Российская разведка XVIII столетия. Тайны галантного века
Шрифт:
Тем временем политическая напряженность в Юго-Восточной Европе нарастала. Польская проблема все более упиралась в так называемый диссидентский вопрос. Вчерашние друзья Чарторижские стали врагами России. Все антирусские стрелы целили в одну мишень — разжечь русско-турецкий антагонизм и довести дело до войны между двумя державами.
У каждого участника этой сверхкрупной политической игры был свой интерес: поляки надеялись отвлечь внимание России от Полыни; французы видели в предстоящей войне возможность ослабить Россию и вытеснить ее из Европы (они тогда Европу представляли себе по-своему); Австрия и уж вовсе намеревалась на такой волне завладеть Польшей. Все сосредоточилось на подрывной работе против России.
Вот небольшая иллюстрация
Предвидя, насколько опасным будет для русских этот француз, Панин предложил Обрескову принять меры к тому, чтобы добиться от Порты высылки Тота. Сделать это российскому резиденту не удалось.
Международная обстановка все больше накалялась. В декабре 1767 года хан прислал в Константинополь агентурные данные о подготовке России к войне с Турцией. Обосновывал он это тем, что русские, мол, захватывают польские области. На самом же деле речь шла о территориях, на которых давным-давно находились русские войска.
Получив информацию хана, Рейс-эфенди потребовал от Обрескова обещания, что войска будут выведены после окончания сейма. Обресков, по его словам, не усмотрев в том требовании ничего несправедливого, согласился. Панин впоследствии писан Репнину, что считает этот шаг Обрескова ошибочным. Нам, с позиций сегодняшнего дня, трудно судить, прав или не прав был российский представитель в Турции. Но надо думать, что, если бы у талантливейшего Обрескова был другой выход из практически тупикового положения, он бы его нашел! Но дело шло к войне, и вряд ли можно было победить в такой большой игре только дипломатическими средствами.
В наступавшем 1768 году турки ждали вывода войск из Польши, обещанного Россией. Но в Польше в феврале 1768 года, вместо ожидаемого умиротворения в стране, началась Барская конфедерация (по названию местечка Бары на польско-турецкой границе) и вооруженное выступление поляков. Ни Репнин, ни Панин, ни сама Екатерина не могли уже выполнить обещание, которое Обресков дал в Константинополе. Да и сам Обресков понял, что теперь уже это обещание и повторять-то не следует. Что было делать?
Пожалуй, в такой ситуации только человек, подобный Обрескову, мог пойти на почти героический шаг: когда весной 1768 года на него начался новый нажим турок, он принял решение любой ценой завербовать Рейс-эфенди. У нас нет свидетельств, как ему это удалось. Но известно из его донесений, что, узнав о требовании улемов вооруженным путем вмешаться в польско-русские дела, Обресков после длительной конфиденциальной беседы вручил Рейс-эфенди 3000 червонных. От последнего незамедлительно пошла директива крымскому хану не только не помогать полякам, но и запретить французам вмешиваться в российско-польские дела под угрозой высылки французского консула из Крыма. Это была действительно замечательная работа! Она отсрочила начало Русско-турецкой войны на полгода. Истинное служение Отечеству!..
В том же феврале 1768 года в упомянутом местечке Бары, что называется, «взорвалась» конфедерация — практически восстанием. Панин в письме от 26 марта сообщает о происшедшем Обрескову и дает ему указание предупредить Порту о том, что, пока не будет покончено с польскими мятежниками (Панин запретил в переписке называть их конфедератами), русские войска не могут быть выведены из Польши. Панин предостерег Обрескова, что это очень рискованный шаг, так как турки могут посчитать, что это заявление вызвано испугом Петербурга. Поэтому по соображениям престижа русское правительство полагало необходимым выступить с таким заявлением, не уступать туркам и покончить с конфедерацией раз и навсегда. Важно отметить, что Панин раскрывает в письме суть конфедерации, характеризует ее не как простую вспышку патриотизма, а организованную, хорошо спланированную антирусскую акцию, инспирированную из-за рубежа при помощи франко-татарской и франко-турецкой разведок. Во всяком случае, план движения был разработан французской разведкой. Панин пишет:
«По такому французского двора плану, который весьма очевиден, без ошибки почти можно уверяться, что пребывающий в Крыму эмиссар его — Тот все хитрости и способы употребил к обольщению барских мятежников па бунт, маня их турецкою и татарскою помочью, не уважая того, что он сам непозволительными и неправедными предъявлениями компрометировал собственное достоинство Порты и что еще поляков из легкомыслия к видам его приступивших предал совсем в жертву» {88} .
Вот то-то и важно! Барская конфедерация получила, помимо всего прочего, организационную поддержку французов через их разведку.
Вскоре русские получили подтверждение тому: в апреле в плен к русским попал татарин Ахмед-Муха, показавший, что в местечке Бары сосредоточен татарский отряд численностью 500 человек, присланный ханом специально в помощь полякам.
Затем агентура донесла, что Порта приказала хотинскому паше увеличить гарнизон крепости до 10 000 человек и привести его в полную боеготовность.
Все свидетельствовало о том, что Турция в союзе с французами готовит в Барах крупную провокацию с целью вызвать войну. И вот в такой обстановке произошел Балтский инцидент.
На Правобережной Украине, находившейся под польским суверенитетом, шла борьба между поляками и запорожцами. Будучи спровоцированы на инцидент, запорожцы целым отрядом «перемахнули» через турецкую границу и, преследуя поляков, ворвались в татарское селение Балта, где те скрылись.
Татарским воеводой там был известный нам Якуб, бывший переводчик крымского хана и русский агент. Переговоры с ним о выдаче поляков не дали результата, и тогда запорожцы сожгли Балту и Дубоссары, вырезали поляков и местное население и вернулись в Польшу.
Якуб, который числился русским агентом, уже давно подозревался в двурушничестве. В результате инцидента он окончательно разоблачил себя как двойник, перевербованный французской разведкой. Вместо того чтобы предотвратить инцидент или, по крайней мере, подать все обстоятельства в истинном свете перед Портой, он описал его как нападение русского отряда да еще сильно преувеличил бесчинства запорожцев. Якуб действовал по заданию французского разведчика Тота и использовал этот инцидент для того, чтобы дать Турции повод к войне.
В тревожные предвоенные дни русская разведка работала блестяще: в Петербург регулярно поступала информация, и там знали, что дело идет к военному столкновению, однако всеми средствами старались не дать провокаторам разжечь пламя войны. Перед разведкой встала ответственнейшая задача: доказать всему миру и Порте в первую очередь, что инцидент в Балте — провокация. И разведка в Крыму блестяще справилась с этой задачей, добыв агентурным путем шифры и письма Тота к французскому канцлеру Жуазелю. Переписка неопровержимо свидетельствовала, что Якуб состряпал свое донесение о Балтском инциденте по указанию барона Тота. Панин немедленно направил добытые материалы Обрескову с предложением реализовать их, предъявив Рейс-эфенди. Панин надеялся еще, что сможет уговорить турецких чиновников не верить в причастность русских к Балтской провокации. Он пишет поэтому русскому послу, что нашел способ добыть шифры и теперь имеет возможность читать всю переписку французского министерства с резидентурой в Крыму. Поэтому он решил направить копии добытых материалов в Константинополь для предъявления Рейс-эфенди или другому высокопоставленному чиновнику и доказать тем самым, кто является истинным источником дезинформации о русских в Польше.