Российский колокол №1-2 2019
Шрифт:
Молодой человек хотел было продолжить свою познавательную лекцию, но осекся на полуслове, увидев в глазах собеседницы только боль и пустоту.
– Почему они так стучат в моем мозгу? – раздраженно спросила Катя. И «аспирант», не найдя, что ей ответить, только смущенно отвел глаза в сторону…
Не было на свете человека счастливей Катюши Егоровой в ее семнадцать лет. Во всяком случае, ей именно так всё представлялось, и, надо полагать, не без основания. Легко жить не задумываясь о будущем. Беззаботное детство. Беспечная юность. Дружная, любящая семья. Статный и красивый отец, предмет тайного обожания и откровенной зависти всех Катькиных подруг. Мать – милая и
По закону жанра, в этом месте повествования должно было последовать слово «вдруг», но в этом-то вся штука, любезные мои, что вдруг с людьми никогда и ничего не происходит. Никогда и ничего! «Вдруг» – это лишь форма речи. Удобное слово для обозначения неведомых причин, влекущих за собой непонятые следствия. Всё свершившееся вдруг – это обычная реальность нашего бытия, которую мы по ряду причин просто отказываемся признавать. Еще старик Вольтер говорил, что случайности не существует – все на этом свете лишь испытание, наказание, награда либо предвестие оных.
Катя в своем наивном неведении счастливого и благополучного бытия просто не замечала тех знаков судьбы, которые и соткали ей то самое неожиданное, к которому, как правило, никто не готов заранее. Она пропустила момент, когда в семье что-то изменилось. Стал реже звучать смех. Куда-то ушло веселье. Мама – директор самого лучшего в городе ресторана – как-то замкнулась в себе, осунулась и потеряла интерес ко всему, даже к работе, без которой раньше не представляла себе жизни. Прежде отец шутил, что ревнует жену к работе больше, чем ко всем мужикам вместе взятым, а теперь воспринимал ее как необходимый предмет интерьера, являвшийся таковым скорее по привычке, чем по необходимости. Возможно, причиной тому было назначение отца главным инженером большого оборонного завода, которому он вынужден был отдавать почти все свое время, с утра до позднего вечера. Приходя домой усталым и опустошенным, он, как правило, валился на диван в гостиной и под трескотню скучных новостей или бездарных сериалов мгновенно засыпал, даже не дождавшись ужина. В кровать его приходилось загонять почти силой. А на следующий день все повторялось снова. Видела ли Катя изменения в поведении своих родителей? Разумеется, глазами видела, но ее сознание просто не хотело этого замечать. Твой мир тих и уютен, если в нем нет внешних потрясений. Закрой глаза – и не увидишь чужих слез, включи музыку посильней – и не услышишь мольбы о помощи. Закрой дверь на ключ – и не заметишь конца света.
Последний раз радость и веселье посетили семью Егоровых весной того года, когда Катя окончила школу, и было это во время выпускного бала. Девушка надела шикарное бордовое платье с аппликацией из розового фламандского кружева, пошитое у какой-то столичной знаменитости за безумные деньги. Мама постаралась как в последний раз. Это платье морально подавило всех выпускниц, каждая из которых втайне мечтала быть первой. Но красавица Екатерина по-королевски позволяла остальным лишь присутствовать на балу. Такое не забывается и не прощается.
Под завистливые и откровенно недоброжелательные взгляды одноклассниц Катя танцевала с отцом белый танец, отобрав его у двух накрашенных до неприличия выпускниц из параллельного класса и всегда снисходительной к ней мамы. От отца головокружительно пахло элитным японским парфюмом и дорогим французским коньяком. Расправив широкие плечи и нежно держа ее за тонкую талию, отец, улыбаясь, говорил, что горд от того, что у него такая красивая и умная дочь. Мама весело смеялась и нежно целовала их обоих так же, как делала это тысячу раз до того. В тот день Катя была счастлива как ребенок, а утром карета снова превратилась в тыкву. Волшебный сон закончился, а жизнь, такая, как она есть, продолжилась без лишней рефлексии и туманных реминисценций. Умение ценить настоящее до того, как оно станет воспоминаниями, – это тонкое искусство, неподвластное праздному уму, а посему покончим с моралью, ограничившись простой констатацией фактов, последовавших затем событий.
Беда пришла в конце сентября. Катя вернулась из университета поздно, но родителей дома еще не было. Давно перестав удивляться этому факту, девушка наскоро перекусила у раскрытого холодильника, заботливо забитого под самую завязку ресторанными разносолами. После чего, усталая и сытая, она отправилась в свою комнату и спокойно уткнулась лицом в пуховую подушку, ни о чем особенно не думая и совершенно не встревоженная отсутствием отца и матери.
– Не первый раз… – успокоила она себя вслух, – чудят предки…
Мысли девушки еще покрутились немного вокруг аспиранта Олега Лосева, читавшего у них курс математического анализа и, по признанию некоторых подруг, чем-то очень похожего на ее отца, но мысли показались ей смешными, и скоро уже Катя крепко спала, сбросив одеяло на пол и безмятежно разметав руки и ноги по всей кровати. Спала глубоко, без снов и переживаний.
Утром ее разбудил взволнованный отец, на нем были мятые брюки, вчерашняя рубашка и даже распущенный галстук болтался на шее. Стало очевидным, что спал он в гостиной, на диване.
– Ты маму не видела? – спросил он с ходу, потирая ладонью затёкшую шею.
– Нет. Со вчерашнего утра не видела, – ответила Катя, стеснительно подтягивая одеяло до плеч. – А что?
– Дома не ночевала, вот что! – мрачно пробурчал отец и, развернувшись, вышел из спальни дочери.
Накинув на себя короткий шелковый халатик с драконами, привезенный отцом из Гонконга, Катя выскочила следом взволнованная и даже испуганная до крайности. Такой поступок был совершенно не в характере мамы. Она могла задержаться на работе допоздна, но не позвонить или вообще не приехать домой – случай небывалый.
Отец стоял с телефонной трубкой в руке и искал в записной книжке чей-то номер. Наконец он нашел его и набрал, от волнения едва попадая по клавишам цифр. Прошло некоторое время, пока с той стороны кто-то взял трубку.
– Алло… Пал Евгеньевич? – закричал отец в телефон, как в рупор мегафона. – Что? Нет зама? А кто это? Какой Паша? Бармен!
Отец перевел удивленный, ничего не понимающий взгляд на Катю, растерянно стоящую у края дивана и нервно скребущую ногтями кожаную обивку. Сглотнув комок в горле, он опять принялся кричать в телефон.
– Слушай, Паша, это Сергей Михайлович звонит. Муж Ольги Васильевны. Можешь позвать ее к телефону?.. Что?.. Не понял!
В трубке бармен Паша что-то долго и взволнованно разъяснял отцу, а тот молча слушал, не перебивая, и серел, на глазах превращаясь в черно-белую фотографию самого себя. Наконец он медленно и осторожно, как зараженный предмет, положил телефон на тумбочку, постоял в задумчивости и повернулся лицом к дочери.
– Маму арестовали, – произнес он бесцветным голосом и отвел глаза в сторону.