Россия выходит из войны. Советско-американские отношения, 1917–1918

Кеннан Джордж

Затем Троцкий продолжил оспаривать выдвинутые обвинения, что советское правительство нарушило договорные обязательства России:

«Как только Совет народных комиссаров начал свое существование, он сразу публично заявил, что Россия не связана старыми договорами, которые были заключены за спиной народа в интересах буржуазных классов России и союзных стран. Любая попытка оказать давление на революционное советское правительство посредством устарелых и мертвых договоров обречена на плачевный провал. Оставляя в стороне угрозы, которые не могут отвлечь нас от борьбы за честный демократический мир, мы хотим заявить, что республиканское правительство в лице Совета народных комиссаров предлагает не сепаратный, а всеобщий мир, и при этом оно чувствует, что выражает истинные интересы и желания не только российских масс, но и всех воюющих

стран.

Солдаты! Рабочие! Крестьяне! Ваше советское правительство не позволит иностранной буржуазии занести дубинку над вашими головами и снова отправить на бойню. Не бойтесь их. Измученные народы Европы на вашей стороне. Все они просят о немедленном мире, и наш призыв к перемирию подобен музыке для их ушей. Народы Европы не позволят своим империалистическим правительствам причинить вред русскому народу, который не виновен ни в каком преступлении, кроме желания иметь мир и утвердить народное братство. Пусть все знают, что солдаты, рабочие и крестьяне России свергли правительства царя и Керенского не только для того, чтобы стать пушечным мясом для союзных империалистов.

Солдаты! Продолжайте борьбу за немедленное перемирие. Изберите своих делегатов на переговоры. Ваш главнокомандующий прапорщик Крыленко сегодня отправляется на фронт, чтобы взять на себя руководство переговорами о перемирии.

Долой старые секретные договоры и дипломатические интриги!

Да здравствует честная и открытая борьба за всеобщий мир!»

Это обращение вместе с текстом нот, врученных Духонину французскими, британскими и итальянскими военными представителями, было незамедлительно опубликовано в петроградской прессе. Генерал Джадсон находился в потрясенном состоянии, поскольку обращение Троцкого резко противоречило его мнению, что следует придерживаться дружеского подхода к большевикам и работать вместе с ними, а не против них в вопросе перемирия.

Во вторник, 27 ноября, к 15:00 главы военных миссий союзников и военные атташе были вызваны в штаб-квартиру старого российского Генштаба, где им вручили дополнительное сообщение от Троцкого, которое следовало передать своим послам. Текст этого сообщения, переданный по телеграфу в Вашингтон Фрэнсисом, в дополнительных комментариях не нуждается:

«1. Как свидетельствуют все наши шаги, мы стремимся к общему, а не отдельному перемирию. К сепаратному перемирию нас могут принудить наши союзники, если они закроют глаза перед фактами.

2. Мы готовы в любой момент с любыми представителями союзников провести переговоры о немедленном заключении перемирия. Мы не требуем парламентского „признания“. Достаточно того, что нас признает народ. Мы хотим деловых переговоров и оставляем за собой право публиковать протоколы для всеобщего сведения.

3. То негативное отношение, с которым наша мирная инициатива встречена со стороны нескольких правительств альянса, ни в коей мере не может изменить курс нашей политики.

Союзники должны ответить: готовы ли они начать переговоры о немедленном перемирии с целью заключения мира и соблюдения демократических принципов? Согласны ли они поддержать нашу инициативу в этом направлении? Требуют ли они других мер? Если да – то какого рода?

До тех пор, пока союзные правительства отвечают голым „непризнанием“ нас и нашей инициативы, мы будем следовать своим собственным курсом, обращаясь сначала к правительствам, а потом к их народам. Если результаты этих призывов приведут к сепаратному миру, чего мы не хотим, ответственность полностью ляжет на правительства членов Альянса. Троцкий». (Текст воспроизведен по телеграмме Фрэнсиса в Госдепартамент № 2034 от 27 ноября 1917 г.)

Причина столь поспешного доведения этого сообщения до союзников уже 27 ноября, вероятно, заключалась в желании предвосхитить объявление о заключении предварительных договоренностей с немцами, известие о которых в то время только что достигло Смольного. Это сообщение произвело глубокое впечатление на Джадсона не меньше, чем первое. Особенно его поразил тезис о том, что советские лидеры были против идеи сепаратного перемирия. В тот же день (27 ноября) у Джадсона состоялась продолжительная беседа с Рэймондом Робинсом, который убеждал его, что большевики еще какое-то время пробудут у власти, что только они среди российских политических фракций «обладают мужеством» и со временем станут более консервативными и что только они фактически ведут эффективную антинемецкую пропаганду. Наконец, в тот же день генерал получил известие (предположительно вытекающее из того же разговора между Троцким и Робинсом), что его письмо Марушевскому было плохо воспринято большевиками и произвело, пожалуй, эффект, совершенно противоположный тому, на который рассчитывал сам Джадсон.

Встревоженный всеми новыми впечатлениями, генерал всерьез забеспокоился, что советские лидеры начнут уклоняться от дальнейших контактов. «В России было необходимо, – объяснял он позже, – быстро приспосабливаться к меняющимся условиям. К 27 ноября, не раньше, мне стало совершенно очевидно, что большевики останутся [у власти], и… что бы мы о них ни думали, они в состоянии решить многие вопросы, которые, возможно, жизненно повлияли бы на исход войны. Факты остаются фактами, поэтому следует встретиться лицом к лицу с неизбежным и извлечь из этого максимум пользы. Почему. мы должны. играть в игру [немцев], проводя политику намеренного отказа от общения, отчужденности и недружелюбия?»

Придя к этой точке зрения, так сильно отражавшей красноречивые убеждения Робинса, 27 ноября Джадсон снова сел за стол и написал (опять же с молчаливого согласия посла) второе письмо Марушевскому, очевидно призванное успокоить советских лидеров об отношении к ним со стороны Соединенных Штатов:

«Ссылаясь на мое письмо от 25 ноября 1917 года, касающееся цитаты из сообщений американской прессы, я хочу сказать, что ничто в нем не должно быть истолковано как указание на то, что мое правительство отдает предпочтение успеху в России какой-то одной политической партии перед другой. Американцы питают величайшую симпатию ко всему русскому народу в той сложной ситуации, в которой он оказался, и не желают вмешиваться, но лишь желают помочь в решении любой российской проблемы. Их симпатии распространяются на все слои русского народа. Американские представители проинформированы о том, что ни одна значительная часть российского народа не желает немедленного сепаратного мира или перемирия, но постановка вопроса о всеобщем мире, особенно учитывая положение, в котором сейчас находится Россия, безусловно, находится в пределах ее прав.

Нет никаких причин сомневаться, что отношение союзников к России или к каким-либо отдельным партиям должно основываться на чем-либо ином, кроме как на самом дружественном фундаменте» (Рукописи Джадсона, отчет от 16 марта 1918 г.; содержит визу Фрэнсиса: «Никаких возражений против»).

Второе письмо Джадсона, как и первое, было немедленно отправлено Троцкому. Нет никаких письменных свидетельств о советской реакции. Троцкий ответил устно (без сомнения, через Гумберга и Робинса), что «генералу предложено продолжить общение, если он пожелает, либо письмом, либо лично». И снова в Государственный департамент не было отправлено ни одной копии этого документа, а сам Госдеп не был уведомлен о его отправке. Однако советские лидеры вполне могли предположить, что за этим письмом стоит нечто большее, чем было на самом деле. Копию этого письма не имело даже военное министерство. Во всяком случае, тщательный поиск в его архивах в 1930 году ничего подобного не выявил. Приведенный здесь текст был найден в англо-французском переводе в штабе Духонина, а затем опубликован в журнале «Красный архив» в статье «Накануне перемирия» (т. 23). В официальной истории советской дипломатии, вышедшей двадцать восемь лет спустя, говорится, что к этому письму отнеслись как к «официальному заявлению», при этом утверждалось, что Джадсон говорил «от имени своего правительства» (Хвостов В.М., Минц И.И. История дипломатии. М., 1945). Поскольку советские историки делали свои выводы из советских источников, можно предположить, что и Троцкий был также введен в заблуждение.

Тем временем подполковник Керт, несколько отстающий от стремительного хода событий, 27 ноября наконец обратился к Духонину в соответствии с инструкциями, отправленными ему Джадсоном 22-го числа со своим независимым протестом против сепаратного перемирия: «В соответствии с самыми официальными инструкциями моего правительства, только что переданными мне послом Соединенных Штатов в Петрограде, я имею честь сообщить вам, что, поскольку Соединенные Штаты Америки и Россия фактически объединены в войне, являющейся, по сути, борьбой демократии против самодержавия, мое правительство категорически и решительно протестует против любой формы сепаратного перемирия, которое может быть заключено Россией».