Шрифт:
Ольга ГРОМЫКО
РОЙ
Скучная пора - осень. Красивая, сытная, но - скучная. Работы почти никакой, ссыпанному в амбары урожаю не страшны дожди и засухи, летные хвори миновали, а зимние еще не подоспели, нечисть, если где и водилась, за лето отъелась и поутихла. Зимой, конечно, она снова оголодает и вернется, но, увы, осторожные селяне предпочитают не будить лихо, пока оно тихо.
Не сказать, чтобы мне тоже особенно хотелось коротать ночи в каком-нибудь сомнительном овраге, в придачу к гонорару зарабатывая насморк под мелким, но неотвязным осенним дождем. Удивительное дело: прекрасная, теплая и сухая погода может
Денек выдался погожий, с утра небо не омрачало ни единой тучки. Лошадка неторопливо трусила по едва приметной полевой тропке, я, расстегнув кожаную куртку, обмахивалась берестяным свитком-объявлением, сорванным с придорожного дерева, и очень надеялась, что место "свадебного колдуна" еще не занято. Беспокоилась я, скорее всего, напрасно - вряд ли кому-нибудь еще из дипломированных магов взбредет в голову шляться по глухим деревням в поисках работы, а местные знахари-самоучки мне не конкуренты.
Смолкины копыта гулко застучали по дощатому мостику, перекинутому через узкую, наполовину заросшую тростником речушку. Н-да, обидно будет упустить такую работенку: с утра до вечера сиди себе за свадебным столом, ешь и пей вволю, усиленно делая вид, будто оберегаешь молодых от порчи. А в конце застолья не помешает проникновенно так, устало намекнуть свежеиспеченному тестю или свекру (смотря кто платит), что только благодаря твоим титаническим усилиям молодые не скончались в первую же брачную ночь от безуспешных происков нечистых сил.
С горбинки мостика уже просматривалось село, десятка три ухоженных домиков, крытых свежей соломкой. Издалека бросались в глаза спелые тыквы в борозденках перепаханных полей. А еще дальше, за домами, полями и холмами, у самого леса ярким солнечным пятном подменяла луговую траву спелая пшеница.
Я даже остановилась и приподнялась на стременах. Нет, не померещилось. Небольшое, круглое поле, играющее золотыми бликами. И ни одной полегшей плешинки, несмотря на довольно капризное, ветреное и дождливое лето. Интересно, кому это взбрело в голову расчищать и засевать поле так далеко от жилья? Дураку ясно, что большая часть урожая достанется зайцам, кабанам и птицам. К тому же, все рачительные хозяева давным-давно сжали колосья, обмолотили зерно и сметали пустую солому в стога.
– Что скажешь, подруга?
Смолка, заядлая потравщица беспризорных злаков, одобрительно всхрапнула и тут же боязливо прижала уши. Слух у моей лошадки тоньше упыриного, не слышит она только моих гневных окриков и понуканий, зато способна за десятки верст отличить волчий вой от собачьего и вывезти меня к селению, одному-единственному на бездорожную, лесистую округу. Но внезапную тишину мы распробовали одновременно. Кормившиеся на реке утки забились в тростник, примолкли кузнечики, оставив нас наедине с недобрым шелестом травы. Я обеспокоено покрутила головой и долго теряться в догадках не пришлось - со стороны деревни на нас надвигалась маленькая, но очень несимпатичная тучка, сопровождаемая ровным зловещим гулом.
– Не ерунди, Смолка, - преувеличенно бодро сказала я, на всякий случай застегивая куртку и пряча руки в карманы.
– Это всего лишь рой. Он нас не тронет.
Ничуть не убежденная, лошадка пригнула голову, недоверчиво косясь на небо. Рой шел высоко, от
И все-таки что-то мне в них не понравилось. От деревни рой летел быстро, а над нами завис, словно присматриваясь. Или прицеливаясь. Кобыла нервно заплясала на месте, выбивая дробь по доскам. С трудом удерживаясь в седле, я попыталась отпугнуть надоедливых тварей дымом, но они не соблаговолили выслушать заклинание до конца, восприняв его как сигнал к атаке. Левую щеку обожгло болью, и в тот же миг Смолка, не раздумывая, боком скакнула через поручень моста. Несмотря на неказистые берега, речушка оказалась довольно глубокой, а вода, накрывшая меня с головой - холодной и затхлой. К счастью, мне хватило самообладания не выпутывать ног из стремян, а, напротив, прижаться к лошади, обхватив ее руками за шею. Смолка плавала, как рыба, то есть проворно и глубоко под водой, подолгу обходясь без воздуха. Я зажмурила глаза, стараясь не думать о вдохе и всем телом ощущая встречное сопротивление воды, запускающей щупальца за ворот куртки.
Мы вынырнули ниже по течению, в самой гуще тростника. Он предательски затрещал, раздвигаясь, но, к счастью, пчелам и в голову не пришло искать нас в ста локтях от моста. Мутная вода скрыла наше позорное бегство, и они были уверены, что рано или поздно мы объявимся на прежнем месте и веселье продолжится.
В ужаленной щеке ворочались раскаленные клещи. Меня и прежде кусали пчелы, но я то ли забыла, как это больно, то ли проклятая тварь впрыснула мне тройную дозу яда чем-то вроде зазубренного штопора. Со временем боль не утихала, отдаваясь в шею и висок. Заговаривать ее по горячим следам я не решилась, подозревая, что пчел разозлила именно магия. Впрочем, ее чуют многие животные, но чаще без оглядки бросаются наутек, не желая связываться с магами.
Тут я заметила нечто совсем уж странное: рой больше не клубился вокруг матки, он растянулся вниз и вширь частой сетью, исполненный решимости не выпускать нас из воды. Несколько десятков пчел дымной струйкой скользнули под мост, долго там копошились, лавируя между тростинками у самой воды, потом вылетели с другой стороны и расселись на поручнях.
Смолка, не удержавшись, фыркнула, прочищая ноздри. Сеть всколыхнулась и распалась на клочья, но звук потревожил не только пчел - из камышей рядом с нами вырвалась жирная утка и с душераздирающим кряканьем побежала по воде, что есть мочи работая крыльями.
Пчелы не обратили на нее ни малейшего внимания. Снова сбившись в клуб и для верности описав круг почета над мостом, они с явным сожалением поверили в нашу бесславную кончину и полетели... обратно, в сторону села. Как дворовые псы, выскочившие навстречу чужаку, разорвавшие его в клочья и с чувством выполненного долга вернувшиеся в будку.
Вот только что за хозяин их подуськал?
* * *
В село я въехала мокрая до нитки, продрогшая и злая. Левой половины лица я не чувствовала, зато видела - опухшая щека выдвинулась дальше носа, глаз заплыл, даже с языком творилось что-то неладное, он с трудом поворачивался во рту, коверкая слова. Выжатая куртка смахивала на пожеванную, с носов сапог размеренно капало.