Россия в плену эпохи
Шрифт:
Выдающийся просветитель граф А. К. Толстой в XIX веке отверг национальную ограниченность: «Я не принадлежу ни к какой стране – и принадлежу всем. Моя плоть русская, славянская, но душа общечеловеческая».
Ранние представители христианской религии были проповедниками принятия такого космополитического положения. Вспомним: «Нет ни эллина, ни иудея» (Послание римлянам апостола Павла по поводу всеобщности христианской религии). Оно говорит об общей морали людей. Такие творцы-евреи как Спиноза, Марк Твен, Гейне, Эйнштейн, Ландау и другие чувствовали себя свободными от сектантского иудаизма и его заповеди «Евреи – избранная Богом нация». Иудаизм гордится, что его представители первыми провозгласили заповеди «не убий» и др. Это говорит
Существуют явления, выпадающие из законов состязательности. Это – интимные движения души, такие как любовь, эстетическое чувство. Они глубоко индивидуальны. Любовь жаждет всесторонней близости, а этическое и эстетическое чувство – взаимодействия. Всё это тоже можно охарактеризовать как скрытый рыночный подход. Человек, научившийся видеть и понимать мир, понял эту возможность как закон подавления многообразия зла. Взаимопритяжение стало средством обогащения человека.
Мы уже говорили, что продолжают существовать издержки разума. Возбуждённый собственными возможностями, он стал толкать людей на поступки не только против общих по биологическому роду особей, но и во всеобщем масштабе. Это получило название: преступления.
Наш анализ мыслящего человека неполон. Он касается лишь его врождённых качеств, но упускает глубоко скрытые возможности этого вида живого мира. Нам ещё предстоит показать их во имя будущего. Даже в скупых рамках житейской логики люди хотели бы увидеть основу здорового общества. Открыть её помешал глобальный конфликт, нарастающий в людях в течение двух последних веков. Чувство и разум в апогее своего развития вошли в смертельную схватку друг с другом. Движение к спасительной культуре оказалось не только неимоверно трудным, но и трагическим. Появилась угроза эволюции и существованию человека. Как ни странно, человеческий ум после десятков веков своего развития пришел к демоническому периоду своей истории.
На ранней исторической стадии переход от одной производительной формы жизни к другой, как мы видели, совершался медленно. Человеческое общество привыкало к новым условиям и не ощущало неприятного контраста.
Другое дело – обострившая чувства и мышление человека, индустриальная эпоха.
Несложный расчет позволил американскому футурологу Э. Тоффлеру утверждать, что человек сменил с момента своего появления на Земле 800 поколений. 650 из них жили в пещерах. И только у 150-ти поколений начался умственный прогресс. Такое развитие можно обозначить кривой, идущей сначала слабо вверх, а по том резко взмывающей. На графике линия уходит за верхний край вертикали, что означает непредсказуемость явления. Остаётся считать, что за прошедшие сто, двести лет, – в исторических масштабах это мгновение! – произошёл огромный скачок в познании и покорении мира. В руки людей пришло электричество и телеграф. Созданы паровой двигатель и двигатель внутреннего сгорания, – автомобиль, трактор, первые самолеты, ракетные двигатели, – и пущены в массовое производство. Открыта электронная система мышления и информации, – компьютеры, Интернет, – также овладевшая людьми. Изобретена мобильная беспроводная связь, – радио, – и беспроводной метод передачи изображений. Началось овладение генной инженерией, – клонирование. В огромных масштабах освобождена энергия атомного ядра. Найден ключ к раскрытию законов мироздания, – теория относительности. Люди проникли в космос, – посадка исследовательских аппаратов на Луну, Марс, кометы и спутник Урана. И многое другое. Ускорение развития – 2 к 800 или 1 к 400. Это примерно 0,25 % времени существования человека.
Заметим, что такой взрывной прогресс стал достижением интеллектуальной элиты. Рядовой человек обращал на это слабое внимание, поскольку его внутренней жизни это почти не касалось. Он пользовался находками учёных для увеличения собственных удобств. Почти стопроцентная масса людей осталась верна традиционному образу жизни даже при промышленной и научной революции. Новации незаметно входили в привычную жизнь. Моральные проблемы оставались не только нетронутыми, но и обострились.
Собственность сегодня уже не является страстью человека. Он все больше воспринимает
Казалось бы, «это хорошо».
Ничем не стесняемое развитие ума и прыжок в будущее стали противоречить уровню понимания широких масс и породили более жёсткое их противостояние. Появилось чувственное отрицание прогресса, оскорбляющего в некоторых странах большую часть общества, становящейся маргинальной. Появились социальные и психологические движения, подверженные консервативному чувству, столь знакомому большинству людей. Пока это была своего рода холодная война. Одновременно с новой силой научно-технический прогресс усилил недоброе властолюбие. Оно сохраняло приверженность к прошлому складу души. Но не к копии его, а к употреблению всего нового при старых привычках жить. Приблизился новый конфликт.
Начались социальные столкновения, – например, в Англии среди ткачей, – вызванные непривычным темпом промышленного развития, интенсификацией труда и разным уровнем жизни хозяев и работников. Противостояние проявилось в XVIII веке во Франции. Монархия стала мешать жизни горожан. Они произвели освободительный, согласно их понятиям, переворот – что повлекло за собой немалое зло. Неудивительно, что насилие получило большее распространение. Прогресс представал перед человеком как явление слишком торопливое для поколения. Значит, ему надо воспротивиться. Убыстряющееся производственное развитие вызывало острое социальное противостояние, – явление Парижской коммуны, забастовки, террор в целях уничтожения владык. В ХХ веке, по аналогичным причинам, произошел тотальный бунт против интеллектуализма в Китае, называемый «культурной революцией». В Германии понимание свободного рынка сузилось до приоритета собственной нации и позволило уничтожать людей, не похожих на заданный образец, – нацизм.
Во всём этом таилось острое противостояние животного начала и интеллекта. Появлялись признаки глобального зла.
Характер социальных движений отличался всё большей экстремальностью. Периоды мирного развития и подавленных восстаний в прошедшие два века усилили возможности человеческого разума и одновременно дезориентировали души. Полезное действие становилось слабее противодействия. Последнее проявило себя с ожесточением, неизвестном прошлому поколению. Жестокость стала силой, соответствующей темпам научно-технического прогресса. Нецельное существо – человек! Упорядочить его натуру попытался К. Маркс.
Он оказался настолько увлечённым понятиями о насильственных путях достижения справедливости, что задуманная им вроде бы позитивная революционность заставила его забыть историческую истину, что насилие по своей природе не может приводить к добру. Идея борьбы против «прогрессирующего обнищания пролетариата» привела к разрушительной чувственной вспышке.
Её определила идея смертельно антагонистических классов – владельцев собственности и людей наёмного труда. Маркс не нашёл другого пути, как провозгласить кровавую войну пролетариев за силовой захват производственной собственности, то есть результатов чужого научного и организационного труда. Это учение отвечало приоритету насилия. Трудно сказать, чего в нём больше – близорукости или обмана. Философ Н. Бердяев позднее «утешил» Маркса: «Революция – это честно сформулированная ложь». Можно сказать – искренняя ложь.
Она стремилась основать общество по инициативе невежественных низов при помощи компенсирующего их слабость экстремистских чувств. Такое учение стало впоследствии обвинительным заключением, ведущим к, якобы, праведному существованию.
С другой стороны заговорил разум.
Благодаря чувству самосохранения предприниматели скоро поняли, что им невыгодно обеднение людей, работающих у станка. Снижается их потребительский потенциал и трудовой стимул, увеличиваются протестные настроения, возникают забастовки. Владелец производства рискует разориться. Наступал очередной этап проявления рационализма, обогащающего первичные представления о демократической свободе.