Россия в войне 1941-1945
Шрифт:
Хотя Гитлер еще в июле 1940 г. приказал готовить планы вторжения в Советский Союз, окончательное решение начать «операцию Барбаросса» было принято им лишь 18 декабря 1940 г.
Англия тем временем зашла в своего рода тупик. Воздушные бои над Британскими островами в сентябре она выиграла, и немцы, не сумев уничтожить английскую авиацию, сочли, что главное предварительное условие для попытки вторжения осталось невыполненным. Бомбардировки Лондона и других городов, последовавшие за воздушными боями в сентябре, причинили серьезные разрушения и довольно большие человеческие жертвы, но английская промышленность пострадала мало и даже людские потери Англии были невелики по сравнению с теми, что были нанесены бомбовыми рейдами англо-американцев на германские города в позднейший период войны. В Дрездене в 1945 г. за одну ночь было убито 135 тысяч человек. Максимальное число убитых в
Но на вопрос, как выиграть войну, Англии было по-прежнему очень трудно ответить. Налеты германской авиации возбудили патриотические чувства в английском народе, и дух национального сопротивления был очень высок. Старые мюнхенцы притихли, а Черчилль своим красноречием хорошо передавал подлинные настроения английского народа. Данная им Гитлеру характеристика, «кровожадный подонок», точно соответствовала мнению английского народа о бесноватом «фюрере». Но все-таки как же выиграть эту войну? Помню мою интересную беседу с генералом де Голлем, лидером «свободных французов» в Лондоне, в январе 1941 г. Он развивал свои доводы так: «Англичане воображают, что если они будут все сильней и сильней бомбить Германию, они в конце концов ее победят. Но это очень маловероятно. Немцы умеют играть в эту игру тоже. Надо что-то совсем другое. Сейчас мы - и Англия, и «Свободная Франция» - в тупике. Но так продолжаться не может. Поверьте, мы с вами только в начале очень большой войны».
И он намекнул мне, что и США, и Советский Союз рано или поздно будут втянуты в эту войну и что это-то и будет иметь решающее значение.
Глава III. Советский Союз в последние дни мира
В Советском Союзе трагический 1941 год начался в атмосфере официального оптимизма. Новый год был отпразднован весело: устраивались грандиозные новогодние праздники для детей; в миллионах домов люди, встречая Новый год, обменивались поздравлениями и лучшими пожеланиями. Пресса подчеркивала, что у Советского Союза есть все основания быть довольным минувшим 1940 годом, что в дело обучения и воспитания личного состава Красной Армии и Военно-Морского Флота внесены коренные улучшения. Писалось, что, вступая в четвертый год третьей пятилетки, «советский народ смотрит в будущее радостно и уверенно». Через несколько дней было опубликовано сообщение о заключении нового советско-германского торгового соглашения «на период от 11 февраля 1941 года по 1 августа 1942 года». Но уже через три дня после этого стало ясно, что не все идет хорошо: было сообщено, что немцы начали перебрасывать свои войска в Болгарию, и ТАСС категорически отрицал, что это будто бы происходит «с ведома и согласия СССР»; наоборот, заявлялось, что это делается «без ведома и согласия СССР» [11] .
11
Правда. 13 янв. 1941 г.
Газеты поместили подробный отчет о речи Гитлера 30 января, в которой он предрекал новые победы над англичанами и заявлял, что Соединенные Штаты, помогая Англии, только «тратят даром время». Но, что больше всего поразило русских, в речи не было никакого упоминания о Советском Союзе. Более того, в конце речи стояла такая маленькая, но зловещая фраза: «Я учел всякую возможность, какая только мыслима».
В Советском Союзе все больше и больше стали уделять внимания военной и профессиональной подготовке, дальнейшему укреплению трудовой дисциплины, подготовке кадров промышленных рабочих в школах ФЗУ, насчитывавших 600 тысяч учащихся, и других трудовых резервов. Слова «мобилизационная готовность» вновь и вновь повторялись в устной пропаганде и в печати. В День Красной Армии, 23 февраля, «Правда» опубликовала статью генерала Г.К. Жукова (незадолго до того вступившего на пост начальника Генерального штаба), пожалуй, менее оптимистичную, чем его речь два месяца назад. Он писал, что 1940 год был годом перелома, «перестройки системы обучения и воспитания войск», но давал понять, что реорганизация продолжается и что положение дел еще далеко от совершенства. Со времени финской войны, отмечал он, в армии уже произошли большие перемены,
Росло беспокойство и у других военных и военно-морских командиров, как это мы знаем теперь, например, из воспоминаний адмирала Н.Г. Кузнецова «Перед войной». 25 февраля Гитлер выступил с новой речью, в которой опять предсказывал новые крупные победы над Англией и опять ничего не упоминал о Советском Союзе. 3 марта Вышинский заявил, что Советское правительство «не может разделить мнения» болгарского правительства, что ввод в Болгарию германских войск «преследует мирные цели на Балканах». Напротив, сказал он, эта мера, по мнению СССР, «ведет не к укреплению мира, а к расширению сферы войны», вследствие чего Советское правительство не может «оказать какую-либо поддержку болгарскому правительству в проведении его нынешней политики».
Германские войска стояли теперь в Венгрии, Болгарии и Румынии. Но в Белграде 27 марта вспыхнуло народное восстание против превращения Югославии в германского сателлита при потворстве ее правителей. Группа офицеров во главе с генералом Симовичем организовала переворот. Это произошло через два дня после того, как премьер Цветкович со своим министром иностранных дел с благословения регента, принца Павла, подписали в Вене соглашение о присоединении Югославии к тройственному пакту между Германией, Италией и Японией. Переворот Симовича вызвал огромный энтузиазм среди сербских народных масс и ярость Гитлера.
Стремясь остановить надвигавшуюся угрозу немецкой агрессии на Балканах и, вероятно, еще не зная о том, что Гитлер решил вторгнуться в Югославию, Советское правительство поспешило заключить договор о дружбе и ненападении с новым югославским правительством. Характерно, однако, что оно не предложило Югославии пакт о взаимопомощи, который обязал бы СССР предпринять немедленные военные действия в случае германского нападения.
Договор о дружбе и ненападении между СССР и Югославией был торжественно подписан в Москве 5 апреля 1941 года. А меньше чем через двадцать четыре часа немцы ворвались в Югославию, и их авиация сбросила тысячи бомб на беззащитный Белград. 7 апреля «Правда» на последней странице напечатала сообщение ТАСС из Берлина о том, что Германия объявила войну Югославии и Греции и что германские войска начали военные операции против обеих этих стран. Про массированную бомбардировку Белграда - месть Гитлера на «неслыханное оскорбление», какому он подвергся, - советские газеты умолчали, хотя, как выяснится со временем, героическое восстание и трагическое сопротивление югославов, по счастью, на несколько недель отсрочили германское нападение на СССР.
Немецкая оккупация Югославии не встретила никакой официальной реакции в Советском Союзе. Все, чем ограничился Наркомат иностранных дел в ближайшие несколько дней, - это поручил Вышинскому сообщить венгерскому посланнику, что «Советское правительство не может одобрить» того, что «Венгрия начала войну против Югославии».
11 апреля в советской печати появился отчет о речи Черчилля, в которой он сказал, что за последние несколько месяцев немцы сосредоточили крупные танковые и другие войска в Болгарии, Венгрии и Румынии. Но пресса воздержалась от каких-либо комментариев и в ближайшие несколько недель продолжала сообщать в стандартной и «объективной» манере об успехах немецких войск в Югославии, Греции и на Крите.
Трагическая судьба Югославии, сосредоточение немецко-фашистских войск в странах Юго-Восточной Европы, сопредельных с СССР, - все это были слишком явные признаки приближения военной бури к советскому дому. Схватка с Гитлером казалась теперь неизбежной.
В советских романах и кинофильмах, выпущенных как во время, так и после войны, сообщение о германском вторжении 22 июня 1941 г. часто представляется как совершенная неожиданность. «Жизнь была такой мирной и счастливой, мы собирались поехать в отпуск, и вдруг в этот солнечный воскресный день…»
Как ни странно, именно так и было с очень многими простыми советскими гражданами, которые были уверены, что Гитлер никогда не осмелится напасть на СССР. Другие, более умудренные опытом реагировали подобно герою романа Симонова «Живые и мертвые»: «Казалось бы, все давно ждали войны, и все-таки в последнюю минуту она обрушилась как снег на голову; очевидно, вполне приготовить себя заранее к такому огромному несчастью вообще невозможно». Но политически мыслящие люди в Советском Союзе с некоторых пор уже должны были знать, что опасность войны огромна.