Россия в канун войны и революции. Воспоминания иностранного корреспондента газеты «Таймс»
Шрифт:
Вскоре после приезда в Новгород мне представилась возможность поприсутствовать на уездном собрании. В бальном зале дворянского клуба я обнаружил три-четыре десятка человек, сидевших вокруг длинного, покрытого зеленой тканью стола. Перед каждым лежали листы бумаги для записей, а перед председателем – уездным предводителем дворянства – стоял небольшой колокольчик, в который он энергично звонил в начале заседания и во всех случаях, когда хотел добиться тишины. Справа и слева от председателя сидели представители исполнительной власти (управы), вооруженные кипами писаных и печатных документов, откуда они зачитывали длинные и утомительные отрывки, пока большинство слушателей не начинали зевать, а некоторые так и вообще засыпали. В конце каждого доклада президент звонил в колокольчик – можно предположить, что с целью разбудить спящих, – и спрашивал, есть ли у кого-нибудь замечания по поводу
Что больше всего удивило меня в этом собрании, так это то, что оно состояло частично из дворян, а частично из крестьян, причем последние явно составляли большинство, и что не проявлялось никаких признаков вражды между двумя классами. Помещики и их бывшие крепостные, освобожденные всего десять лет назад, очевидно, теперь встречались на равноправной основе. Обсуждение вели в основном дворяне, но неоднократно выступали и представители крестьян, и их замечания, всегда четкие, практические и по существу, выслушивались с неизменным уважением. Вместо яростного соперничества, которого можно было ожидать, учитывая состав собрания, наблюдалось чрезмерное единодушие – и этот факт прямо указывает на то, что большинство депутатов не были особо заинтересованы в рассматриваемых вопросах.
Этот уездный съезд состоялся в сентябре. В начале декабря состоялся губернский съезд, и в течение почти трех недель я ежедневно присутствовал на его заседаниях. По своему характеру и порядку действий это собрание очень напоминало уездное. Его главные особенности заключались в том, что его члены избирались не отдельными выборщиками, а собраниями десяти составляющих губернию уездов, и что оно рассматривало только те вопросы, которые касались более чем одного уезда. Кроме того, крестьянских депутатов было очень мало, что меня несколько удивило, ведь я знал, что по закону крестьяне – депутаты уездных собраний имели право избираться в губернское, как и представители других классов. Объясняется это тем, что уездные собрания выбирают своих наиболее активных членов для представления их в губернских собраниях, и, следовательно, выбор обычно падает на землевладельцев. Крестьяне не возражают против этого, так как участие в губернских собраниях требует значительных денежных затрат, а платить депутатам прямо запрещено законом.
Чтобы дать читателю представление о составляющих это собрание элементах, позвольте мне познакомить вас с некоторыми его членами. Значительную их часть можно описать одной фразой. Это обычные люди, которые провели несколько лет своей молодости на государственной службе – в качестве армейских офицеров или чиновников гражданской администрации, а затем ушли в отставку и поселились в поместьях, где приобрели скромный опыт ведения сельского хозяйства. Некоторые из них получали прибавку к своим хозяйственным доходам за счет того, что выполняли обязанности мировых судей [1] . А вот некоторых депутатов можно описать и подробнее.
1
Институт судей, избираемых и оплачиваемых земством, отменен в 1889 году.
Поглядите, например, на благообразного старого генерала в мундире с Георгиевским крестом на петлице – этот орден дают только за храбрость, проявленную на поле боя. Это князь Суворов, внук знаменитого фельдмаршала, который одерживал победы для императрицы Екатерины. Он занимал высокие посты во власти, ни разу не запятнав своего имени сомнительными или бесчестными поступками, и большую часть жизни провел при дворе, где неизменно был прямолинеен, щедр и правдив. Хотя он не очень разбирается в текущих делах и порой его смаривает дремота, в спорных вопросах он всегда стоит на правильной стороне и, беря слово, всегда говорит по-солдатски четко.
Чуть левее сидит высокий, сухопарый мужчина немного старше средних лет – князь Васильчиков. Его фамилия тоже прославилась в истории, но превыше всего он ценит личную независимость и в силу этого всегда держался в стороне от императорской администрации и двора. Сбереженное таким образом время он посвятил образованию и написал несколько ценных трудов по политическим и общественным наукам. Энергичный, но при этом хладнокровный аболиционист времен отмены крепостного права, с тех пор он непрерывно стремился улучшить положение крестьян, выступая за широкое начальное образование, создание сельских кредитных союзов в деревнях, сохранение общинных учреждений и многочисленные важные реформы в финансовой системе. Говорят, что оба этих господина великодушно раздали крестьянам больше земли, чем были обязаны по закону об освобождении. На собраниях князь Васильчиков выступает часто и всегда привлекает внимание; он – ведущий член всех важных комитетов. Будучи горячим защитником земских учреждений, он считает, что их деятельность должна ограничиваться сравнительно узкой областью, и этим отличается от некоторых своих коллег, готовых пускаться в рискованные, если не сказать фантастические, проекты развития природных ресурсов губернии. Его сосед господин П. – один из способнейших и энергичнейших членов собрания. Он председательствует в исполнительной управе в одном из уездов, где основал множество начальных школ и несколько сельских кредитных ассоциаций по образцу тех, что носят имя Шульце-Делича в Германии. Господин С., сидящий рядом с ним, несколько лет служил арбитром между помещиками и освобожденными крепостными, затем – в губернской управе, а теперь служит директором банка в Санкт-Петербурге.
Справа и слева от председателя, который также является губернским предводителем дворянства, сидят представители управы. Господин, который читает долгие доклады, – это мой друг «премьер-министр», который начал карьеру кавалерийским офицером и через несколько лет военной службы ушел в отставку и уехал к себе в поместье; он умный, способный администратор и весьма начитанный человек. Его коллега, который помогает ему читать доклады, – купец и директор муниципального банка. Следующий член – тоже купец и в некоторых отношениях самый примечательный человек в зале. Он родился крепостным, но, несмотря на это, уже в зрелом возрасте стал важной фигурой в мире российской коммерции. Ходят слухи, что основу своего состояния он заложил тем, что однажды купил медный котел в деревне, через которую проезжал по пути в Санкт-Петербург, где надеялся немного заработать на продаже телят. За несколько лет он накопил огромное состояние; но осторожные люди считают, что он слишком любит опасные спекуляции, и пророчат, что он кончит жизнь таким же бедняком, как и начинал.
Все эти люди принадлежат к тому, что можно назвать партией прогресса, которая горячо поддерживает все предложения, признаваемые «либеральными», и в особенности все меры, которые могут улучшить положение крестьянства. Их главный противник – вон тот человечек с коротко остриженной, яйцеобразной головой и мелкими пронизывающими глазками, которого можно назвать лидером оппозиции. Он осуждает многие из предложенных проектов на том основании, что губерния и так уже стонет под бременем налогов и что расходы следует сократить до минимально возможной суммы. В уездном собрании он с большим успехом проповедует эту доктрину, поскольку там крестьяне составляют большинство, и он умеет пользоваться тем лаконичным народным языком с вкраплениями пословиц, который гораздо сильнее влияет на деревенское сознание, чем научные принципы и логические рассуждения; но здесь, в губернском собрании, его сторонники составляют лишь уважаемое меньшинство, и он ограничивается тактикой обструкции.
Новгородское земство имело тогда репутацию одного из самых просвещенных и энергичных, и надо сказать, что заседания там проводились деловито и эффективно. Подробно рассматривались отчеты, все статьи годового бюджета подвергались тщательной проверке и критике. В нескольких губерниях, где я впоследствии побывал, дела, как оказалось, велись совсем по-другому: кворум составлялся с огромным трудом, а рассмотрение вопросов, когда оно наконец начиналось, считали простой формальностью и старались разделаться с ним как можно быстрее. Характер собрания, конечно, зависит от степени заинтересованности участников в местных общественных делах. В одних уездах этот интерес велик; в других близок к нулю.
Рождение этого нового института в 1864 году было встречено с энтузиазмом и вызвало большие надежды. В то время большая часть образованных русских классов имела простой и удобный критерий для всех видов государственных органов. Они исходили из той самоочевидной аксиомы, что эффективность института всегда пропорциональна его «либеральному» и демократическому характеру. Мало кто задумывался о том, насколько это соответствует имеющимся условиям и характеру народа и не окажется ли, что этот принцип, хотя и достойный сам по себе, обойдется слишком дорого для той работы, которую необходимо выполнить. Любую организацию, основанную на «избирательном принципе» и предоставляющую арену для свободной публичной дискуссии, обязательно должен был ждать хороший прием, и земство как раз и укладывалось в эти условия.