Россия в глобальном конфликте XVIII века. Семилетняя война (1756?1763) и российское общество
Шрифт:
Задача данной статьи – рассмотреть Семилетнюю войну в максимально широком контексте, включая изучение отдельных держав, европейской международной политики и глобальных последствий войны. Статья начинается с рассмотрения военных целей государств и того, почему они их достигли или не достигли. Затем я комментирую среднесрочные и долгосрочные результаты войны с точки зрения отдельных великих держав, европейской системы международных отношений и связей между европейской и мировой историей. Главное внимание в статье уделено «долгому XVIII веку» (1688–1815), однако некоторые темы и сравнения оставались актуальными и в XX в., а в некоторых случаях – до сегодняшнего дня. Это относится и к двум наиболее значительным последствиям войны. Первым стало выживание Пруссии как великой державы и будущего ядра объединенной Германии с преобладанием протестантов. Вторым – англоязычное, а не франкоязычное доминирование в Северной Америке и Индии. Огромное долгосрочное значение этих двух последствий является главной причиной того, что важная роль в войне других стран, и особенно России, нередко преуменьшалась. Сложно не видеть устойчивую, хотя и не всеобщую, тенденцию в западной историографии принижать роль России в европейских международных отношениях, которая заметна даже в контексте 1813–1814 гг., когда Россия играла ведущую роль в континентальной коалиции, свергнувшей Наполеона. Неудивительно, что следы той же предвзятости можно обнаружить и относительно Семилетней войны, в которой роль России была очень важной, но не столь выдающейся 54 .
54
Охватить
Пруссия – единственная великая держава, для которой Семилетняя война стала буквально борьбой за существование. До 1740-х гг. Пруссия была одним из многих немецких государств второго ранга. Численность ее населения едва превышала население Саксонии, а экономика оставалась аграрной и отсталой. В отличие от прусского монарха, курфюрсты Саксонии и Ганновера обладали дополнительным статусом соответственно королей Польши и Великобритании. Однако присоединение Силезии, богатейшей провинции Габсбургов, во время Войны за австрийское наследство дало Пруссии возможность претендовать на статус великой державы. В демографическом, экономическом и стратегическом плане Силезия стала самым важным владением Гогенцоллернов. Тем не менее даже с учетом Силезии Пруссия оставалась намного слабее в экономическом и демографическом плане, чем Франция, Великобритания, Австрия и Россия. Более того, прусское господство в Силезии было под угрозой после того, как императрица из династии Габсбургов Мария Терезия сделала возвращение провинции приоритетом своей дипломатической и военной политики. Пользуясь просчетами Фридриха и мастерством Венцеля Кауница, ее министра иностранных дел, в 1756 г. Мария Терезия создала коалицию, в которую вошли Франция, Россия, а затем к ней примкнула Швеция. По численности населения союзники превосходили Пруссию в десять раз, имея возможность выставить на поле боя в три-четыре раза больше солдат. В случае победы Австрия надеялась получить Силезию, а Россия – право аннексировать Восточную Пруссию, которую она намеревалась передать Польше в обмен на герцогство Курляндское. Шансы были явно не в пользу Пруссии, и при поражении статус и власть Гогенцоллернов упали бы даже ниже Вельфов или Веттинов 55 .
55
Для ознакомления с историей Пруссии см.: Clark C. Iron Kingdom. The Rise and Downfall of Prussia 1600–1947. London, 2006, особенно гл. 6–7. Более детальный анализ личности Фридриха II, его армии и Пруссии в Семилетней войне см.: Showalter D. E. The Wars of Frederick the Great. Harlow, 1996. Отдельно о Фридрихе II: Blanning T. C. W. Frederick the Great. London, 2015 и Showalter D. Frederick the Great. A Military History. Barnsley, 2012.
Чудесное спасение Пруссии было отчасти обусловлено структурными факторами. Находясь между Францией, Австрией и Россией, Фридрих II пользовался преимуществами внутренних операционных линий. География и расстояние затрудняли координацию действий его противников; мешали и другие трения, присущие коалиционным войнам. Французские, габсбургские и российские военачальники, в большинстве своем гордые аристократы, нередко считали совместные действия унизительными для своего достоинства. Их военные системы до определенной степени испытывали влияние разных традиций, культур, преимуществ и недостатков. Кроме того, в отличие от 1813–1814 гг., коалицию не объединял страх перед огромной потенциальной мощью противника. Пруссия Фридриха, в отличие от империи Наполеона, не имела шансов стать гегемоном Европы. Для Франции главным врагом были англичане, а не Пруссия. Даже австро-русский альянс страдал от соперничества геополитических амбиций и стратегических приоритетов. Авторитет же Фридриха как монарха и главнокомандующего был исключительно высоким. Его решения принимались и исполнялись немедленно; никто из неприятельских военачальников не имел такого веса; зачастую у российских, французских и габсбургских армейских командиров были связаны руки борьбой партий при дворе и в армии.
Большое значение имели и личные качества. Хотя Фридрих II в Семилетней войне проиграл почти столько же сражений, сколько выиграл, все же он несомненно был лучшим полководцем, чем любой из австрийских, российских или французских военачальников. Его быстрота, решительность и тактические таланты позволяли ему выигрывать ключевые сражения против зачастую имевших численное преимущество неприятельских армий. Его «косые атаки» на фланги и тылы часто приводили противника в замешательство, особенно в первые годы войны. При этом нельзя не упомянуть тот факт, что в 1756 г. прусская армия была лучшей в Европе, с хорошо обученными полками, которые маневрировали на поле боя быстрее, гибче и слаженнее, чем их противники. Скорость и мощь залпов прусской пехоты были непревзойденными. Огневая мощь и умение застать противника врасплох, как правило, решают исход сражений – прусская армия начала войну с преимуществом в обоих отношениях. Это сыграло значительную роль в 1757 г., когда поражение Фридриха, казалось, было неизбежным. Однако австрийские и российские войска, с которыми сталкивался Фридрих, также были хорошо обученной и грозной силой. По мере продолжения войны, когда потери пруссаков росли, а противники приспособились к прусской тактике, Пруссия потеряла свое изначальное тактическое преимущество.
Пожалуй, главным потрясающим достижением пруссаков было то, что они выжили в войне, которая превратилась в многолетнюю борьбу на истощение. Не стоит забывать о факторе удачи, всегда важном и в политике, и в еще большей степени среди неопределенности войны. Зимой 1761–1762 гг. измотанная Пруссия была на грани катастрофы. Фридриха спасла от нее лишь смерть императрицы Елизаветы Петровны. Примерно треть общих расходов Пруссии на войну обеспечила безжалостная эксплуатация Саксонии; еще примерно двадцать процентов, вероятно, дали британские субсидии. И все-таки нагрузка на страну была огромной: жертвами войны стала примерно десятая часть населения. Войны XVIII в. раньше было модно называть «королевской забавой» и противопоставлять
То, что Пруссия выстояла, стало для императрицы Марии Терезии большим потрясением и разочарованием. Ее генералы не смогли воспользоваться преимуществами, предоставленными в их распоряжение искусной габсбургской дипломатией. И это несмотря на обширные военные, налоговые и административные реформы за десятилетие, предшествовавшее войне: армия Габсбургов в 1756 г. почти во всех отношениях намного превосходила силы, унаследованные Марией Терезией, когда она взошла на трон в 1740 г. В ряде случаев в 1756–1761 гг. габсбургские генералы побеждали Фридриха на поле боя, не имея преимущества в численности. Однако основная проблема заключалась в том, что победа на поле боя никогда не использовалась в полной мере. Отчасти это связано с характером сухопутной войны XVIII в. в Европе. Сезоны кампаний были, как правило, довольно короткими, а обученные солдаты – слишком ценным товаром, чтобы рисковать ими в зимних операциях. Передвижение замедляли длинные обозы, необходимые для питания и снабжения армий. Бoльшую часть войны армии Габсбургов действовали на своей или союзной (саксонской) территории либо в Силезии, которую они надеялись вернуть. Безжалостно грабить земли и население в прусском стиле они не могли. К тому же много времени и энергии было посвящено осаде крепостей, которые позволяли наступающей армии иметь надежные войсковые базы и продовольственные магазины на враждебной территории 56 .
56
В качестве краткого введения в историю Австрии этой эпохи: Ingrao C. The Habsburg Monarchy, 1618–1815. Cambridge, 1994. О военной мощи Австрии: Wess Mitchell A. The Grand Strategy of the Habsburg Empire. Princeton, NJ, 2018 и Hochedlinger M. Austria’s Wars of Emergence 1683–1797. Harlow, 2003. Об армии: Duffy C. The Austrian Army in the Seven Years’ War, 2 vols. Rosemount, IL, 2010. О Марии Терезии: Stollberg-Rilinger B. Maria Theresia. Die Kaiserin in ihrer Zeit. Munchen, 2017.
Прежде всего, Габсбургская армия действовала осторожно и была привержена оборонительной тактике, что оставалось ее отличительной чертой вплоть до 1918 г. В определенной степени австрийские командиры испытывали страх перед Фридрихом после его выдающихся побед 1740-х гг. Но проблема заключалась в том, что стратегические цели Австрии были наступательными: они требовали вторжения и завоевания вражеской территории. Этот стратегический императив сводился на нет осторожностью и оборонительными соображениями австрийской оперативной и тактической линии. Глядя на военную культуру Австрии с 1740-х гг. до 1918 г., справедливо будет отметить, что осторожность была оправдана наличием потенциальных врагов со всех сторон империи, совокупные ресурсы которых значительно превосходили ее собственные. Однако в Семилетней войне такая проблема не стояла. Союз с Францией означал, что впервые в истории Габсбургам не нужно было заботиться о защите своих владений в Нидерландах и Италии. Нейтралитет Османской империи подразумевал отсутствие угрозы на юге.
То, что Пруссия выстояла, было при этих условиях тем большим разочарованием. Дополнительным тревожным признаком финансовой и административной слабости империи стала угроза банкротства, которая в конце 1760 г. заставила Марию Терезию сократить военные расходы. До конца своего правления Мария Терезия выступала против любых войн. Ее сын, Иосиф II, и первый министр, князь Кауниц, правили более агрессивно, но эта агрессия редко оправдывала себя. Когда в 1780-х гг. Иосиф начал радикальную программу внутренних реформ, она провалилась отчасти потому, что его амбициозная внешняя политика втянула Австрию во внешние кризисы и войны.
Решение императрицы Елизаветы о вовлечении в Семилетнюю войну России было вызвано прежде всего опасениями, что Пруссия сменит Швецию в качестве главного соперника России на восточном побережье Балтийского моря. Более того, существовала угроза союза Пруссии и Швеции ради попытки лишить Россию прибалтийских территорий, завоеванных Петром Великим. Опасения подкреплялись родством монархов – Фридрих II был шурином шведского короля. Антипрусская позиция не пользовалась безоговорочной поддержкой российских элит: существенная часть их выступала за союз с Пруссией, эта партия объединилась вокруг наследника престола, великого князя Петра Федоровича. Преследуемую им политическую линию принято связывать с его личными симпатиями к Фридриху II и собственными узкодинастическими интересами в роли герцога Голштинского. Однако пропрусская партия основывалась не только на этом. Вполне справедливо утверждать, что союз с Фридрихом был лучшим способом предотвратить любую возможность шведско-прусской угрозы и обеспечить безопасность балтийских владений России без огромных затрат на войну. Именно эта политика, известная как «северная система», и стала доминировать в первое десятилетие правления Екатерины II 57 .
57
Участие России в Семилетней войне все еще чрезвычайно слабо освещено в западной литературе. В английской эта тема наиболее адекватно изложена в гл. 4–6 Duffy C. Russia’s Military Way to the West. London, 1982. Для более подробного исследования глобальной стратегии и военной мощи России см.: Fuller W. C. Strategy and Power in Russia 1600–1914. New York, 1992. Лучшее из имеющихся иностранных исследований по русской внешней политике фридерицианской эпохи: Mediger W. Moskaus Weg nach Europe. Der Aufstieg Russlands zum europaischen Machstaat im Zeitalter Friedrichs des Grossen. Berlin, 1952. Отличное более широкое исследование — Scott H. M. The Emergence of the Eastern Power, 1756–1775. Cambridge, 2001.
Фундаментальные разногласия во внешней политике на высшем государственном уровне существенно мешали военным усилиям России в 1756–1762 гг. Военачальники в действующей армии нервно оглядывались через плечо на перемены в политике двора. После случившегося с Елизаветой Петровной в сентябре 1757 г. удара ее здоровье так и не восстановилось, и полководцы старались не оказаться в опале у ее преемника. Смерть императрицы в январе 1762 г. привела к резкому развороту российской политики и союзу с Пруссией. Ощущение того, что интересы России были преданы в обмен на мелкие голштинские династические амбиции, повлекло за собой свержение и убийство Петра III после пяти месяцев пребывания на троне. Его преемница Екатерина II разорвала союз с Пруссией, но не стала снова вступать в войну на стороне Австрии. Таким образом, по крайней мере на поверхности представляется, что политические разногласия в верхах лишили Россию плодов ее жертв и побед.