Роза из клана коршуна
Шрифт:
Теперь Каринаррии Корсач, дабы не попадаться под совершенно неуместные вопросы следовало изображать полнейший упадок сил и здоровый сон. Девушка порадовалась, что не стала дожидаться хвалёных жареных шуш, а поужинала остатками обеда. Сон приходить как-то побаивался, понимая не хуже своей настороженной хозяйки, кто может воспользоваться её беспомощностью и что нашептать, отбивая последнее желание к жизни. Довольствуясь мягкой, но вполне удовлетворяющей тело дрёмой, Каринка предалась вялым рассуждениям о ценности сего мероприятия скорее не из желания уразуметь для себя всё величие плана и проникнуться общим духом, а из страха возвращения в голову мерзких скрипов Тварителя. Для начала девушка постаралась в красках представить первичный вариант плана, очень героический и столь же абсурдный в пестроте вымышленных выгод. Потом плавно и постепенно стала воплощать его в жизнь, щедро снабжая яркими картинками из детских фантазий: прекрасная дама, прекрасной может быть Феррбена, а дамой будет сама Каринка (девушка дала себе волю и добавила к
" ... и умерли в один день, - не желая верить в выводы собственных размышлений, повторила Каринка фразу со стены из странного сна, - конечно, именно так всё и случится. Охотнику нужна новая пища, а Тварителю много душ сильных людей для возвращения. Неужели Кирх, настолько подвластен Ему, чтобы устроить такую ловушку!"
Верить интуиции совершенно не хотелось. Представить себе, что предводитель вурлоков всё это время находился под контролем своего господина и слепо волок на верную погибель не просто горстку людей, а всю Долину, девушка никак не могла, слишком разумным, несгибаемым и суровым был этот человек для участи безвольного тадо. Ещё менее хотелось, чтобы её предположения сбылись, чтобы судьба настигла её именно таким образом с столькими и с такими жертвами. Каринаррия выбралась из-под плаща, осторожно сняла с себя совершенно неудобную верхнюю рубашку, проверила крепость сна своей мстительной телохранительницы и воровато выползла из-под навеса.
Караульные сидели возле костра и развлекали себя соревнованием в подбрасывании тлеющих углей с края кострища на крепких длинноватых ветках. На звуки внутри поредевшего и порядком небрежного контура они совершенно не обращали внимания, предоставив сослуживцам свободу перемещения в различных естественных порывах. Это значительно облегчило задачу не слишком умелой в шпионаже девушке: теорию правильного движения в сумерках и эффективной маскировки тела она знала превосходно, только практика оставляла желать лучшего. Почти без шума, если не считать едва не проснувшегося от отдавленной руки гроллина, Каринка добралась до необходимого навеса. Обнаружить среди маленьких одинаковых бугорков-берлог ночлег Владомира было не так уж сложно: ночевать с эксцентричным и нахальным колдуном под одним навесом никто не соглашался, вот из его укрытия и торчала только одна пара грязных сапог. Девушка, смущаясь собственной решительности и почти гордясь рискованностью персонального заговора, зажала названному братцу рот. Она не собиралась удушить мужчину, хотя временами исподволь задумывалась об этом, но несдержанность Владомира могла раскрыть всю глубину её порочных и совершенно недостойных благородной дамы замыслов.
– Владь, ты сможешь помочь мне в том заброшенном городе?
– прошептала взволнованная и перепуганная собственными действиями девушка.
– Сможешь напасть на Наследника так, чтобы никто тебя не вычислил? Не убивай, просто нанеси рану средней тяжести.
– Да где я его тебе здесь найду?
– ошарашено едва не вскрикнул мужчина, еще не до конца отошедший от шока после пробуждения в тесной компании растрёпанной ведуньи.
Каринаррия не стала вдаваться в объяснения, тяжело вздохнула, выразительно постучала колдуна костяшкой пальца по лбу и потребовала, чтобы он разобрался с просьбой не позднее следующей ночёвки.
Пока Каринка ползла к навесу названного брата, она даже не помышляла о столь радикальных мерах, ей казалось: стоить объяснить хоть кому-нибудь всю сложность сложившейся ситуации и отряд незамедлительно покинет проклятый лес, избежав собственной участи. Оказавшись же так близко к единственному человеку, что хоть несвоевременно, но поверил ей в прошлый раз, она поняла всю абсурдность собственных идеалистических представлений. Воины шли за спасительным артефактом и прекратить свой путь могли тоже исключительно во спасение кого-нибудь равноценного.
Ползти обратно после позорного предательства Родины, чести и собственных принципов старым маршрутом стало отчего-то невообразимо страшно. Не хватало приглушённых голосов караульных, что пошли проверять один из удалённых колышек, азарта и уверенности в себе. В придачу на глаза попался тёмный массив большого шатра Рокирха, который устроил весь этот разрушительный, ужасный поход за удовлетворением собственных чаяний без учёта доводов рассудка. Громадина, необходимая по требованию статуса, казалось, с укором взирала на собственную обличительницу и мерзкую интриганку. Девушке стало противно самой себя до злых бессильных слёз. Как она, такая разумная и благовоспитанная девушка, могла так низко пасть, чтобы впутываться в мелкие козни и плести заговоры наравне с презираемыми ею мелочными продажными придворными шавками!
Обуреваемая отчаяньем, Каринка подскочила и потеряла дар речи.
Ощущения были похожими на прорыв тонкой плёнки. Просто страх, сдавленный звуки притаившегося леса, легчайшая ночная свежесть остались где-то, рухнув под пряным запахом чужих вещей и утробными глухими звуками почти нечеловеческого происхождения. Девушка быстро сообразила, куда её занесло и даже собралась броситься обратно, однако, немного рассчитав шансы, предпочла знакомого и почти безопасного монстра подозрительному типу из дикого леса. "Отсижусь здесь немножко, пока он не уберётся, а потому потихоньку выберусь к себе", - решила про себя Каринка, пристраиваясь на самом краюшке чужого шатра. Бояться в достаточно большом и тёплом пространстве, располагающемся ближе всего к центру лагеря, в компании сильного и умелого воина было значительно приятнее, чем трястись от ужасных предчувствий в небольшом навесе почти на краю рядом с мечтающей о твоей смерти придворной дамой. Девушка пригрелась и привыкла к странной непроницаемости краёв шатра, но успокоиться совсем всё же не могла: Кирх стонал. Нет, мужчина не метался в безумном бреду, вопя невразумительные проклятья, и не скрежетал зубами от невыносимой боли, как требовал хороший тон всех умирающих. Он терпел, лишь тяжело дышал, подавлял рвущиеся стоны, и от этого сдерживаемого мучения сердобольной Карине становилось совсем не по себе. Казалось преступным и возмутительным бездействовать хорошо воспитанному человеку, когда рядом кто-то так страдал. Каринаррия преодолела собственный страх, тихонечко подползла к спящему вурлоку и осторожно положила его взъерошенную голову себе на колени, придерживая пульсирующие виски холодными ладошками. Капельки горького, пропитанного страданиями пота коснулись её пальцев.
Было темно. Темнота не объяснялась временем суток, хотя, в каком положении сейчас находилось солнце, совершенно утратило смысл. Девушка сидела на узком металлическом карнизе мусоропровода, упираясь разодранными коленями в грязные стенки, покрытые пылью и дурно пахнущими остатками потрохов. На расстоянии вытянутой руки была решётчатая дверца, замаскированная некогда куском тканых обоев. Сквозь её прорехи сюда попадали лучи солнца и тишина, мёртвая тишина без пугающего шарканья ног и глубокого сопения. Каринка поползла к дверце; разбитая и наспех залеченная рука плохо сгибалась в запястье, уныло гудели уставшие мышцы. В лучах солнца можно было заметить лишь край ободранной стены и небольшой участок пола. Женщина лежала лицом вниз, под ней уже засохла большая тёмная лужа крови. Она не была первой. Здесь были ещё люди: на флигеле северной башни сидел сын отцовского советника и безумно подвывал от ужаса (Каринка видела это, пробегая по открытой террасе); в зале для игр забаррикадировались бильярдным столом три горничные, старый лакей, два поварёнка и филькон шаль-тэ Зимородок (их было видно из потайного входа, но Каринка тогда проползла мимо, пожалев знакомого мальчишку с кухни, что вне распорядка доставал сахарные каштаны, и не желая наводить на них погоню); ещё группа придворных пряталась в оружейной и винном погребе, если судить по доносившимся звукам. Но, скорее всего, все они уже просто были. Пятый день делал таким незначительным такие посторонние заботы, как мысли о криках где-то внизу. Женщина, что учила её играть на скрипке и рассерженно пыталась вдалбливать простейшие мелодии, уже почернела и начала гнить. В её глазах копошились насекомые, внутренности смешались между собой, а запах из удушающее рвотного стал почти неуловимым для носа. Живот мерзко свело от голода.
Первой была ещё достаточно юная жена фелькона тэ Жаворонка, она обнаружила Каринку в детской, где та по старой памяти пряталась под большим, обтянутым кожей песчаной гадюки столом для рисования. Тогда Каринке повезло, обезумевшая женщина была беременной и не могла выпустить щупальца. Она сломала своей жертве руку, разорвала жилет, но не смогла угнаться за хорошо тренированным подростком, что бросился в разбитое окно. Потом отвратительный садовник с оторванной до колена ногой почти достал Каринку из куста редкой акации и загнал на кухню, где кроме еды была семилетняя девочка посудомойка.... Их было много, на первом этаже, в отцовском кабинете, в тайнике возле матушкиной оранжереи, чем ближе к земле, к городу, тем больше. Каринка это быстро поняла и не стала привязывать себя к таким желанным кухням или оружейной, а стремилась ввысь, под крышу, к сухим, голодным, но спокойным чердакам. Оставалось немного, один лестничный пролёт и каменные ступени в кладке, но появилась она. Просто выскочила из золотистой комнаты для полуденного чаепития, уже полностью трансформированная: полуголая, с вывернутым шипастым животом и чёрными щупами. Теперь она лежала мёртвая и приманивала себе подобных тяжёлым запахом потрохов: Каринка была лучшей в школе не просто потому, что её отцом был Рокирх.