Рой: Битва бессмертных
Шрифт:
Дальше мысль развиться не успела, потому что возникли боец-посыльный и Меркурьев.
— А! — воскликнул Нахимов. — Спасибо, товарищ солдат… Алексей, я вас попрошу пройти со мной в КШМ, не возражаете?
Алексей зачем-то взглянул, прищурясь, в небо. Такое ясное, такое голубое небо… Эх, жизнь-жестянка!
— Конечно, — сказал он. — Идемте.
В машине было уютно и прохладно: работал автоматический кондиционер. Нахимов и Меркурьев свободно расположились в комфортных операторских креслах.
— Алексей, —
— Да, — кивнул Меркурьев.
Он в самом деле понимал, но почему-то чувствовал какое-то странное равнодушие, даже опустошенность. «Устал что ли…» — возникла мысль, при том, что он сознавал: уставать, тем паче болеть он попросту не должен. Нановиты в его организме эффектно боролись с любой инфекцией, с любыми токсинами. Физические силы восстанавливались мгновенно, метаболизм зашкаливал. Что касается душевной апатии — а вот это нельзя, и все тут! Он постарался встряхнуться — и начал излагать.
Как всегда, он сумел верно выделить главное и описать его точно и емко. В выводах — о работе нановитов в организмах своем, Зверева и Подольского — тоже постарался быть максимально конкретным. Несмотря на это доклад занял у него полчаса, не меньше. Во рту жутко пересохло.
— Фу, — поморщился Алексей. — Попить дайте, Герман Львович-Нахимов нырнул куда-то в нижний ящик и, как фокусник, извлек зеленую бутылку.
— Прошу! Настоящий нарзан, фирменный, так сказать… Это вам не дешевка в пластике.
Нарзан аппетитно вскипел в стакане. Алексей хватил воду залпом:
— Хорошо!.. Ну, что скажете?
Профессор, в отличие от Алексея, пил мелкими глотками. Утолив жажду, он пожал плечами.
— Что сказать… — протянул он как-то нерешительно. — Я, знаете ли, всегда отношусь к вашим словам с исключительным вниманием… И вот сейчас слушал — да, убедительно, логично. Как рабочая гипотеза, вполне. Но одно меня смущает. Вы только не поймите меня превратно…
— Не пойму, Герман Львович. — Меркурьев улыбнулся: все-таки профессор иногда был чересчур многословен. — Но ближе к делу, пожалуйста!
— Ах да, разумеется! Извините, Алексей Владимирович, что-то я… — Нахимов виновато покрутил рукой. — Извините. Так вот, смутило меня то, что слишком много уникумов на душу населения, так сказать. Ведь из вашего общения с Роем… как я понял, раньше он уверял вас, что вы один такой на миллион, не так ли? И вдруг вам целый парк мутантов: и Зверев, и Подольский… Вы сами себе это пытались объяснить?
— Ну конечно. — Алексей допил остатки нарзана. — Что касается Подольского, то здесь мне все ясно. Ведь я сделал ему переливание крови, и мой генетически измененный материал попал в его организм.
— Да-да, вероятно… Но в таком случае вы можете передавать ваш… э-э, скажем так, ваш нановитный позитив любому человеку? То есть любого сделать суперменом?
— Думал
— Гм… Резонно. Ну, а со Зверевым тогда как?
— Со Зверевым сложнее. Могу только предполагать: общаясь с ним, я как-то ухитрился передать ему свои нановиты, измененные с плюсом… Но тут мы уже пошли сказки сочинять! Давайте пока остановимся на такой версии: мой организм — да, стал уникальным. При близком контакте он способен передавать часть своих свойств. Особенно при обмене, гм, жидкостями. И все это с непредсказуемыми последствиями. Закономерностей пока не выявлено.
Нахимов вздохнул:
— Ну что ж, примем, так сказать, за основу, дальше видно будет… Алексей, я не знаю, как вы к этому отнесетесь, но мы опять-таки хотели бы взять образцы ваших тканей на анализ. Я прошу понять, как это важно…
Ужв понял. — Алексей улыбнулся. — Но только не сейчас. Как-то я не очень в форме.
— Да вы знаете, и я тоже. Думаю вот прилечь, вздремнуть…
— Не буду вам мешать, — сказал Алексей. — Отдыхайте.
Он повернулся к двери, но профессор вдруг схватил его за руку:
— Постойте!
Алексей поднял брови: — Да?
— Постойте, — повторил Нахимов и снова сел.
Сел и Меркурьев. Секунды три оба молчали. Затем профессор сказал:
— Алексей, знаете ли, я не то чтобы такой уж твердолобый рационалист, вовсе нет. Все же хватило разума понять, что жизнь сложная штука… Но я всегда считал, что всякие там предчувствия, предзнаменования не для меня. Да, кто-то, возможно, предсказывает… ну и на здоровье. А у меня задача другая.
Алексей понял собеседника:
— Теперь предчувствуете?
Нахимов помолчал, прежде чем сказать:
— К сожалению.
Алексей, честно сказать, растерялся. Что делать? Утешать седовласого дядечку вдвое тебя старше и впятеро умнее?.. Впрочем, он успел убедиться в том, что ум в этой жизни понятие очень растяжимое.
— Эх, — с горечью вздохнул Нахимов, — я ведь пытаюсь гнать это от себя, и вот не выходит ни черта. Что-то гнетущее… Не знаю, что нас ждет, но плохие у меня предчувствия, друг мой. Может, вы развеете?
Меркурьев мгновенно отсканировал пространство — и ничего угрожающего не заметил.
— Как будто все в норме, Герман Львович, — осторожно сказал он. — Ничего подозрительного.
— Вы просканировали?..
— Да.
Алексей из добросовестности еще раз включился в режим поиска — результат тот же.
— Нет. — Он улыбнулся. — Отдыхайте!
— Спасибо. — Лицо профессора посветлело. — Уж вам-то я верю, как никому другому!.. — Он хлопнул себя по коленям: — Ну, пойдемте, друг мой, дел невпроворот.