Ротмистр авиации
Шрифт:
— Взял, но этот документ недействителен. Я консультировался с Левенштейном. Привилегия, которую выдало Гризодубову самодеятельное Южное авиационное общество, в международном праве не признается.
— Может быть, я прав, они охотятся за стабилизатором?
— Андрей, при всем моем уважении к тебе… а почему, скажем, не за пропеллером «не известной никому фирмы» Николаева? Пока у меня много наблюдений, но нет серьезных улик. Если японцы действительно за чем-то охотятся — мне нужно выяснить, за чем. Для этого я должен получить хотя бы крохотный намек, что это… Чисто работают. Просто не знаю, что
— Любопытно. Хорошо сказано — «похищать облака».
— Меня это не утешает. Нужно идти к начальству, а с чем?
Зубин бесцельно перелистывал журнал. Повернулся.
— А ты уверен, что в вашем ведомстве не знают, за чем охотятся японцы? Сдается мне, что Курново какую-то информацию от тебя утаивает.
— Что ж, мне включить в свою схему еще и полковника? Я и так устал от него.
— Боюсь, еще не так устанешь… И вот что. Тут с нашим братом шибко не церемонятся, меня, кажется, скоро выпишут, долечиваться буду дома… Нам нужно не потеряться в этом городе. Запиши, пожалуйста, телефон, по которому меня можно найти.
23
Губарев понимал, что рано или поздно то, что возникло между ним и Полиной Ставровой, кончится, но думать об этом не хотел. Сейчас у него в «Аквариуме» был человек, которому он мог до конца доверять. Такой человек ему нужен, пусть даже он сам не знает, чем кончится игра, в которую он ее втянул.
История Полины Ставровой была проста.
Родилась и выросла в Кисловодске, родители были достаточно состоятельны, и ей с сестрой с пяти лет давались уроки музыки. Потом у младшей, Полины, обнаружился голос и артистические данные — и она стала брать уроки пения. Дальше — больше: увлеклась театром, играла в любительских спектаклях, в семнадцать против воли родителей уехала в Петербург — в надежде на артистическую карьеру. Увы, путь был обычен: в театральную студию Полина не попала, поступила в «Первую в России спецшколу шансонеток, цыганского пения и фантастических танцев». Весь курс длился пятнадцать дней. После школы стала пробоваться в музыкальные театры — не прошла по конкурсу. Пела в ресторанах, подрабатывала на званых вечерах. Наконец как будто повезло — получила сезонный ангажемент в «Аквариуме».
Однажды, когда она ждала его в пустой грим-уборной, он решился на объяснение.
— Поля, ты могла бы мне рассказать до конца о своих отношениях с Десницким и Танакой?
Застыла у зеркала. Усмехнулась.
— Почему ты спросил об этом?
— Потому что хочу знать о тебе все. Все до конца.
— Несмотря на то, что я о тебе всего до конца не знаю?
— Когда-нибудь узнаешь, обещаю.
— Дай бог… Не буду убеждать тебя, что родилась только сейчас. Но… если бы… Если бы ты знал все унижения, сквозь которые приходилось идти. Если бы знал… Вот, например, у нас». У нас, шансонных субреток, есть слово «раскрутить». Это значит: получить много, дав взамен мало. Лучше — ничего. Понимаешь?
— Я слышал это выражение.
— Тем лучше… Иногда приходится кого-то раскручивать. Без этого просто не проживешь, сама не выкрутишься, — тронула обеими руками щеки, сцепила пальцы. — Ты ведь знаешь, Танака присылает деньги на мое имя.
— Знаю, но не хочу знать.
— Я не хотела с тобой говорить об этом. Но раз уж начали… Подразумевается, эти деньги даются всей труппе, дебютанткам и кордебалету. Ну и, естественно, за это надо как-то отблагодарить. В любовницах Танаки Ходили сначала Тарновская, потом Ринк, потом кто-то еще. Я тоже жду, когда-нибудь придет моя очередь… Извини, от этого никуда не деться. Тогда…
— Что — тогда?
— Тогда — прощай заработки. Придется уйти.
Он почувствовал, она говорит правду — и испытал легкость.
— Ас Десницким… С ним было именно то самое, мне пришлось его раскрутить. Он сходил с ума, каждый день присылал подарки. Я отсылала назад, не принимала. А один раз… Он прислал очень дорогую вещь. Ну вот. А у меня именно в этот момент было ужасное положение. Я эту вещь взяла. А потом… Потом ты все видел сам.
Осторожно сжал ее щеки, заглянул в глаза. Моргнула.
— Ты что?
— Ничего. Запомни: я люблю тебя. И повторяй это ежедневно, слышишь?
24
Справка по фирме «Ицуми» лежала на столе Курново. В нее вошли данные и сообщения, полученные от разных агентов. Данные были разрозненны, но контуры деятельности фирмы просматривались довольно определенно. Полковник еще раз похвалил себя за сметку — в этом стоило разобраться. Но сейчас его на конспиративной квартире ждал Губарев.
…На Кронверкской все было как обычно. Губарев подробно рассказал о своих находках в патентной конторе и редакции журнала «Вестник воздухоплавания», положил перед Курново письма. Полковник внимательно просмотрел их, вернул.
— Киёмура за эти документы платил?
— Платил. И не только за эти документы.
— Разъясните.
— Не считая других мест, только в двух названных точках он приобрел около четырех десятков сообщений такого рода. Я имею в виду описания, схемы, фотографии и так далее.
— Любопытно. Тексты, конечно, забавные, но в чем тут дело? Давайте уточним: он интересовался изобретениями? — взгляд у Курново добродушный, он готов посоветоваться и подсказать. — У вас есть подтверждения, что он интересовался изобретениями?
— Видите ли, это не совсем обычные изобретения… Но я подумал: может быть, вы что-то подскажете?
— Что я могу подсказать?
— Ведь вы обладаете более обширной информацией. Может быть, стоит покопаться в том, на что сначала мы не обратили внимания? Проанализировать то, что покупал Киёмура? Попробовать выяснить истинную ценность некоторых открытий?
— Насколько я понял, у этих «изобретений» нет ценности, они никому не нужны. Правильно? Это отходы, ведь так? Убежден, что серьезная разведка такой чепухой заниматься не будет. Простите, ротмистр, но мы с вами гоняемся за собственной тенью. Пытаемся выяснить, что нужно было Киёмуре — и не можем. Вы же опытнейший, профессионально мыслящий человек! Никогда не поверю, что у вас не созрела какая-то определенная версия. Есть она у вас?
— Возможно, что японцы охотятся за важным изобретением, подозревая его во всех не привлекающих внимание проектах?