Россия в войне 1941-1945
Шрифт:
Немцы назначили в городе русского бургомистра (который теперь бежал вместе с ними) и привезли на Орловщину нескольких бывших русских помещиков или их сыновей - их называли белогвардейцами. Однако не известно, получили ли они назад свои поместья. Поощрялись небольшие частные предприятия, но товаров было так мало, что все кончилось ничем.
Зима 1941/42 г. была самой тяжелой. Люди сотнями умирали от голода. Позже они стали получать по 200 г хлеба в день, если как-то работали на немцев. И затем весь этот ужас лагеря военнопленных. Здесь я впервые непосредственно познакомился с отношением немцев к советским военнопленным, а оно изменилось после Сталинграда. До этого им давали гибнуть массами. После Сталинграда шантажом или лестью их пытались вовлекать в армию изменника Власова.
Генерал
Насколько важно немцам было удержать Орел, продолжал Собенников, видно из приказа генерала фон Шмидта (потом замененного генералом Моделей) удерживать Орел до самой последней возможности.
«И, безусловно, немцы стояли до конца, - сказал генерал, - у немцев здесь были крепкие войска. Почти все держались стойко, и лишь незначительная часть сдалась. Среди пленных не было солдат старше тридцати лет - отборные войска, здоровые, хорошие войска. Товарищ Эренбург, рассуждая о том, что немецкая армия состоит из стариков, страдающих подагрой и геморроем, сам не знает, о чем говорит. Да, это были хорошие войска, но все же морально подорванные. Курск и все остальное оказало на них деморализующее влияние. Пленные рассказывали, что падение Муссолини также произвело глубокое впечатление на немецких солдат, хотя некоторые из них продолжали верить выдумке офицеров о том, что Муссолини тяжело болен».
Затем генерал рассказал сложную историю о том, как Орел был к 3 августа почти полностью окружен и как наконец ранним утром 5 августа русские ворвались в Орел.
«Наш броневик с радиоустановкой, игравшей «Интернационал», «Священную войну» и «Синий платочек», одним из первых ворвался в город. Впечатление наша музыка производила потрясающее - люди толпами выходили на улицы, хотя еще продолжались бои. Немецкие самоходные орудия и танки продолжали действовать, и много неприятностей доставляли автоматчики, засевшие на чердаках. Один из них убил генерала Гуртьева. Продолжали взрываться мины замедленного действия, и посреди всего этого шума из нашего репродуктора гремели патриотические песни. Только на следующий день были уничтожены автоматчики, хотя некоторые из них, возможно, где-то еще прячутся. В Орле, вероятно, остались еще сотни мин замедленного действия, хотя 80 тыс. мин уже нашли. В связи с этим войска в городе пока что не разместились…
Да, я въехал в Орел утром 5 августа. Представьте себе картину: светает, кругом еще горят дома, наши орудия и танки вступают в город - они покрыты цветами, из громкоговорителя несутся звуки «Священной войны», старухи и дети бегут среди солдат, суют им в руки цветы, целуют их. Кое-где еще продолжается перестрелка. Я запомнил старую женщину. Она стояла на углу Пушкинской улицы и крестилась, а по ее морщинистому лицу текли слезы. Другая пожилая женщина, образованная, судя по разговору, подбежала ко мне, протянула цветы и, обняв меня за шею, говорила, говорила, говорила без конца. Из-за шума вокруг я не мог расслышать, что она говорит, понял только, что о сыне, который в Красной Армии». Прошло лишь пять дней после освобождения Орла, однако органы советской власти были уже полностью в нем восстановлены. Большинство административных зданий немцы уничтожили, но в небольшом доме в переулке обосновался в качестве председателя Исполкома областного совета М.П. Ромашов - командир местных партизан, Герой Советского Союза. Он мог многое рассказать о партизанской войне - о схватках с карательными отрядами, об освобождении партизанами населения, которое угоняли на Запад. Партизаны убивали немецких конвойных, и люди разбегались по лесам.
Среди населения Орла проводилась проверка. Особенно должны были отчитываться члены партии о своем поведении в течение двадцати месяцев немецкой оккупации. Орел был захвачен 2 октября 1941 г. танками Гудериана настолько внезапно, что многие были застигнуты врасплох и не успели уйти. На столе у Ромашова я видел заявление, написанное малограмотной женщиной, которая сообщала, что она - член партии, оказалась запертой здесь с двумя детьми 2 октября и, чтобы обеспечить существование себе и детям, вынуждена была пойти работать уборщицей в немецкое учреждение.
У большого кирпичного здания орловской тюрьмы из рва выкапывали трупы. Издали они казались мягкими зеленовато-коричневыми тряпичными куклами - их складывали возле рва, откуда их извлекали. Два представителя советских властей сортировали черепа - некоторые были с пулевыми отверстиями в затылке, другие без таких отверстий. Из рва шел едкий, застоявшийся смрад. Выкопали 200 трупов, но, судя по длине и глубине рва, там находилось по крайней мере еще 5 тыс. трупов. Некоторые «образчики» были трупами женщин, но большинство - мужчин. Половину составляли советские военнопленные, умершие от голода и различных болезней. Остальные были солдаты или гражданские лица, которых убивали выстрелом в затылок. Казни совершались в 10 утра по вторникам и пятницам. Взвод гестаповцев, производивший расстрелы, методично появлялся в тюрьме два раза в неделю. Помимо этих, много других людей было убито в Орле. Некоторых публично вешали как «партизан» на городской площади.
Находясь в Орле, я как-то посетил очаровательный старинный дом с классическими колоннами и запущенным садом. Дом этот когда-то принадлежал родственнику Тургенева. Сам Тургенев здесь часто бывал, и, очевидно, именно этот дом он имел в виду, когда писал «Дворянское гнездо». Все здесь, наверное, осталось так, как было в 40-е годы прошлого века.
В доме помещался музей Тургенева, и я беседовал со стариком смотрителем. Он три месяца просидел в гестаповской тюрьме и слышал залпы расстрелов утром по вторникам и пятницам. Оба его помощника по музею были расстреляны как лица, «подозреваемые в принадлежности к коммунистам».
Старик (его фамилия Фомин) рассказал о страшном голоде в Орле. Длительное время населению вообще не выдавали никакого продовольствия, даже мизерного хлебного пайка. Проходя по улицам зимой 1941/42 г., люди спотыкались о тела упавших и тут же умерших. В ту зиму он с женой с большим трудом меняли свои пожитки на картофель и свеклу. Позже людям помогали выжить их огороды.
Фомин рассказал, что немцы забрали 10 тыс. томов из Тургеневской библиотеки, а многие другие экспонаты, например дробовик Тургенева, были просто украдены. Слава богу, говорил он, хоть дом уцелел. Дом Тургенева в Спасском-Лутовинове - между Орлом и Мценском - сгорел дотла.
Однажды вечером, когда звездное небо окрасилось на западе, в сторону Карачева, красным заревом горящих деревень, я повстречал в горсовете странную пару - местного врача и местного священника.
Доктор Протопопов, с маленькой бородкой и в пенсне, напоминавший чеховский персонаж, рассказывал, как, несмотря ни на что, ему удавалось лечить больных и раненых советских военнопленных. Они находились в кошмарном состоянии - голодные и запущенные. Лишь он и несколько преданных помощников пытались хоть немного облегчить их участь, собирая продовольствие среди местных жителей - хотя тем мало было чем делиться - и потихоньку пронося его в больницу. Некоторых тяжело больных пленных немцы в самые морозы решили перебросить на санях в другую больницу, за много километров. Русский персонал тщетно протестовал. Постарались как можно больше людей укутать в одеяла. Но почти половина умерла во время переезда. Как он слышал, эта другая «больница» мало чем отличалась от лагеря смерти.