Ровесники. Герой асфальта
Шрифт:
В нашей комнате стояло большое зеркало-трюмо. С двух сторон располагались два диванчика. На них все всемером мы уместились с трудом. Маринка первая успела занять место перед зеркалом – она уже и без того была сильно накрашена и теперь придирчиво оглядывала своё отражение.
– Интересно, так сойдёт? Пойду, спрошу у Татьяны Евгеньевны. Чёлка под снегом раскрутилась… Ни у кого щипцов нет?
– Чего бы ты без меня делала? – Сидевшая напротив меня Варя Канаренко, немного покопавшись в своей изящной, компактной сумочке из рыжей кожи, вытащила щипцы для завивки. Как я успела заметить за всё время наших совместных репетиций, Варя ни на миг с этой сумочкой не расставалась. В ней она носила косметичку, которую вытаскивала на божий свет каждые минут сорок – открывала
Сейчас я смотрела на Варвару с прежней, уже набившей оскомину, завистью. Она сидела в неизменной своей позе – закинув ногу на ногу, и старательно подводила веки чёрным карандашом сверху. Как всегда пудреница с маленьким круглым зеркальцем была при ней, поэтому Варя – единственная, пожалуй, из нас всех не стремилась прорваться к трюмо. Ей даже переодеться было проще всего – легкое, тонкое платье Вари сидело на её складной фигурке бесподобно. Оно, казалось, специально на неё было пошито, все Варины достоинства в нём выставлялись напоказ, нежный, желтый цвет ткани подчеркивал матовую обнаженность плеч, тонких рук и стройных ножек. Волосы она, я думаю, с удовольствием распустила бы полностью, чтобы зрители в зале со стульев от восторга попадали, однако Воронина ещё в начале репетиций сказала ей, что это непрактично – в танце они будут мешаться, путаться и лезть в глаза. И всё-таки заплетать их в косу и закручивать пучком на голове Варя так же отказалась наотрез. Подумав, обе стороны решили пойти на компромисс – подняв волосы высоко вверх, Варя сделала себе шикарный конский хвост, который теперь красиво лежал на спине, распадаясь в разные стороны и как бы накрывая свою хозяйку блестящей шёлковой шалью. Ах, как же неописуемо хороша была Варя Канаренко! Любой художник посчитал бы за счастье написать с неё картину под названием: «Красота спасет мир!» И я бы первая под этим лозунгом подписалась, ведь, если разобраться, мне-то чего было завидовать Варе? Можно подумать, меня мало любили…На Виталика, например, Варварины чары не распространялись, в то время, как за меня он в огонь и в воду пошёл бы без колебаний. Это ли не счастье для девушки? И чего ещё можно в жизни желать?..
Но что-то я действительно отвлеклась от сюжета… Получив спасительные щипцы, Марина принялась приводить чёлку в порядок. Я машинально потрогала свою – в порядке, слава богу. Волосы я ещё с утра слегка завила на концах, теперь они спокойно лежали на плечах, и мне пришло в голову половину их заколоть на затылке, чтобы меньше мешались. Дождавшись, пока Маринка закончит прихорашиваться, я заняла её место возле зеркала. Помня наказы Татьяны Евгеньевны, тщательно подвела глаза, жирно надраила ресницы, обильно замазала веки тенями, щёки – румянами. Осталась только помада. Она тоже должна была соответствовать общему фону, поэтому, одолжив у Маринки ярко-малиновую помаду, я разукрасила свой рот не жалея сил. Результат моей работы выглядел странновато. Из зеркала на меня смотрела никакая не Герда, а хорошенькая юная проститутка в детском платьице. Нечто из фантазий старых извращенцев-педофилов. И вот в таком виде я должна буду выйти на сцену?...Бедные малыши… И бедная моя мамочка…Она же в обморок упадёт прямо в зале…
Я беспомощно оглянулась на девчонок, дожидающихся своей очереди.
– Ну? И что у меня вышло?
– Чего? Нормально вышло. – Приободрила меня рыжая Лена, исполняющая в сказке роль Вороны-конферансье.
– По-моему, слишком вульгарно. – Призналась я смущённо. – Никогда так раньше не красилась.
– Вот поэтому и кажется с непривычки, что вульгарно. – Заключила Маринка, примеряющая костюм Снегурочки. – А так – в самый раз.
– Да какая же я Герда? Смесь пионерки и куртизанки… - Я никак
– Ой, да перестань ты ради бога! – Маринка поморщилась досадливо. Она, похоже, о подобных пустяках даже не задумывалась. – Нам Татьяна Евгеньевна что сказала? Накраситься как можно ярче, чтобы с самых задних рядов в зале лицо было видно.
– А мальчишки что, тоже краситься будут? – Усмехнулась Варя, отрываясь на миг от пудреницы.
– Мальчишки, наверное, нет. – Маринка задумалась. – А там я не знаю… Их лиц ведь тоже видно не будет.
– Не захотят они краситься. – Варя снова уткнулась в зеркальце. – Вадька, по-крайней мере, точно не захочет.
– Татьяна Евгеньевна скажет – накрасится, никуда не денется. – Авторитетно возразила Лена и восторженно хихикнула. – Девчонки, представляете Канарейку накрашенным?!
Снежная Королева Маша Богданович поддержала её смех:
– Представляю! Вон, на Варьку смотрю – и представляю! Но ты права, Варь. Не будет он краситься.
– И не стоит. Нашего Вадюшу и так, без грима видать издалека. Больно он заметный. – Вполне довольная собой, Маринка потянулась, сладко зевнула и уселась на диванчик. Теперь можно было расслабиться и дать, наконец, волю языку. Чувствовалось, Марина была хорошей болтушкой. На другом конце того же диванчика тихонько сидела круглая Яна Лисовенко в наряде Белоснежки и безмолвно плакала. Заметили её только сейчас и сразу же всполошились. Маринка подскочила, пересев к Яне, по-матерински обняла её пухлые плечи.
– Ты чего, Янка? Что-то случилось?
Она угрюмо кивнула.
– Чего? Ну-ка скажи.
– Я краситься не умею…
Возникшая, было, в помещении удивлённая пауза сменилась взрывом хохота. Это был совсем не злой, очень доброжелательный смех – девчонки, видно, относились к чудаковатой Яне как к ребёнку и жалели от души.
– Господи, вот дурочка! И сидит, плачет! – Маринка ласково щелкнула Яну в курносую пуговку носа. – Сказать, что ли, не могла? Сейчас мы тебя так намарафетим, что сама себя не узнаешь! Девчонки, дайте мою косметичку! И щипцы нагрейте снова. Белоснежка должна быть красавицей!
Времени до выступления оставалось навалом, и я решила прогуляться по коридорам Дома Культуры, а заодно и попытаться найти Виталика. Сразу же за порогом гримёрки начиналось что-то вроде вестибюля. Верхняя часть стен была щедро обклеена старинными афишами. Анна Герман, Лев Лещенко, Иосиф Кобзон, Муслим Магомаев, Эдита Пьеха, ансамбль «Песняры» и многие другие. Все эти ретро-звёзды когда-то давали тут свои концерты – память о них навек сохранилась в этом вестибюле.
Пока я стояла, изучая афиши, из соседней гримёрки вышел Виталик. Мы встретились глазами, и он замер прямо у двери, разинув рот от изумления:
– Ксюшка?!.. Это ты, что ли?!
– Я, конечно.
Бог ты мой, а я и забыла совсем, что на лице моём в данный момент лежит килограмм макияжа! Виталик, поди, и не узнал меня сперва.
– Чего это ты с собой сделала?! – В голосе его слышался неподдельный ужас. Мне стало неловко, но я попыталась это скрыть, заставила себя беспечно улыбнуться.
– А чего я сделала? Нанесла грим, как положено. Татьяна Евгеньевна всем сказала…
– Кошмар какой-то… - Виталик и договорить мне не дал – до того он был шокирован. – Смой сейчас же это всё.
– Почему? – Я начала всерьёз обижаться.
– Потому что это… Ты похожа…
– Ну, договаривай. На шлюху? Угадала?
К моему удивлению, Виталик со мной согласился.
– Да. На шлюху. – И смотрел он при этом прямо мне в глаза, нисколько не стесняясь говорить правду.
– Все девчонки так накрасились. – Во мне вспыхнуло раздражение и закипело, как молоко, забытое на плите. – Если тебе не нравится, это твоё личное дело.
– Ого! Вот это да! – Из под руки Виталика вынырнул Вадим. Его реакция на мой вызывающий вид была совершенно иной. – Ксюшка, да ты просто супер-стар! Я могу в тебя влюбиться, честное слово!