г. готовится новая субсидная конвенция с англичанами, по которой русские войска должны были оказать помощь британцам, если Пруссия нападет на принадлежащий английскому королю Ганновер. Однако интересы Британии смещаются к войне за колонии, главной угрозой становится Франция. В Лондоне считали, что русским все равно, против кого посылать свои войска в случае атаки на Ганновер, но для Петербурга врагом могла быть только Пруссия, воевать же с французами ради англичан не имело смысла. С большим трудом после долгих переговоров в 1755 г. была подписана русско-английская конвенция, при этом российская сторона при ратификации конвенции императрицей в марте 1756 г. прикладывает к ней декларацию о действительности русской помощи только в случае нападения на Ганновер Пруссии. Однако англичане не желают ее принимать, уже получив страховочный вариант: в 1756 г. подписана Вестминстерская конвенция с Пруссией, по которой обязательства оказания помощи Ганноверу берет на себя Фридрих II.
Прусский король внимательно следил за развитием англо-французского конфликта в колониях, прекрасно понимая, что он перекинется в Европу: Вена, все эти годы проводившая военные реформы, не оставляла цели возвращения Силезии, теперь опираясь на помощь союзной России. В своем так называемом «Первом политическом завещании» 1752 г. Фридрих II верно оценил интересы России в Польше и на Балтике. Но, интригуя там против русских «на всякий случай», чтобы Петербургу было не до европейских дел, почему-то так и не понял, что именно он оценивается в Петербурге как угроза этим интересам, а русский двор является его упорным тайным врагом. Русское участие в противоборстве с Пруссией Фридрих объяснял английскими, а потом австрийскими деньгами, ради которых продажный канцлер Бестужев-Рюмин и настроил Елизавету Петровну против него. Искренне полагая, что английские деньги решают в Петербурге все, Фридрих II пошел, по его же словам, на соглашение с Англией, рассчитывая не только обезопасить себя от англичан, но и освободиться этим от русской угрозы.
Воззрения Фридриха II, не видевшего и не понимавшего интересов Российской империи в Европе, оказали значительное влияние на историков, в том числе русских, которые вслед за прусским королем оценивали участие России в Семилетней войне как вынужденное оказание союзной помощи Австрии, результат личной обиды Елизаветы Петровны на насмешки над ней Фридриха II, торжество австрийских дипломатов, втянувших продажного канцлера Бестужева-Рюмина в войну с Пруссией. Истинные цели участия России в войне, как и долгая подготовка к ней, оказались скрыты в российских архивах.
В 1912 г. Императорское Русское историческое общество опубликовало первую часть протоколов Конференции при Высочайшем дворе, постоянного совещательного органа, созданного Елизаветой Петровной для подготовки и ведения войны с Пруссией в марте 1756 г. Первые заседания определили цели русского участия в войне: «всегда главное намерение к тому клониться имеет, чтобы, ослабя короля прусского, сделать его для здешней стороны нестрашным и незаботным; венский двор возвращением ему Силезии усиля, сделать союз его противу турок больше важным и действительным; одолжа Польшу доставлением ей Королевской Пруссии (Восточной Пруссии), во взаимство получить не токмо Курляндию, но и с польской стороны такое границ окружение, которым бы не токмо нынешние беспрестанные хлопоты и беспокойства пресеклись, но может быть и способ достался бы коммерцию Балтийского моря с Черным соединить и чрез то почти всю левантскую коммерцию в здешних руках иметь» 9 . Но в отличие от секретных протоколов и решений Конференции, для своих подданных и для всего мира уже после начала войны Петербург объявил причиной войны против Пруссии необходимость оказания союзной помощи подвергшимся агрессии Австрии и Саксонии.
9
Протоколы Конференции при Высочайшем дворе // СИРИО. Т. 136. СПб., 1912. С. 33.
Первая мировая война, Русская революция, изоляция Советского государства в первые десятилетия его существования, Вторая мировая война, да и просто языковой барьер мешали иностранным историкам познакомиться с подлинными причинами русского участия в Семилетней войне. Только после Второй мировой войны, в условиях широкого распространения советского влияния в Европе, английский историк Г. Баттерфилд выступил с речью, оформленной затем в виде брошюры, в которой сообщил о вышеописанных решениях Конференции при Высочайшем дворе и намеренно провокативно назвал Россию «главным виновником» или «настоящим виновником» Семилетней войны 10 . Эссе Г. Баттерфилда, как и вышедшее в это же время в Западной Германии масштабное исследование В. Медигера 11 , положили начало революции в представлении исторической науки о причинах участия и роли России в начале Семилетней войны. Оказалось, что, помимо всем известных противоречий между Австрией и Пруссией в Германии, а Великобритании и Франции – в колониях, существовали мощные российско-прусские противоречия в восточной части Европы, которые и определили двор Елизаветы Петровны во враги формирующейся новой великой державы с центром в Берлине.
10
Butterfield H. Reconstruction of an Historical Episode: The History of the Enquiry into the Origins of the Seven Years’ War. Glasgow, 1951. P. 8, 29.
11
Mediger. Moskaus Weg.
Интересно, что иностранная историческая наука куда полнее представляла себе роль России в начале Семилетней войны, чем отечественная. Вероятно, общее первое впечатление о том, что это была «чужая» и «ненужная» для России война, повлияло на то, что о Семилетней войне, в которой русская армия столкнулась с лучшей армией тогдашней Европы, было написано в нашей стране до недавних времен всего две монографии. Первая из них, трехтомная работа полковника Генерального штаба Д. Ф. Масловского «Русская армия в Семилетнюю войну», была опубликована в 1886–1891 гг. 12 Будучи профессиональным военным, Д. Ф. Масловский и посвятил свое исследование действиям русской армии. Его книга издана в немецком переводе и хорошо известна за рубежом, представляя собой русский взгляд на эту войну.
12
Масловский Д. Ф. Русская армия в Семилетнюю войну: В 3 т. М., 1886–1891.