Роза Марена
Шрифт:
Бок о бок они зашагали назад, к студии звукозаписи. Она обнаружила, что хочет снова почувствовать руку Билла на своем плече, и в тот момент, когда часть ее сознания снисходительно напоминала ей, что не стоит жадничать, а другая часть (Практичность-Благоразумие) советовала не искать дополнительных неприятностей, он именно так и сделал: обнял ее. «Кажется, я в него влюбляюсь».
Она не удивилась своему предположению, и это подтолкнуло вторую мысль: «Нет, Рози, это заголовок для вчерашних газет. Ты уже влюбилась».
— Что сказала Анна о полиции? — спросил он. — Она не предложила тебе пойти в участок и сделать заявление?
Рози мгновенно напряглась под его рукой, в горле за секунду пересохло, глубоко в теле открылся
«Все копы братья, — любил повторять Норман. — Полиция — одна большая семья, а полицейские в ней — родные братья». Рози не имела представления о том, в какой степени он прав, до какого предела готовы копы защищать друг друга — вернее, прикрывать друг друга, — однако помнила, что все полицейские, которых Норман время от времени привозил домой, казались странно похожими на самого Нормана, она знала, что он никогда не произносил ни слова, которое могло бы пойти им во вред, даже в адрес своего самого первого напарника, обрюзгшего старого борова по имени Гордон Саттеруэйт, которого Норман откровенно презирал. Взять того же Харли Биссингтона, чьим хобби — во всяком случае, в часы визитов в дом четы Дэниеле — являлось раздевание Рози глазами. Три года назад у Харли обнаружился рак кожи в начальной стадии, и потому он был вынужден выйти на пенсию раньше положенного срока, но ведь он работал в паре с Норманом в восемьдесят пятом году, когда началась заварушка из-за Ричи Вендора (Уэнди Ярроу). А если все произошло именно так, как догадывалась Рози, то Харли прикрывал Нормана. Прикрывал, рискуя собственной шкурой. И не потому, что тоже приложил к этому руку. Он прикрывал Нормана, ибо полиция — одна большая семья, а полицейские в ней — родные братья. Полицейские смотрят на мир совершенно иначе; копы видят мир с содранной шкурой и обнаженными нервными окончаниями. Оттого они не такие, как все остальные, а некоторые из них — совсем не такие… и еще не надо забывать о том, что представляет собой сам Норман.
— Я не собираюсь даже близко подходить к полиции, — скороговоркой заявила Рози. — Анна сказала, что мне совсем не обязательно обращаться к ним, и никто не может меня заставить. Вся полиция у него в друзьях. Все полицейские — его братья. Они держатся друг за дружку, они прикрывают Друг дружку, они…
— Успокойся, прошу тебя, — остановил он ее с легкой тревогой в голосе. — Все в порядке, ты только успокойся.
— Я не могу успокоиться! Ты не понимаешь, ты просто не знаешь! Потому-то я и позвонила тебе, потому-то и попросила держаться от меня подальше — ты не знаешь, какие они… какой он… как они все связаны одной веревочкой. Если я обращусь в полицию здесь, они сообщат в полицейское управление там. И если кто-то из них… кто-то, кто сидел с ним в засаде в три часа ночи, кто работает с ним, кто доверял ему свою жизнь… — Она думала о Харли, который не мог отвести взгляда от ее груди и всякий раз, когда она садилась, проверял, в каком месте заканчивается ее платье.
— Рози, тебе совсем не обязательно…
— Обязательно! — закричала она с яростью, совсем ей не свойственной. — Если такому копу известно, как связаться с Норманом, он обязательно это сделает. Он передаст Норману, что я ходила в полицию и рассказала о нем. Если я раскрою им свой адрес, — а они обычно требуют адрес, когда ты подаешь официальное заявление, — он непременно сообщит его Норману.
— Я уверен, что ни один полицейский…
— Скажи, они когда-нибудь сидели у тебя дома за столом, играя в покер, или перед телевизором, комментируя «Дебби в Далласе»?
— Ну… нет. Нет, но…
— А я знаю, что это такое. Я слышала, о чем они разговаривают между собой, и знаю, как они смотрят на остальной мир. Да, они именно так относятся к нему: они и остальной мир. Даже самые лучшие из них. Мир делится на них… и отбросы. Вот так-то.
Он раскрыл рот, чтобы сказать что-то, но не нашел нужных слов. Предположение о том, что Норману благодаря тайной телеграмме какого-нибудь приятеля-копа станет известен ее адрес на Трентон-стрит, прозвучало весьма убедительно, но не в этом заключалась главная причина, заставившая его промолчать. Выражение ее лица — вид женщины, невольно уйедшей с головой в ненавистное, несчастное (и не очень далекое) прошлое — дало ему понять, что сейчас бессмысленны любые доводы. Она испытывает непреодолимый страх перед полицейскими вообще, вот в чем дело, а его жизненный опыт достаточно велик, чтобы знать: не все привидения можно одолеть примитивной логикой.
— Кроме того. Анна сказала, что мне не обязательно обращаться в полицию. Она объяснила, что если преступление совершил Норман, то они должны первыми найти его, а не я.
Билл задумался над ее словами и пришел к выводу, что в них есть определенный смысл.
— Что она собирается предпринять?
— Она уже принимает меры. Анна отправила факс какой-то тамошней женской группе — в том городе, из которого я приехала, — и сообщила о случившемся здесь и своих подозрениях. Попросила предоставить, если возможно, всю имеющуюся информацию о Нормане. Через час ей прислали целую кипу сведений о нем, включая фотографию.
Билл удивленно вскинул брови:
— Оперативно сработано, честное слово.
— Мой муж сейчас настоящий герой у себя дома, — мрачно пояснила она. — Пожалуй, за месяц ему ни разу не пришлось платить за выпивку. Он возглавлял группу, которая разоблачила большую преступную банду. Два или три дня подряд все газеты выходили с его портретом на первой полосе.
Билл присвистнул. Возможно, ее страх не столь параноидален, как кажется на первый взгляд.
— Женщина, получившая просьбу Анны, пошла еще дальше, — продолжала Рози.
— Она позвонила в полицейское управление и спросила, нельзя ли ей поговорить с ним. Придумала историю о том, что ее группа хочет вручить ему свой почетный диплом.
Он на минутку задумался над услышанным, затем вдруг рассмеялся. Рози чуть улыбнулась.
— Дежурный сержант покопался в компьютере и ответил, что лейтенант Дэниеле находится в отпуске. Где-то на западе, он не уточнил, где именно.
— Но он на самом деле может отдыхать там, — задумчиво произнес Билл.
— Конечно. И если кто-то пострадает, то это произойдет по моей ви…
Он положил ей руки на плечи и повернул лицом к себе. Глаза ее широко раскрылись, и Билл заметил в них остатки раболепного страха. Эти глаза ранили его сердце новым и странным образом. Он неожиданно вспомнил историю, которую слышал в Центре американских евреев, когда до семилетнего возраста посещал занятия религиозной школы. Историю о том, как во времена пророков людей иногда забивали камнями до смерти. Тогда он подумал, что это, наверное, самая жестокая из всех изобретенных человеком форм смертной казни, гораздо хуже, чем расстрел или электрический стул, — такая форма смертной казни, которой нет ни объяснения, ни оправдания. Теперь же, увидев, во что превратил Норман Дэниеле эту прелестную женщину с хрупкими, нежными чертами лица, он засомневался в правоте детских умозаключений.
— Не говори, что ты виновата, — перебил он ее. — Не ты ведь создала Нормана.
Рози растерянно заморгала, как будто подобная мысль никогда раньше не приходила ей в голову.
— Я не пойму, каким образом ему вообще удалось разыскать этого парня Слоуика.
— Очень просто. Он стал мной.
Билл посмотрел на нее. Она кивнула.
— Звучит невероятно, но это так. Он способен перевоплощаться в других людей. Я видела, как он делает это. Наверное, именно так он распутал дело с бандой.