Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 1: XVIII–XIX века
Шрифт:
Тем не менее надо отдать должное Польской конституции 1815 года, которая стоит в одном ряду с наиболее прогрессивными современными ей правовыми документами по закреплению буржуазных правовых норм. Вот статья, формулирующая идею народного представительства: «Польский народ будет иметь на вечные времена народное представительство. Оно заключается в Сейме, состоящем из царя и из двух палат (Сенат и Посольская изба)». Провозглашение идеи народного представительства в Европе, среди государств, сохраняющих еще абсолютистские режимы (Россия, Пруссия и др.), само по себе крупное политическое новшество. Но оно вступало
Важнейшее достижение Польской конституции – принцип разделения властей. Законодательная власть сосредотачивалась в сейме (совместно с монархом). Исполнительная воплощалась в Административном совете, куда входили наместник, пять министров (вероисповедания и народного просвещения, юстиции, внутренних дел и полиции, военного и финансов), чины высшей администрации и лица, назначаемые царем. Исполнительная власть ограничивалась вмешательством наместника, который по Конституции 1815 года возглавлял все управление Царством Польским. Сам он был подотчетен статс-секретарю, назначаемому непосредственно императором.
Специальный раздел Конституции отведен организации судебной власти. «Судебная власть, – гласила статья 138, – конституционно независима». Высшим органом являлся Высший суд, учрежденный в Варшаве. В его состав входили сенаторы и судьи, назначаемые царем пожизненно; в его компетенции находились гражданские и уголовные дела всего Царства Польского. Система судопроизводства на местах допускала довольно широкое привлечение разных слоев населения. В каждом воеводстве действовал и коммерческий суд, решавший торговые дела: Конституция учитывала подъем торгового и промышленного капитала. Выборность судей низшей инстанции свидетельствовала о постепенном движении Конституции в сторону демократизма. Кроме судов высшей инстанции предусматривались суды второй инстанции – апелляционные палаты. Оставались и мировые суды. Особо важные дела о политических государственных преступлениях передавались в специальный Сеймовый суд, состоящий из всех членов Сената.
Польская конституция 1815 года предусматривала некоторые буржуазные права и свободы: гласность деятельности Государственного совета, возможность публиковать отчет о его работе, признание польского языка государственным. Отдельная статья определяла: государственные должности в Царстве Польском могут занимать только лица польской национальности. Предусматривалась и статья о свободе передвижения и перемещения имущества, что отвечало экономическому развитию страны; особо подчеркивался принцип «неприкосновенности частной собственности».
Предложения Адама Чарторыйского при разработке Конституции Польши были учтены, но большей частью его рекомендаций разработчики пренебрегли. Современник событий Бажековский так описывал отношение шляхты к этому документу: «Легко было предвидеть, что Конституция недолго будет соблюдаться и уважаться. Да и как можно было предполагать, что абсолютный монарх, неограниченный властелин пятидесяти миллионов подданных, будет стеснять свою власть. Он прикрыл этот клочок земли конституционной хартией потому, что так предписал поступить политический расчет, но он, естественно, должен был считать свою волю выше всего, тем более что превосходство сил обеспечивало ему победу».
Адам Адамович скоро понял, что остался не у дел. Неудовлетворенность своим положением, ущемление прав поляков, лишение Польши национальной независимости глубоко задевали его. Конституция, исходившая от страны-победительницы, не могла удовлетворить польское общество. Для Чарторыйского свободная, независимая Польша продолжала оставаться заветной мечтой. Некоторое время он еще продержался на русской службе, в 1825 году, как сенатор, вынужден был участвовать в суде над членами польских тайных обществ.
Но уже в 1830-м Адам Чарторыйский принял самое горячее участие в восстании в Польше, возглавил польский Сенат в качестве его президента и стал знаменем Национального правительства. После разгрома Польского восстания 1830–1831 годов он эмигрировал в Англию, а затем переселился в Париж, где и прожил до конца жизни. Отель «Ламбер» – центр польской аристократической эмиграции, основанный Адамом Чарторыйским, – возглавил после его смерти в 1861 году его сын Владислав.
«Даровать сословиям твердое гражданское бытие…»
Дмитрий Александрович Гурьев
Надежда Коршунова
Имя Дмитрия Александровича Гурьева известно лишь небольшому кругу специалистов, занимающихся вопросами истории финансов, да еще, возможно, кулинарам – благодаря знаменитой гурьевской каше. Его политическое кредо и жизнь неоднозначно оценивались современниками и потомками, но деятельность Гурьева, в том числе на посту российского министра финансов, была столь масштабна и обширна, что ее никак нельзя обойти вниманием.
Точная дата рождения Д.А. Гурьева неизвестна: в одних источниках указывается 1751 год, между тем как «послужные списки» называют 1758-й. Происходил он из небогатой дворянской семьи: отец, Александр Григорьевич, был бригадиром; мать, Анна Михайловна, принадлежала к старинному дворянскому роду Еропкиных. Первоначальное образование Дмитрий Гурьев получил дома; других сведений о его ранних годах не сохранилось.
17 ноября 1772 года Д.А. Гурьев поступил на службу рядовым в лейб-гвардии Измайловский полк и к началу 1785-го дослужился до капитан-поручика. С этого времени в его жизни происходят значительные изменения. Если верить мемуаристу Ф.Ф. Вигелю, начало взлета карьеры Гурьева связано с его знакомством с графом Павлом Мартиновичем Скавронским, внуком родного брата Екатерины I. Молодые люди подружились, три года совместно путешествовали по Европе. В дальнейшем Гурьев способствовал Скавронскому в женитьбе на племяннице Г.А. Потемкина. В благодарность и «в знак вечной дружбы» он получил в подарок от графа Скавронского три тысячи душ крепостных.
В 1785 году Гурьев женился на Прасковье Николаевне Салтыковой – согласно язвительной характеристике Вигеля, «тридцатилетней девке, уродливой и злой, на которой никто не хотел жениться, несмотря на ее три тысячи душ». Тем не менее этот брак не только ввел Д.А. Гурьева в аристократическое общество, но и существенно повлиял на его карьеру: он перешел на придворную службу и 2 сентября 1786 года получил чин камер-юнкера. В 1794-м был назначен исполняющим обязанности церемониймейстера двора, а в начале 1795 года стал действительным камергером.