Россия в Средней Азии и на Кавказе: «центр силы» постсоветского пространства
Шрифт:
Государственная собственность в общинно-деспотических системах (далее ОДС) выражается в виде права главы государства распоряжаться всем имуществом, личная или частная собственность граждан (жителей) от произвола правителя не защищена. Это главное отличие ОДС от той же капиталистической [30]. «Кувейтизация» (правление «арабского шейха» над полностью подчиненным населением) как конечная и желанная цель в экономике государств с ОДС остается главенствующей. У большинства политиков, а российских особенно, понимание этого процесса как развития высшей формы присваивающего хозяйства и последнего этапа кризисной ситуации отсутствует. Причины социальной напряженности и экстремальные формы ее проявления в конфликтных ситуациях видятся только в политических играх соседей или великих держав.
Большинство наиболее
2-й уровень проблем: исторический. Российская историческая действительность создает второй уровень глобальных проблем, обусловленный географическим положением страны. Советский Союз представлял собой контактную, наибольшую по протяженности, зону между «Севером» и «Югом». Здесь можно наблюдать все ступени перехода от ОДС к машинной современной индустрии и в промышленности и в сельском хозяйстве. Граница между двумя системами не представляет четкой территории, и «северные» и «южные» структуры могут располагаться вперемежку. Столь же неоднородна по своим характеристикам и территория Российской Федерации: если центральные, приволжские, уральские и часть южных областей следует в большей мере отнести к «переходным», то южные и большинство восточных республик и областей характеризуются как выразители ОДС. Северо-Кавказский экономический район располагается как раз на стыке двух последних социально-экономических макрозон.
Российская Федерация, чей вклад в экономику СССР был не только самым большим, но и решающим, понесла в результате распада страны наибольшие потери [30; 32; 95]. Не только разовое отторжение основных фондов российской экономики, но и разрыв экономических связей разрушили полуазиатскую и полуевропейскую экономику. На этом же уровне резко обострились противоречия межнациональные и межрелигиозные. В идеологическом плане к антисоциализму в качестве его «национальной» формы добавляется русофобия как синоним отношения к советскому строю. Русские везде, за исключением лишь восточных областей Левобережья Украины и Белоруссии, обвиняются во всех тяжких грехах советского периода [30].
3-й уровень проблем: внутрироссийский. Наибольшую остроту принимает комплекс вопросов взаимоотношения Российской Федерации с бывшими республиками СССР за влияние на «контактные зоны». Политический аспект проблемы — все более оформляющиеся (внешне и официально проявляющиеся очень редко) притязания России на русские территории, оставшиеся вне Российской Федерации. Под «русскими территориями» здесь понимаются не только территории с русскоязычным населением, но и те, которые в различные исторические периоды по тем или иным причинам интересовали Россию. В полной мере это относится и к Северному Кавказу — части пограничного региона [30]. Здесь позиции во многом осложняет территориальный вопрос: неуверенная политика России в отношении казачества. То, что многие, в том числе и российские дипломаты, выдают за политическую гибкость, является отсутствием политической перспективы.
4-й уровень проблем: региональный. В наибольшей мере привлекают внимание политиков и исследователей различных специальностей конфликтные ситуации на Северном Кавказе («межнациональные конфликты»), а точнее — формы их проявления, при этом без внимания остаются реальные причины их возникновения [30; 41].
Наряду с социально-экономическими факторами современную ситуацию на Северном Кавказе определяют и культурные особенности этого многонационального региона. Решающее значение для понимания региональных проблем имеет этническая история Северного Кавказа последних столетий. В это время здесь сложились две большие группы народов, различающихся между собой по всем параметрам политического, социального и экономического обустройства своих обществ. Первая группа — это местные, издавна живущие на Северном Кавказе народы. При известном сходстве культурных общекавказских традиций группа не представляет этнического единства. Скорее наоборот — являет собой пеструю мозаику народов, говорящих на многих языках. Другую группу составляют славянские народы, основной массив которых сложился к концу XIX в. Начало этому процессу положило Донское казачество, затем было создано Кубанское казачье войско, и последними по времени стали терские казаки. Вокруг этих военизированных образований группировалось русское и украинское население, которое и в социальном, и в экономическом плане было достаточно неодинаковым [30].
Политические границы на Северном Кавказе во многом были определены этническими. Этим же обстоятельством были определены и современные административные границы. Довольно часто административные границы совпадают с хозяйственными. В такой группировке населения уже были заложены трудноразрешимые проблемы. Первая — уровень этнической консолидации северокавказских народов. Объединительными системами для них служат язык, совместное расселение и родственные связи. Ни политических, ни экономических, как первопричины первых, связей на Северном Кавказе нет. Также преждевременно говорить о здешних народах как о сформировавшихся нациях. Превалируют регионально-клановые связи и в «межнациональных» контактах. Государственности как формы объединения социумов северокавказские народы не знали [30].
Совершенно иную политическую структуру представляло казачество. Помимо того, что оно вместе с другими русскими было составной частью государства, казачество внутри этой государственности было социально более организовано, чем жители неказачьих поселений. Казачья структура была идеальной формой российской пограничной (т.е. внутригосударственной) охраны против горцев. Она создавала соотношение сил на границе в пользу государства и обеспечивала условия, например, в той же воинственной Чечне, для экономического и социального переустройства северокавказского общества без резких колебаний политической конъюнктуры. В период становления Советской власти и после ее упрочения в состав автономных республик Северного Кавказа были включены и районы с преимущественно русским населением. Значительная часть здешнего русского населения принадлежала к казачьему сословию и после революции была в положении если не врагов народа, то «полуврагов». Видимое «межнациональное» благополучие сохранялось до обострения общего социально-экономического положения в стране: как только ситуация начала меняться в худшую сторону, северокавказский регион первый «высказал несогласие» в самой экстремальной форме [30].
В 1989-1991 годы республиканские границы, вопреки надеждам политиков и к восторгу значительной части национальной интеллигенции [30; 41], сыграли роль катализаторов социальной напряженности. Примером могут служить, помимо осетино-ингушских столкновений, противостояние армян и азербайджанцев в Карабахе (хотя те же народы живут в мире без «автономий» в восточной части Грузии). Благодаря «автономии» местный территориальный конфликт враждующих группировок перерос в межнациональную войну. Примеры можно продолжать долго. Структура Союза была построена без учета главного фактора — экономики. «Самостоятельной» в каждой северокавказской республике была и остается только помидорно-картофельная огородная экономика, основанная на ручном труде горцев. Сколько-нибудь заметное зерновое хозяйство или выращивание технических культур — удел сельскохозяйственного производства другого этноса — русского или украинского [30]. Только в редких крупных зерновых хозяйствах заметное место в производстве хлеба занимают местные северокавказские народы.
Существующая статистика по экономике сельского хозяйства Северного Кавказа чрезвычайно противоречива и может быть использована для анализа ситуации только в обобщенном виде: нигде нет дифференцированных данных по мелкотоварному, приусадебному производству и по колхозно-совхозному. В целом в 1989 году сельскохозяйственное производство северокавказских республик выглядело следующим образом (см. Таблицу 3).
Наиболее благополучным предстает сельскохозяйственное производство в Ставропольском крае — и по эффективности капиталовложений, и по уровню рентабельности. На том же уровне эффективности стоит и сельское хозяйство Краснодарского края. Ставрополью оно уступает только по рентабельности. Очевидно, и сельское хозяйство автономий, расположенных на территории этих краев, также достаточно эффективно.