«Роза» Исфахана
Шрифт:
— Ладно, мадемуазель, прошу следовать за мной, — тронул доктор Маньер готовую вот-вот расплакаться девушку за рукав. — Думаю, тут и без нас разберутся. Сухраб, вы с нами?
— Да, да, конечно, — взволнованно поправив очки, Нассири поспешил за французским доктором и Марьям. На пороге не выдержал — остановился. — Я вас очень прошу, Аматула, будьте с полковником осторожны, — попросил проникновенно, почти отечески. — Я знаю эту породу людей: они способны на любую пакость, на любой бесчестный поступок. Не доверяйтесь ему, ханум. Будьте начеку!
— Я знаю, Сухраб, с кем имею дело, — улыбнулась в ответ Джин. — Да и полковник знает, что я крепкий орешек и что у меня надежная защита, которую в сложившихся обстоятельствах ему лучше не испытывать на прочность. Так что, я думаю,
— Я буду молить Аллаха, чтобы всё закончилось благополучно. Для всех. — Нассири многозначительно посмотрел на Джин, и она поняла, что он имеет в виду и Шахриара.
— Надеюсь, что Аллах услышит ваши молитвы, Сухраб.
— Ага, Нассири, вот вы-то как раз мне и нужны! — раздался в коридоре грубоватый окрик полковника. — Кстати, почему, интересно, у вас сегодня не раздают противорадиационные фартуки? Радиация закончилась, а?!
— Господин полковник, будьте любезны оставить пока доктора Нассири в покое, — поспешила вмешаться Джин, увидев на лице Нассири растерянность, вызванную внезапностью появления аль-Балами. — Согласно международному закону о защите личности, господин Нассири имеет право объясняться с представителями властей страны, от которой потерпел политические притеснения, в присутствии адвоката. И наш адвокат, месье Буа-Канн, сейчас подойдет. Пожалуйста, Франсуа, пригласите его сюда, — попросила она французского доктора, в замешательстве застывшего от наглости полковника в коридоре. — И приготовьте вместе с ним помещение, где господин полковник мог бы побеседовать с доктором Нассири так, чтобы ничьи права не были при этом нарушены либо ущемлены.
— Хорошо, мадам, сейчас позову, — несколько севшим голосом ответил Франсуа. И прошипел вполголоса доктору Нассири: — Идемте уже скорее, Сухраб! Не мозольте ему глаза!
Джин же тем временем сухо осведомилась у незваного гостя:
— Не могу ли пока удовлетворить ваше любопытство я, полковник? Что вас привело к нам на этот раз? Пожалуйста, входите, — жестом пригласила она его в свой кабинет. — Не волнуйтесь, помещение уже обеззаражено, — наградила его Джин ехидной улыбкой, заметив, что тот слишком уж нерешительно переступает через порог. — Дело в том, господин полковник, что полоний… — на этом слове аль-Балами вздрогнул и втянул голову в плечи, — распространяется в окружающей среде с поистине молниеносной скоростью и цепляется ко всему, даже к частичкам пыли. Но незначительные количества его легко удаляются даже с помощью обычной влажной уборки. Моя же болезнь тоже уже практически побеждена, так что и меня вам бояться не следует. Присаживайтесь, — она указала ему на кожаный диван. — Я слушаю вас.
— Благодарю, ханум.
Аль-Балами тяжело, с сопением, опустился на диван. Поерзал, устраивая свое тучное тело поудобнее. Джин заметила, что выглядит он гораздо хуже, чем в предыдущую их встречу: лицо опухло, глаза, и без того малюсенькие, превратились в узкие щелочки, украшенные снизу массивными синеватыми мешками. Судя по всему, переживания минувшей ночи не прошли для полковника даром: явно трясется и за свою карьеру, и за будущее благополучие.
— Известно ли вам, ханум, — приступил к «допросу» аль-Балами, предварительно промокнув платком покрывшийся испариной лоб, — где сейчас находится капитан Лахути?
— А почему это должно быть известно мне? — ответила Джин встречным вопросом, недоуменно пожав плечами и присев в кресло напротив. — Разве капитан Лахути — мой подчиненный, чтобы докладывать мне о своих планах? Впрочем, со слов нашей медсестры Марьям — она встретила его сегодня утром, — мне известно, что капитан уехал в Тегеран. А уж зачем он туда отправился — это, я полагаю, вам, господин полковник, известно лучше, чем мне.
— В котором часу он уехал?
— Точно не знаю, — вновь пожала плечами Джин, — но Марьям говорила, что где-то около девяти часов утра.
Полковник опустил голову и замолчал. Его толстые, похожие на сосиски пальцы беспрестанно мяли берет, выдавая внутреннее нервное напряжение. Покатый шишковатый лоб снова покрылся испариной.
— Пока всё совпадает, —
«А ты надеялся, что Шахриар пустит себе пулю в висок, и ты приедешь сюда лишь затем, чтобы забрать его труп и отчитаться перед начальством в ликвидации отступника, позволившего себе нарушить приказ и попрать столпы учения Хомейни? — позлорадствовала мысленно Джин. — Или рассчитывал, все-таки застав бывшего лучшего друга, который спас тебе когда-то жизнь, живым и невредимым, укокошить его самолично? Впрочем, вряд ли… Ты ведь для того и придумал звонок от доктора, чтобы Шахриар сделал всё сам, а ты бы лишь пенки сиял, не пачкаясь. Да еще и повышение в звании потом за это получил бы. Нет, Шахриар ошибался: ты никогда не был ему другом! Напротив, ты люто ненавидел его и всю жизнь завидовал ему. Он-то вырос в хорошей интеллигентной семье, учился на архитектора, а ты в это время мыл унитазы в отеле „Шератон“ и яростно ненавидел богачей, справлявших в эти унитазы нужду. Зато потом ты попал на „нужную“ волну, и, возможно, эта волна возносила бы тебя всё выше, если б на твоем пути не выросла вдруг эта тощая жердь-врачиха из миссии, как ты меня называешь. Однако неудачка у тебя вышла с генеральскими-то нашивками, разлюбезный ты наш полковник аль-Балами! Как бы теперь тебя вообще ни разжаловали за „упущенную рыбку“. Обидно, небось, да? Еще бы! Вся карьера насмарку…»
— Что ж, ханум, если вам добавить больше нечего, тогда я, пожалуй, потолкую с вашими сотрудниками. — Аль-Балами нарочито бодро шлепнул берегом себя по колену, но Джин заметила, что пальцы у него буквально ходуном ходят.
— Не возражаю, господин полковник, — ответила она с холодной любезностью. — Сейчас я приглашу сюда медсестру Марьям, но с ней вы обязаны будете говорить в моем присутствии. Девушке еще нет восемнадцати лет, и согласно имеющейся у меня доверенности от её отца, за соблюдением интересов Марьям слежу я. Вот подтверждающий мое право документ, — открыв ящик стола, она извлекла из него и показала аль-Балами бумагу, заверенную юристом. — Одну минуту. — Джин взяла трубку, быстро набрала номер. — Марьям, — произнесла ровно, чтобы не волновать девушку понапрасну, — зайди ко мне, пожалуйста. Полковник аль-Балами хочет задать тебе несколько вопросов. Да, разумеется, в моем присутствии. Сейчас она придет, — сказала Джин полковнику, отключив мобильник. — Может быть, желаете чаю, господин полковник? С сахаром вприкуску, например.
Она с трудом сдержала усмешку, вспомнив, сколь вальяжно вел себя аль-Балами за столом у бассейна в прошлый раз. Бедняга! Тогда он и помыслить не мог, что скоро будет сидеть на краешке дивана, прилагая неимоверные усилия, чтобы хозяйка кабинета не заметила, как у него зубы стучат от страха.
— Нет, нет, благодарю, — полковник отказался так поспешно и с таким неприкрытым ужасом, словно Джин предложила ему не чай, а змеиный яд.
— Как хотите, — равнодушно пожала она плечами.
Ей неприятно было находиться в одном помещении с полковником: он сильно потел, а пот от страха, как говорила бабушка Маренн, всегда отвратительно пахнет. Хуже даже, чем пот солдата после сражения или пот спортсмена после соревнований. Пот трусости источал буквально смрад, и сейчас Джин лично убедилась в этом. Ей хотелось поскорее выставить полковника восвояси и проветрить комнату.
В дверь постучали.
— Можно? — В дверной проем осторожно просунулось лицо Марьям.
— Входи, входи, Марьям, — разрешила Джин. — Садись сюда, — она уступила ей свое место, — чтобы вы с господином полковником хорошо видели друг друга. Он задаст тебе сейчас несколько вопросов, а ты ответишь на них всё, что знаешь.
— Хорошо, ханум, — Марьям робко присела на краешек кресла. — Я готова.
Конечно, полковник вряд ли ожидал, что Марьям сообщит ему что-то новое и важное, но допросить её он был обязан. Беседа тем не менее получилась довольно быстротечной и скучной. Насчет отъезда Шахриара Марьям послушно повторила всё, что утром рассказала всем за завтраком, а больше она ничего и не знала. «Ну и слава богу, что не знает», — подумала Джин.