Россия в глобальном конфликте XVIII века. Семилетняя война (1756?1763) и российское общество
Шрифт:
Крайняя эскалация насилия отнюдь не ограничивалась, таким образом, неевропейским театром военных действий 121 . Наряду с акцентом на эксцессах насилия и по большей части еще не реализованными исследованиями нарушения существующих норм линейными войсками необходимо, в частности, подвергнуть эмпирической проверке тематические поля, которые привлекаются для подтверждения тезиса об «укрощении» войны: это обмен военнопленными и обращение с ними, сдача укрепленных мест, военно-полевая медицина, уход за неприятельскими ранеными, квартирование и трофеи, отказ от нерационально жестоких видов артиллерийских снарядов, жесткая линейная система, исключительно стратегии маневрирования, а также применение правовых норм к ведению боевых действий в целом 122 .
121
Mobius S. Kriegsgreuel in den Schlachten des Siebenjahrigen Krieges in Europa // Neitzel S., Hohrath D. (Hrsg.) Kriegsgreuel. Die Entgrenzung von Gewalt in kriegerischen Konflikten vom Mittelalter bis ins 20. Jahrhundert. Paderborn u. a., 2008. S. 185–203. О нападениях индейцев и взаимном непонимании культур ср. на отдельном примере: Steele I. K. Betrayals: Fort William Henry and the
122
Перечисляются тезисы статьи об «укрощении Беллоны» Г. Риттера: Ritter. Staatskunst. S. 57. О военнопленных: Morieux R. The Society of Prisoners. Anglo-French Wars and Incarceration in the 18th century. Oxford, 2019.
То, что степень разрушительности в Семилетнюю войну достигла необыкновенных масштабов, доказывает факт постоянного сравнения ее современниками с Тридцатилетней войной, а не с различными войнами за наследства между ними. В 1760 г. в «Лейпцигском сборнике» (Leipziger Sammlungen) появилась статья под названием «Соображения анонима по поводу разорений в экономике и политике, причиняемых нынешней войной». Основной линией аргументации служит сравнение с обстоятельствами Тридцатилетней войны:
В эпоху около 1647–1657 гг. в Германии отчасти все еще полыхал ужасный огонь всеобщей внутренней 30-летней войны, отчасти же после заключенных в Оснабрюке и Мюнстере мирных договоров многим местностям нашего отечества предстояло перенести в течение где более, где менее длительного времени много страшных последствий этой войны – величайшие бедствия, огромные страдания и нужду. Люди мечтали о лучших временах и размышляли о различных средствах, чтобы наконец быть избавленными от этого наказания Божьего, за которое его не признавали разве что те, кто именовался христианами, не имея веры. В годы же с 1757-го и по текущий 1759-й, то есть спустя сто лет, Господь вновь посетил нас, попустив ужасный пламень войны на все наше отечество, который ныне угрожает пожрать и сжечь все, как в 30-летнюю войну 123 .
123
Eines Anonymi Betrachtungen uber die Verwustung der Wirthschaft und Policey, die der jetzige Krieg anrichtet // Zincke G. H. (Hrsg.) Leipziger Sammlungen von Wirthschafftlichen Policey-, Cammer- und Finantz-Sachen, 15. Leipzig, 1760. Ausgaben 169–174. S. 37–68, здесь S. 37.
Но в то же время автор признает перемены в ведении войны: «Справедливо, правда, что манеры и способы ведения 30-летней войны были несколько более жестокими и бесчеловечными, чем теперь; равно вид оставленных ей следов, как и известия о той войне, представляют нам огромный размер тогдашних бедствий». Однако далее в тексте, ссылающемся в том числе на опустошение Пфальца войсками Людовика XIV, эта релятивизация сама получает относительный характер. Здесь можно увидеть риторические стратегии, сопоставляющие собственные страдания с примером наивысшего ужаса, оставшегося в коллективной памяти, но это может и указывать на манеру восприятия и интерпретации погружающегося во все больший хаос мира, объятого пламенем. Императив маневренной стратегии не в полной мере снижал жертвы среди мирного населения, он скорее смещал их распределение.
Постоянное присутствие проходящих мимо крупных армейских соединений способствовало распространению так называемых лагерных болезней в том числе в городах. Перспектива, обращающая внимание на эти потери, меняет и в целом картину Семилетней войны, поскольку гораздо больше мужчин стало жертвами болезней, чем было убито в боевых действиях 124 . При отступлении на восток, согласно склонному к преувеличениям Архенгольцу, «тысячи» калмыков погибли от натуральной, или, как тогда ее называли, «черной», оспы – болезни, с которой они сталкивались в степи, но считали ее неизлечимой и, очевидно, были ей подвержены в большей степени, нежели другие военнослужащие российской армии 125 .
124
Charters E. M. Disease, War, and the Imperial State: the Welfare of the British Armed Forces during the Seven Years’ War. Chicago, IL. etc., 2014; Pranghofer S. Der Umgang mit Krankheit und Seuchengefahr im Kriegsalltag in Nordwestdeutschland, 1757–1763 // Funke N. u. a. (Hrsg.) Krank vom Krieg. Umgangsweisen und kulturelle Deutungsmuster von der Antike bis in die Moderne. Frankfurt a. M.; New York, 2022. S. 105–133.
125
О болезнях в российской армии: Keep. Russische Armee. S. 148–151. О потерях калмыков: von Archenholz J. W. Geschichte des siebenjahrigen Krieges in Deutschland von 1756 bis 1763 // Kunisch J. (Hrsg.) Aufklarung und Kriegserfahrung. Klassische Zeitzeugen zum Siebenjahrigen Krieg. Frankfurt a. M., 1996 [1793]. S. 9–513, здесь S. 98–99; почти буквально эти сведения заимствует: von Hulsen C. W. Unter Friedrich dem Grossen. Aus den Memoiren des Aeltervaters 1752–1773 / Hrsg. H. von Hulsen. Osnabruck, 1974. S. 48; контекст: von Hasenkamp. Ostpreussen. S. 226–227.
Только на Кубе после оккупации ее британцами в 1762 г. от инфекционных болезней погибло больше мужчин, чем в сражениях «Войны с французами и индейцами» на североамериканском театре 126 . Однако страдания окончивших свою жизнь в болезни никак не отражены в историографии, тогда как малейшие перестрелки в «Войне с французами и индейцами» исследованы досконально. На двух театрах Семилетней войны вообще не происходило никаких значимых битв – это так называемая Померанская война между Швецией и Пруссией (1757–1762) и Фантастическая война между Испанией и Португалией (1762) 127 . В то же время в обеих войнах тысячи солдат стали жертвами голода и инфекционных болезней.
126
McNeill J. R. Mosquito Empires: Ecology and War in the Greater Caribbean, 1620–1914. Cambridge, 2010. P. 169–187; Charters. Disease. P. 65–85; Fussel. Preis des Ruhms. S. 423–424.
127
В качестве обзорных работ см. о Померанской войне: Fussel. Preis des Ruhms. S. 216–219, 302–305, 397–400; о Фантастической войне: Ibid. S. 407–412; Save T. Sveriges deltagande i sjuariga kriget aren 1757–1762. Stockholm, 1915; Oldach R. (Hrsg.) Schwedens Beteiligung am Siebenjahrigen Krieg im Spiegel des Tageregisters der Stadt Loitz 1757–1759. Greifswald, 2014. S. 24–57; Aselius G. Sweden and the Pommeranian War // Danley, Speelman. Global Views. S. 135–164; Speelman P. J. Strategic Illusions and the Iberian War of 1762 // Danley, Speelman. Global Views. P. 429–460; Barrento A. Guerra Fantastica. The portuguese army in the seven years’ war. Warwick, 2020.
Историко-медицинская перспектива подводит к теме истории тела, еще одного плодотворного поля исследований исторической антропологии 128 . Солдаты Старого режима были практически беззащитны против воздействия погоды и окружающей среды, и в сражении форма защищала их минимально 129 . Актуальной темой постоянно оставалось питание, что однозначно указывает на аграрный характер тогдашнего общества, в котором основным продуктом питания был хлеб, а повышение цен быстро становилось для низших классов критическим вопросом выживания 130 .
128
Lorenz M. Leibhaftige Vergangenheit: Einfuhrung in die Korpergeschichte. Tubingen, 2000.
129
Ср.: Dinges M. Soldatenkorper in der Fruhen Neuzeit. Erfahrungen mit einem unzureichend geschutzten, formierten und verletzten Korper in Selbstzeugnissen // van Dulmen R. (Hrsg.) Korper-Geschichten. Frankfurt a. M., 1996. S. 71–98.
130
Ср.: Collet D. Die doppelte Katastrophe: Klima und Kultur in der europaischen Hungerkrise 1770–1772. Gottingen, 2019.
Примером того, как, исходя из питания, современники могли оценивать менталитет чужих войск, может служить свидетельство саксонского офицера Иоганна Готлиба Тильке (1731–1787) о «хлебе» в российской армии: «Русские солдаты получают не хлеб, а зерно, которое они мелят или, точнее, дробят на ручных мельницах, имеющихся по одной на палатку». Из муки в бочках или в земляных полостях готовится квашня и выпечка: «Эти сухари на вид как обожженная в печи глина. Чтобы разжевать их, нужны хорошие зубы и еще лучшие десны, которые обыкновенно затем кровоточат. <…> Если сухари у них кончаются, а выпечь новые не получается, они делают себе тюрю из воды с мукой. Такие блюда вряд ли пришлись бы по вкусу нашим изнеженным солдатам. Русский же не только доволен, но и выносит без ропота даже голод и величайшую нужду, если сказать ему, что это по приказанию или с одобрения его императрицы» 131 .
131
Tielke J. G. Beitrage zur Kriegskunst und Geschichte des Krieges von 1756 bis 1763. 6 Bde. Freyberg, 1775–1786, II. Stuck Der Feldzug der Kayserlich Russischen und Koniglich Preussischen Volker im Jahre 1758. 2. Aufl. Freyberg, 1781. S. 55.
Взгляд вблизи позволяет также увидеть языковые компетенции или их отсутствие в качестве важного фактора взаимопонимания и взаимодействия. Многие исторические работы походят на старый голливудский фильм, в котором актеры всегда говорят на одном и том же языке. Хотя латынь и французский составляли универсальные средства общения, в основном господствовало безъязычие 132 . А. Т. Болотов извлекал выгоду из своего знания немецкого языка; он пишет о Тильзите: «Мне немецкий мой язык и в сем случае очень помог. Всем немцам можно то в похвалу сказать, что они отменно благосклонны к тем, которые из иностранных умеют говорить их языком». Он неожиданно получает от пекаря «десяток хлебцов». «Сим образом удавалось мне и все прочее доставать себе купить несравненно с лучшим успехом, нежели другим, языка немецкого неразумеющим» 133 . Британцы в северо-западных немецких землях столкнулись с жителями, не говорившими по-английски, а среди британцев, отправленных в Португалию, лишь единицы знали португальский. Следствием стали многочисленные трения в повседневной жизни.
132
Fussel. Preis des Ruhms. S. 211–214. О взаимосвязях между армией и языком см.: Gluck H., Haberlein M. (Hrsg.) Militar und Mehrsprachigkeit im neuzeitlichen Europa, Wiesbaden, 2014.
133
Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков, 1757–1762: В 2 кн. / Подг. текста А. Ю. Веселовой. Кн. 1. СПб., 2022. С. 36–37.
История тела во многом распространилась также на историю чувств, задавая вопросы о зрении, слухе, вкусе, обонянии и осязании 134 . Постоянное внимание к порядкам видимого позитивно отразилось на истории звука 135 . Были исследованы различные звуковые ландшафты на войне и в мирное время, а также культурная кодировка звуков 136 . Получилась широкая палитра акустических факторов от колокольного звона и грома пушек как наиболее громких звуковых эффектов раннего Нового времени до пения во время баталии или тишины.
134
Smith M. M. Sensing the past: seeing, hearing, smelling, tasting, and touching in history. Berkeley, 2007; отдельно по XVIII в.: Vila A. C., Classen C. (Eds) A Cultural History of the Senses in the Age of Enlightenment. London etc., 2014.
135
Missfelder J. F. Period Ear. Perspektiven einer Klanggeschichte der Neuzeit // Geschichte und Gesellschaft 38 H. 1. 2012. S. 21–47.
136
Fussel M. Zwischen Schlachtenlarm und Siegesklang. Zur akustischen Reprasentation von militarischer Gewalt im Siebenjahrigen Krieg (1756–1763) // Stockhorst S. (Hrsg.) Krieg und Frieden im 18. Jahrhundert. Kulturgeschichtliche Studien. Hannover, 2015. S. 149–166; Mobius S. Ein feste Burg ist unser Gott…! und das entsetzliche Larmen ihrer Trommeln. Preussische Militarmusik in den Schlachten des Siebenjahrigen Krieges // Nowosadtko J., Rogg M. (Hrsg.) «Mars und die Musen». Das Wechselspiel von Militar, Krieg und Kunst in der Fruhen Neuzeit. Berlin, 2008. S. 261–289.