Ротвейлер
Шрифт:
– Воняет так, будто полгода не проветривали, – поморщился Кейт. – Открой окна.
К тому времени, когда пришла Зейнаб, в магазине уже стояли Криппен и его помощник, Зулуета. Полицейский сел за стол Инес, надел перчатки и принялся с увеличительным стеклом изучать крестик.
– Что происходит? – спросила Зейнаб, скидывая туфли на шпильках.
– Я нашла у нас вот это, – Инес указала на стол.
– Это тот самый? – Зейнаб посмотрела на крестик из-за плеча Зулуеты, окутав его ароматом туалетной воды с запахом туберозы.
– Похоже на то, –
– Умереть можно от страха. А мой… э… мой друг считает, что, возможно, ее и задушили этой цепочкой. Это правда?
Полицейские не ответили, но Зулуета помрачнел от такого прямого предположения и оттого, что оно походило на правду.
– Итак, миссис Ферри, – Криппен, вероятно, чувствовал, что потерял контроль над ситуацией и людьми, и решил его восстановить. – Мы должны провести обыск. Если возражаете, я предоставлю вам ордер.
Инес встала с негодованием. Никто даже не поблагодарил ее за то, что она сообщила обо всем в полицию. Вместо этого они упрекнули ее, якобы нужно было позвонить им вчера вечером. Ей показалось, что стоило этим двоим войти в магазин, как они стали обращаться с ней как с сообщницей Ротвейлера.
– Я не возражаю, – холодно проговорила она. – Я только не понимаю, почему вам кажется, что я могу вам чем-то помешать. Я и подумать о таком не посмела бы. – Их поведение сильно отличалось от той учтивости, с которой Форсайт общался со свидетелями, готовыми ему помочь. – И если так будет продолжаться, я напишу на вас жалобу.
– А я подпишусь, – вставила Зейнаб, всегда такая лояльная. – А то обращаетесь с нами, словно мы преступницы.
– Простите, если я вас оскорбил, – сказал Криппен, только усугубляя ситуацию. – Позвони-ка в отделение, Зулуета, и пригласи сюда Оснабрука и Джонса для обыска. А вы, миссис Ферри, успокойтесь немного и скажите, кто заходит к вам в магазин? Я должен иметь представление, кто мог подбросить сюда эту… цепочку.
– Сотни людей, – ответила Инес.
– Ну, двадцать человек в день, по меньшей мере, – Зейнаб подняла на Криппена свои сияющие черные глаза. – А иногда и больше.
– Но вы же не продаете двадцать предметов в день? – Его недоверчивый тон еще больше обидел Инес. – Не все же они что-то покупают?
– Половина покупает, – не совсем честно ответила Зейнаб.
– У вас есть еще квартиранты. Некоторых я видел здесь. – Прозвучало это так, будто Инес заведует борделем.
В этот момент распахнулась входная дверь, и в магазин гордо вошел Мортон Фиблинг.
– Это покупатель или квартирант?
– Это мой жених, – Зейнаб не забыла надеть сегодня утром нужное кольцо и потому говорила с уверенностью, глядя инспектору Криппену в лицо. – Мистер Фиблинг.
Мортона, в его светлом пальто из шерсти альпаки, с шелковым платком на шее и часами «Ролекс» на запястье, можно было легко принять за криминального авторитета, но Криппена впечатлил облик этого преуспевающего человека.
– Мы не будем задерживать вас расспросами, сэр, – сказал он.
Мортон проигнорировал его:
– Что же случилось с тобой в субботу, моя роза Шарона, моя нежная лилия?
– Ты, наверное, догадался. Отец не пустил. Ты ведь знаешь, что это за человек. Запер меня в моей спальне.
– А я, измучившись, с разбитым сердцем, ждал тебя за одиноким столиком в «Кларидже». Я был слишком расстроен, чтобы есть, мог только пить бренди. А в особняке твоего отца есть телефон?
Зейнаб не удалось ответить. На улице завыли полицейские сирены. Видимо, Оснабруку и Джонсу неточно передали информацию, потому что оба решили, что их вызывают на вооруженное ограбление. Сообразив в чем дело, они принялись за обыск магазина, взяв себе в помощь Зулуету.
– А мы давайте перейдем к вашим жильцам, – сказал Криппен, – перечислите их фамилии.
– Мистер Коббетт в квартире на втором этаже, миссис Гоголь в соседней на втором и мистер Квик на верхнем.
– А кто живет на первом? – очень подозрительным тоном поинтересовался Криппен.
– Как ни странно, я. Или вы думаете, что я сплю на полу в магазине?
Они нашли часы. Они лежали в другом темном углу, на столике, в зеленой тарелке, спрятанной за рядом пивных кружек. Незаметно наступил полдень. Криппен захотел знать, во сколько жильцы приходят домой с работы, и Инес сказала, что, так как Людмила с Фредди обычно выходят через магазин, они, должно быть, все еще дома.
– Почему вы раньше нам этого не сообщили, мадам?
– Вы меня не спрашивали. Мистер Квик приходит домой к шести, а мистер Коббетт еще раньше, около половины шестого.
Инес не хотелось говорить ему про Уилла, но если не она, то кто-нибудь другой ему скажет. Уилл очень впечатлительный, он может испугаться такого человека, как Криппен, растеряется, не будет знать, как отвечать на вопросы. Может, объяснить ему все? Нет, лучше не стоит. Она с трудом представляла себе реакцию инспектора, который узнает, что Уилл… а что собственно с Уиллом? У него аутизм? Не совсем. Он умственно отсталый? Нет, конечно. В наши дни это звучит не политкорректно. Просто небольшое изменение в хромосомах, и все. Криппен поймет, и будет вести себя с ним вежливо.
Хотя Инес обещала не мешать, она все же уговорила полицейских сначала позвонить в квартиру Людмилы снаружи, через домофон, а не подниматься к ней сразу по внутренней лестнице. Оснабрук остался в магазине, упорно намереваясь отыскать кольцо для ключей и зажигалку. Инес подумала, что ни полицейские, ни их машины у дверей магазина не способствуют удачной торговле.
Зейнаб вышла посидеть с Мортоном в его машине, и они там, кажется, о чем-то спорили. Она вернулась раскрасневшаяся, раздраженная и уселась подправлять косметику, которая слегка смазалась.
– Лучше бы я ему об отце вообще не говорила. Теперь Мортон хочет с ним познакомиться и попросить у него благословения. Говорит, что так будет достойнее. А я ему: только через мой труп. Если попытается – между нами все кончено.
– Это твоя ошибка, – грубовато сказала Инес, понизив голос, несмотря на то, что Мортон и так не мог их слышать. – Ты старалась казаться ему старомодной девушкой, чуть ли не девой из Средних веков. Ты ведь не… ну… не спала с ним и с Роули, так ведь?
Зейнаб по-настоящему шокировало это предположение, и она покраснела, что стало заметно даже под слоем косметики.