Россия в глобальном конфликте XVIII века. Семилетняя война (1756?1763) и российское общество
Шрифт:
Пока в 1755 г. холодная война между британцами и французами в лесах Северной Америки перерастала в горячую, мир с ужасом взирал на природную катастрофу невиданных масштабов. 1 ноября 1755 г. столица Португалии, Лиссабон, была почти полностью уничтожена цунами и пожаром. Вызвавшее их землетрясение ощущалось и в германских землях, но несравненно более драматическая участь Лиссабона превратилась в медийное событие европейского масштаба 70 . Однако уже в 1757 г., как показывает анализ каталога Лейпцигской ярмарки, рукотворная катастрофа войны практически затмила в публицистике землетрясение 71 . Через несколько лет Вольтер в своем «Кандиде» упомянул оба этих событиях как потрясение привычного образа мира 72 .
70
Lauer G., Unger T. (Hrsg.) Das Erdbeben von Lissabon und der Katastrophendiskurs im 18. Jahrhundert. Gottingen, 2008.
71
Ср.: Loffler U. Lissabons Fall – Europas Schrecken. Die Deutung des Erdbebens von Lissabon im deutschsprachigen Protestantismus des 18. Jahrhunderts. Berlin; New York, 1999. S. 517–525, 631–647.
72
Вольтер. Кандид, или Оптимизм //(дата обращения 27.09.2022).
Толкования знамений в связи с землетрясением и нашествием мышей могут служить примером «лабораторной ситуации» в Семилетнюю войну, в ходе которой пересекались друг с другом традиции и инновации, домодерное и модерное 73 . Они же открывают темы и перспективы исторической антропологии, которая интересуется историей трансформации моделей восприятия, действий и интерпретаций, представляющихся нашему модерному миру инаковыми, чужеродными 74 . Впрочем, в определении «исторической антропологии» и ее программы исследователи далеки от единодушия 75 . Слишком разнятся между собой даже в пределах одной Германии местные школы исторической антропологии, скажем, в Берлине, Фрайбурге или Геттингене; у каждой из них свои справочники и своя научная периодика 76 . Нет недостатка и в программных заявлениях 77 . Историческая антропология – это междисциплинарное поле, формирование которого находится в постоянном развитии. Репертуар ключевых понятий и вопросов постоянно расширяется, так что даже в рамках одного течения уровни дискуссий 1985, 1995 и 2015 гг. могут существенно различаться. В начале 1980-х на первом плане были вопросы теории действия об агентности (agency) исторических акторов, особенно в гендерном плане, а материальное ограничивалось в основном экономикой; в 1990-х гг. фокус был дополнительно направлен на медиа, репрезентации и перформативные практики, а в 2000-х гг. среди прочего – на вопросы симметричной антропологии, соотношение природы и культуры, глобальную историю и возвращение материальности историчного 78 .
73
Ср. уже в: Salewski M. 1756 und die Folgen. Einleitung in den Schwerpunkt // Historische Mitteilungen 18. 2005. S. 1–6, здесь S. 3.
74
Ginzburg C. Geschichte und Geschichten. Uber Archive, Marlene Dietrich und die Lust an der Geschichte // Spurensicherungen. Uber Verborgene Geschichte, Kunst und soziales Gedachtnis. Munchen, 1988, S. 7–28, здесь S. 26.
75
Tanner J. Historische Anthropologie. Version 1.0 // Docupedia-Zeitgeschichte, 03.01.2012.DOI:(дата обращения 30.05.2020).
76
Ibid. С 1992 г. в издательстве De Gruyter выходит журнал Paragrana. Internationale Zeitschrift fur Historische Anthropologie, с 1993 г. в издательстве Bohlau – журнал Historische Anthropologie. Kultur – Gesellschaft – Alltag.
77
Ср., например: Dressel G. Historische Anthropologie. Eine Einfuhrung. Wien u. a., 1996; van Dulmen R. Historische Anthropologie. Entwicklung – Probleme – Aufgaben. Koln; Weimar; Wien, 2000; Tanner J. Historische Anthropologie zur Einfuhrung. Hamburg, 2004; Winterling A. (Hrsg.) Historische Anthropologie. Stuttgart, 2006.
78
О тенденциях развития см. также: Burschel P. Wie Menschen moglich sind. 20 Jahrgange «Historische Anthropologie» // Historische Anthropologie 20 H. 2. 2012. S. 152–161.
79
Fussel M. Die Materialitat der Fruhen Neuzeit. Neuere Forschungen zur Geschichte der materiellen Kultur // Zeitschrift fur Historische Forschung 42 H. 3. 2015. S. 433–463.
80
Ghobrial J.– P. (Ed.) Global history and microhistory (Past & Present 242, Issue Supplement 14). Oxford; New York, 2019; Bertrand R., Calafat G. La microhistoire globale. Affaire(s) a suivre // Annales HSS 73/1. 2018. S. 3–18; Medick H.: Turning Global? Microhistory in Extension // Historische Anthropologie 24 H. 2. 2016. S. 241–252; Trivellato F. Is There a Future for Italian Microhistory in the Age of Global History? // California Italian Studies 2 H. 1. 2011 (escholarship.org; дата обращения 28.05.2020).
Существенно для профиля и сущности исторических подходов и определение их границ. В случае исторической антропологии в 1980-х гг. таковыми были социальная и политическая история, в 1990–2000-х гг. же стали скорее обращать внимание на отличие от новой культурной истории, которую историческая антропология в широком понимании стремилась считать своей 81 . Несмотря на высокую степень теоретизации – ибо историческая антропология несомненно представляет собой один из наиболее теоретизированных подходов к истории, – ее контуры лучше всего определяются в историографической практике 82 . Применяемый в настоящей статье подход следует традиции исторической антропологии, выросшей из социальной истории, которая понимает себя в общем и целом как историю социальных практик 83 . Соответственно далее на примере Семилетней войны будет намечено, какие вопросы может задавать историческая антропология войны и как она может работать с эмпирическим материалом. Эту цель я прослеживаю в три этапа: вначале характеризую некоторые основные результаты смены перспективы (2.), затем перехожу к тематическим полям истории повседневности войны (3.), чтобы, наконец, задаться вопросом, что может дать историко-антропологический подход для анализа Семилетней войны в глобальном аспекте (4.).
81
Medick H. Historische Anthropologie // Jordan S. (Hrsg.) Lexikon Geschichtswissenschaft. Hundert Grundbegriffe. Stuttgart, 2002. S. 157–161, здесь S. 160.
82
Ср.: Chvojka E., van Dulmen R., Jung V. (Hrsg.) Neue Blicke. Historische Anthropologie in der Praxis. Wien; Koln; Weimar, 1997.
83
Ср.: Fussel M. Praxeologische Perspektiven in der Fruhneuzeitforschung // Brendecke A. (Hrsg.) Praktiken der Fruhen Neuzeit. Akteure – Handlungen – Artefakte. Koln; Weimar; Wien, 2015. S. 21–33.
Войны представляют собой в общем центральную область историко-антропологических исследований, поскольку служат экзистенциальным вызовом жизненному миру человека и одновременно требуют последовательной историзации 84 . Так, в целом ограниченные военно-исторические исследования склонны скорее к биологизирующей антропологии 85 . Историческая же антропология стремится прежде всего историзировать такие темы, как труд, питание, пол, тело, насилие, страдание, болезнь и смерть, а также медийность, религиозность, материальность и глобальность, но эта задача ставит перед ней и определенные эмпирические вызовы 86 . Среди них феномен, который можно назвать «парадоксом Зиммеля». В своей статье об историческом времени на материале Семилетней войны философ и социолог Георг Зиммель ставит вопрос о том, насколько близко мы можем подойти к исторической практике, не теряя при этом из виду ее историчности 87 . Как он пишет, каждый отдельный удар саблей в битве при Кунерсдорфе 1759 г. в микроперспективе ничем не отличается от любого другого удара саблей как составной части военного насилия. Но в чем особенность Кунерсдорфской битвы, или, шире, что характерного в исторической антропологии именно Семилетней войны?
84
Gestrich A. Friedensforschung, Historische Anthropologie und neue Kulturgeschichte // Eckern U., Herwartz-Emden L., Schultze R.-O. (Hrsg.) Friedens- und Konfliktforschung in Deutschland: Eine Bestandsaufnahme. Wiesbaden, 2004. S. 98–115.
85
Ibid. S. 100. Ср., например: Keegan J. Die Kultur des Krieges. Reinbek bei Hamburg, 1997. S. 126–149.
86
Ср. спектр тем у: Dressel. Historische Anthropologie. S. 71–155.
87
Simmel G. Das Problem der historischen Zeit (1916) // Idem. Goethe. Deutschlands innere Wandlung. Das Problem der historischen Zeit. Rembrandt (Gesamtausgabe 16). Frankfurt a. M., 2003. S. 287–304.
До сих пор основной методологический путь исторической антропологии составляла, как правило, микроистория – история отдельной деревни, отдельного военного кровопролития, отдельного индивидуума 88 . Но как мы попадем отсюда на более высокую агрегирующую ступень? Возможным способом может служить последовательное игнорирование онтологического различения между микро- и макроуровнем и фиксация в духе плоских онтологий 89 разнообразных переплетений сюжетных линий и отдельных практик 90 . В этом случае отдельный случай грабежа встраивается в более широкий процесс циркуляции товаров и ресурсов, отдельная пропагандистская листовка – в целую дискурсивную формацию, баталия – в совокупность различных практик насилия от малой войны до осады. «Большое» в этом случае не отличается по своему онтологическому статусу от «малого», различия зависят скорее от эпистемологического вопроса о видимости восприятия 91 . Например, такая битва, как Кунерсдорфская, сама по себе «невидимая», поскольку складывается лишь из множества отдельных действий 92 .
88
Ulbricht O. Mikrogeschichte: Menschen und Konflikte in der Fruhen Neuzeit. Frankfurt a. M., 2009.
89
Философский термин flat ontology (М. Де-Ланда, Г. Харман и др.) для обозначения подхода, в котором все объекты признаются онтологически явлениями одного порядка. – Прим. ред.
90
Schatzki T. R. Praxistheorie als flache Ontologie // Schafer H. (Hrsg.) Praxistheorie. Ein soziologisches Forschungsprogramm. Bielefeld, 2016. S. 29–44.
91
О преодолении дихотомии микро/макро и различии между эпистемологическими и онтологическими проблемами ср.: Hoebel T., Knobl W. Gewalt erklaren! Pladoyer fur eine entdeckende Prozesssoziologie. Hamburg, 2019. S. 127–155.
92
Ср.: Ginzburg C. Mikro-Historie. Zwei oder drei Dinge, die ich von ihr weiss // Historische Anthropologie 1. 1993. S. 169–192, здесь S. 184.
В то время как в макроисследованиях Семилетней войны недостатка нет, почти все они до сих пор оперировали классической историей в стиле battles and treatises – главных битв, великих людей, центральных решений 93 . Постановка проблем в духе исторической антропологии реализовалась, скорее, в форме статей и, как правило, на материале отдельных кейсов 94 .
В то же время историческая антропология не застрахована от одной из ловушек «культурных поворотов», а именно смешения перспективы и предмета, оптики и топики 95 . Так, безусловно, не всякое исследование об экономике, материальной культуре или смерти обязательно встроено в историко-антропологическую перспективу; это касается и большинства цитируемой здесь литературы по Семилетней войне. Однако вопросам об альтернативных акторах, практиках и традициях всегда была присуща критическая смена перспективы: от истории элит – к повседневности простых людей, от фиксации на письменных источниках – к широкой палитре исторического материала, от евроцентризма – к глобальным переплетениям и циркуляции и т. п. Если эти перспективы свести только к предметам, историческая антропология потеряет свой критический заряд. Иначе говоря, с рассмотрением новых тем должно фундаментально поменяться и представление о масштабных исторических контекстах: война предстанет тогда не последовательностью военных событий и договоров, а экзистенциальной борьбой за выживание, которая разыгрывается не только в политических кабинетах, но и на каждом отдельном крестьянском дворе 96 . Сведение же повседневности лишь к одной в ряду прочих тем приводит к тому, что хотя раздел о ней и включается в большие нарративы, но никак на них не влияет. После разделов о политической истории просто следует в конце еще один, об истории жизненного опыта (Erfahrungsgeschichte). Это в любом случае лучше, чем совершенно игнорировать историю военной повседневности, но в конечном итоге приводит к своего рода компартментализации, изолированному рассмотрению, а отсюда к нейтрализации критических импульсов истории повседневности и жизненного опыта 97 .
93
Stellner F. Sedmileta valka v Evrope. Praha, 2000; Szabo F. A. J. The Seven Years’ War in Europe, 1756–1763. Harlow, 2008; Baugh D. A. The Global Seven Years’ War, 1754–1763. Britain and France in a Great Power Contest. Harlow, 2011; Dziembowski E. La Guerre de Sept Ans. Paris, 2015; Bremm K.– J. Preussen bewegt die Welt. Der Siebenjahrige Krieg 1756–63. Darmstadt, 2017.
94
Ср., например, статьи о «культуре» войны в: Hofstra W. R. (Hrsg.) Cultures in Conflict: The Seven Years’ War in North America. New York, 2007; De Bruyn F., Regan S. (Eds) The Culture of the Seven Years’ War: Empire, Identity, and the Arts in the Eighteenth-Century Atlantic World. Toronto etc., 2014; Externbrink S. (Hrsg.) Der Siebenjahrige Krieg (1756–1763). Ein europaischer Weltkrieg im Zeitalter der Aufklarung. Berlin, 2011.
95
Wilder G. From Optic to Topic: The Foreclosure Effect of Historiographic Turns // The American Historical Review 117. Vol. 3. 2012. P. 723–745.
96
Ср. яркий пример на материале Тридцатилетней войны: Medick H. Der Dreissigjahrige Krieg. Zeugnisse vom Leben mit Gewalt. Gottingen, 2018.
97
Об альтернативном взгляде на проблематику «разделения труда» с точки зрения структур ср.: Hausen K. Historische Anthropologie – ein historiographisches Programm? // Historische Anthropologie 5 H. 3. 1997. S. 454–462, здесь S. 460.
При этом требуется все же чем-то ответить на вероятный упрек из перспективы структурной или макроистории, утверждающей, к примеру, что Семилетняя война была «в действительности борьбой финансовых и экономических систем, развитости модерных государственных администраций, а также военной выносливости» 98 . Это утверждение не является ошибочным само по себе, но с точки зрения исторической антропологии оно остается неудовлетворительным без микроисторического прочтения «черного ящика» экономических систем и государственной администрации 99 . Необходимо определить акторов администрирования и финансирования с их конкретными практиками, иначе в противном случае грозит опасность опредмечивания структур и соотношений, превращения их в субъекты, как это очевидно происходит в формуле «борьбы систем» 100 . В то же время следует избегать отнюдь
98
Heinrich G. Friedrich II. von Preussen. Leistung und Leben eines grossen Konigs. Berlin, 2009. S. 203.
99
Ср., например: Neu T. Glocal Credit. Die britische Finanzlogistik als fraktales Phanomen am Beispiel des Siebenjahrigen Krieges // Fussel M. (Hrsg.) Der Siebenjahrige Krieg 1756–1763. Mikro- und Makroperspektiven (Schriften des Historischen Kollegs 105). Berlin; Boston, 2021. S. 75–93.
100
Ср.: Sieder R. Sozialgeschichte auf dem Weg zu einer historischen Kulturwissenschaft // Geschichte und Gesellschaft 20 H. 3. 1994. S. 445–468, здесь S. 447.
101
Ср. обзорно: Kohler M. Neue Forschungen zur Diplomatiegeschichte // Zeitschrift fur Historische Forschung 40 H. 2. 2013. S. 257–271. Для Семилетней войны: Externbrink S. Friedrich der Grosse, Maria Theresia und das Alte Reich: Deutschlandbild und Entscheidungsprozesse in der Aussenpolitik Frankreichs im Siebenjahrigen Krieg. Berlin, 2006.
102
Идеи из области теории организации ср.: Ortmann G. Katzensilber. Organisationsrituale und nachtragliche Sinnstiftung // Paragrana 12 H. 1/2. 2003. S. 539–556. О лабораторном исследовании в истории науки ср.: Knorr Cetina K. Die Fabrikation von Erkenntnis. Zur Anthropologie der Naturwissenschaft. 2. Aufl. Frankfurt a. M., 2002.
103
Так, уже давно в политике Питта был выявлен team work, ср.: Middleton R. The Bells of Victory. The Pitt-Newcastle Ministry and the Conduct of the Seven Years’ War 1757–1762. Cambridge etc., 1985. Методологически инновационный пример этнографии: Latour B. Die Rechtsfabrik. Eine Ethnographie des Conseil d’Etat. Konstanz, 2016.
104
О paper work списков: Charters E. Empire und Manpower. «Soldaten zahlen» im Siebenjahrigen Krieg // Fussel. Der Siebenjahrige Krieg. S. 59–73.
105
Понятие setting заимствовано из теории акторов и сетей, ср.: Akrich M., Latour B. Zusammenfassung einer zweckmassigen Terminologie fur die Semiotik menschlicher und nicht-menschlicher Konstellationen // Belliger A., Krieger D. J. (Hrsg.) ANThology. Ein einfuhrendes Handbuch zur Akteur-Netzwerk-Theorie. Bielefeld, 2006. S. 399–405, здесь S. 399.
В центре исторической антропологии всегда был действующий, интерпретирующий и страдающий человеческий субъект 106 . Отсюда очевидно всплывает вопрос о страдающих в войну. И здесь нас также подстерегает парадокс Зиммеля: разве страдающий в войне индивид не сталкивается с одними и теми же экзистенциальными вызовами?
Широкая глобально-историческая перспектива Семилетней войны дает новые характерные результаты и с точки зрения истории жизненного опыта 107 . Так, в фокусе оказываются не только особенно пострадавшие от войны территории Священной Римской империи, например Саксония, но и коренные американцы с порабощенными африканцами. Обе эти группы можно считать основными проигравшими в войне 108 . Исследование роли культур аборигенов Северной Америки в «Войне с французами и индейцами» (French and Indian War) 109 открыло в том числе методологические возможности для антропологических перспектив 110 . Здесь исследователи имели дело с акторами, культурно совершенно инаковыми: не только с другим языком, но и с другой религией, с другой экономикой, другими практиками насилия и т. п. К тому же это были бесписьменные культуры со своими средствами коммуникации, как, например, вампум 111 . Их исследование требовало иных методик и приглашало присмотреться к культурным отличиям.
106
Fussel M. Die Ruckkehr des Subjekts in der Kulturgeschichte. Beobachtungen aus praxeologischer Perspektive // Deines S., Jaeger S., Nunning A. (Hrsg.) Historisierte Subjekte – Subjektivierte Historie. Zur Verfugbarkeit und Unverfugbarkeit von Geschichte. Berlin, 2003. S. 141–159.
107
Тематика «восприятия войны» отражена в важных работах, появившихся в рамках одноименной Особой исследовательской группы SFB 437 в Тюбингене (1999–2008); ср.: Schild G. (Hrsg.) Kriegserfahrungen. Krieg und Gesellschaft in der Neuzeit; neue Horizonte der Forschung. Paderborn etc., 2009.
108
Horne G. The Biggest Losers. Africans and the Seven Years’ War // Idem. The Counter-Revolution of 1776: Slave Resistance and the Origins of the United States of America. New York, 2014. P. 161–183; Schneider E. A. The Occupation of Havana: War, Trade, and Slavery in the Atlantic world. Williamsburg, VA, 2018.
109
Отдельное название для Североамериканского театра Семилетней войны. – Прим. ред.
110
Jennings F. Empire of Fortune: Crowns, Colonies and Tribes in the Seven Years’ War in America. New York; London, 1988; White R. The Middle Ground: Indians, Empires, and Republics in the Great Lakes Region, 1650–1815. New York, 1991; Richter D. K. Facing East from Indian Country: a Native History of Early America. Cambridge, MA, 2001.
111
Anderson F. Crucible of war. The Seven Years’ War and the fate of the Empire in British North America, 1754–1766. New York, 2000, P. 20, 279, 624, 629; Idem. The War that made America. A short history of the French and Indian War. New York, 2005. P. 59, 160.
Но страдало и гражданское население Европы, не говоря уже о солдатах на многочисленных полях сражений 112 . Речь должна идти, однако, не о том, чтобы мерить разные группы акторов относительно друг друга, а о расширении перспективы для преодоления старых евро- или тем более прусскоцентричных нарративов и историзации насилия.
В сравнении с Тридцатилетней войной и Коалиционными войнами конца XVIII в. относительно остальной части столетия утвердилось мнение об «укрощенной Беллоне» 113 . И хотя многие эмпирические данные говорят в реальности не в пользу ограничения конфликтов, нельзя все же полностью отрицать динамику и более выраженное «дозирование» в ведении войны 114 . Ни один город не разделил судьбу Магдебурга в Тридцатилетней войне, однако в сельской местности ситуация выглядела иначе. Население здесь по большей части не попадало в поле зрения просвещенной общественности и было подвержено произволу высокомобильных конных легких войск в «малой войне» 115 . В то же время степень насилия различалась в зависимости от региона и состава акторов. Находившиеся на самообеспечении и не имевшие возможностей словесной коммуникации казаки обнаруживают иную культуру насилия, нежели прусский вольный корпус у стен имперского города или обманутые в ожидании трофеев племена индейцев 116 . «Национальные» историки XIX в. видели «особый феномен Семилетней [войны] в том, что на арене боевых действий в ней в большей степени, нежели в других мировых войнах, появлялись наряду с цивилизованными национальными элементами также варварские и полудикие нации: в Канаде за и против Англии сражались орды индейцев; Австрия выставила в поле массы своих кроатов и пандуров; Россия включила в состав армии вторжения народности, которые до того редко видели в глубинных регионах Европы и появление которых было способно вызвать в памяти в центре современной цивилизации эпоху Великого переселения народов. Если в том, чтобы не гнушаться прибегнуть к призыву иррегулярных вооруженных масс, российские власти были схожи с прусскими, то происходило это, в отличие от Пруссии, не из-за острой нужды в регулярных бойцах, но потому, что здесь от применения подобных национальных ополчений ожидали существенных военных преимуществ» 117 .
112
Fussel M. Ungesehenes Leiden? Tod und Verwundung auf den Schlachtfeldern des 18. Jahrhunderts // Historische Anthropologie 23 H. 1. 2015. S. 30–53; в широкой сравнительной перспективе: Clauss M., Reiss A., Ruther S. (Hrsg.) Vom Umgang mit den Toten. Sterben im Krieg von der Antike bis zur Gegenwart. Paderborn, 2019.
113
Ср.: Ritter G. Staatskunst und Kriegshandwerk. Das Problem des «Militarismus» in Deutschland. Bd. 1: Die altpreussische Tradition (1740–1890). Munchen, 1959. S. 50–59.
114
Ср.: Wrede M. «Zahmung der Bellona» oder Okonomie der Gewalt? Uberlegungen zur Kultur des Krieges im Ancien regime // Dingel I. et al. (Hrsg.) Theatrum Belli – Theatrum Pacis. Konflikte und Konfliktregelungen im fruhneuzeitlichen Europa. Festschrift fur Heinz Duchhardt zu seinem 75. Geburtstag. Gottingen, 2018. S. 207–237.
115
Rink M. Partisanen und Landvolk 1730 bis 1830. Eine militar- und sozialgeschichtliche Beziehung zwischen Schrecken und Schutz, zwischen Kampf und Kollaboration // Militargeschichtliche Zeitschrift 59 H. 1. 2000. S. 23–59; Nowosadtko J. «Gehegter Krieg» – «Gezahmte Bellona»? Kombattanten, Partheyganger, Privatiers und Zivilbevolkerung im sogenannten Kleinen Krieg der Fruhen Neuzeit // Becker F. (Hrsg.) Zivilisten und Soldaten. Entgrenzte Gewalt in der Geschichte. Essen, 2015. S. 51–77.
116
Историю эволюции образа казака в Германии см. в: Gehrmann U. Russlandkunde und Osteuropaverstandnis im 18. und 19. Jahrhundert. Eine Studie zum deutschen Kosakenbild // Jahrbucher fur Geschichte Osteuropas N. F. 40. 1992. S. 481–500. Для Семилетней войны: Fussel M. «Feroces et barbares?» Cossacks, Kalmyks and Russian Irregular Warfare during the Seven Years’ War // Danley M. H., Speelman P. J. (Eds) The Seven Years’ War. Global Views, Leiden; Boston, 2012. P. 243–262; по имперским городам: Fussel M. Reichsstadte im Siebenjahrigen Krieg – Erfahrungen von Gewalt und Okkupation im 18. Jahrhundert // Timpener E., Wittmann H. (Hrsg.) Reichsstadt und Gewalt. Petersberg, 2021. S. 255–278.
117
von Hasenkamp X. Ostpreussen unter dem Doppelaar: Historische Skizze der russischen Invasion in den Tagen des siebenjahrigen Krieges (Aus den Neuen Preussischen Provinzialblattern 3. Folge. Bd. VI–XI). Konigsberg, 1866. S. 82.
Так с вступлением в войну Российской империи создалась особая ситуация встречи между культурами. Российские иррегулярные войска в лице конных казаков и калмыков прежде всего способствовали формированию образа столкнувшейся с логистическими проблемами российской армии в Пруссии, который оставил устойчивые следы и в пропаганде, и в повседневной жизни рядового населения 118 .
С историко-антропологической перспективы интересны, с одной стороны, современные эпохе сведения о казаках и калмыках, в которых образ врага соединен со своего рода протоэтнографией и которые обращают внимание на образ жизни, одежду, религию и боевой дух этих войск 119 . С другой стороны, с точки зрения исторической антропологии насилия встает вопрос о причинах и интерпретации военного насилия, воспринятого как нерегулярное. Связывание его с иррегулярными частями нуждается в эмпирической проверке с включением в исследования отклонений от нормы среди регулярных войск 120 .
118
Keep J. L. H. Die russische Armee im Siebenjahrigen Krieg // Kroener B. R. (Hrsg.) Europa im Zeitalter Friedrichs des Grossen. Wirtschaft, Gesellschaft, Kriege. Munchen, 1989. S. 133–169.
119
von Frisch E. Zur Geschichte der russischen Feldzuge im Siebenjahrigen Kriege nach den Aufzeichnungen und Beobachtungen der dem russischen Hauptquartier zugeteilten osterreichischen Offiziere vornehmlich in den Kriegsjahren 1757/58. Heidelberg, 1919; Rapport eines churfurstl. sachsischen Officiers, Herrn von Trutschlers, an den Premierminister und General, Reichsgrafen von Bruhl, die Russisch-Kaiserliche Armee betreffend // Militar Wochenblatt. № 31–38. 1838. S. 124–126, 128–130, 132–134, 136–138, 141–142, 144–146, 149–150, 151–152; [Anonym]. Nachrichten von der Auffuhrung der Russisch-Kaiserlichen Armee in der Gegend bey Custrin, nebst einem Anhange von der Beschaffenheit und Einrichtung dieser Volker, Neumark 1759 // Teutsche Kriegs-Canzley 1759. S. 745–798, 799–825; Tielcke J. G. Beitrage zur Kriegskunst und Geschichte des Krieges von 1756 bis 1763. Freyberg, 1775–1786. Bd. 2. Der Feldzug der Kayserlich-Russischen und Koniglich-Preussischen Volker, im Jahre 1758. Freyberg, 1776.
120
Этой темой в настоящее время в Геттингенском университете занимается Отто Ермаков (Otto Ermakov) на основании сравнения культуры насилия российской и австрийской армий в Семилетней войне в рамках диссертации, являющейся частью субпроекта исследовательской группы Немецкого научного сообщества «Военные культуры насилия».