Роза Марена
Шрифт:
(помни то, что должна помнить, забудь то, что нужно забыть)
однако знала, с чего все началось: с того, что она прошла сквозь проклятую картину, как Алиса через зеркало.
Рози еще немного посидела на кровати, как можно плотнее заворачиваясь в свой мир Рози Настоящей, затем протянула руку к неугомонному будильнику, но промахнулась и свалила его на пол. Он упал, продолжая издавать возбужденный бессмысленный сигнал.
— Найми себе в помощники калеку, за ним интересно наблюдать, — пробормотала она.
Она
Выключив будильник, она выпрямилась, не выпуская его из левой руки. Откинула одеяло. Нижняя часть тела оказалась такой же голой, как и верхняя.
— Эй, куда подевалась моя ночная рубашка? — спросила она в пустой комнате, еще никогда Рози не чувствовала себя в столь дурацкой ситуации… впрочем, ничего удивительного: она не привыкла вечером ложиться спать в рубашке, а просыпаться утром нагишом. Даже четырнадцать лет с Норманом не подготовили ее к таким чудесам. Рози поставила будильник на прикроватную тумбочку, сбросила ноги с кровати…
— Оу-у-у! — вскрикнула она, напуганная болью и тяжестью в бедрах. Болели даже ягодицы. — Ой, ой, оу-у-у-у!
Она села на край кровати и осторожно согнула правую ногу, затем попробовала сделать то же самое с левой. Ноги сгибались, однако при этом возникала сильная боль, особенно в правой ноге. Словно накануне она провела весь день в спортивном зале, переходя от одного тренажера к другому, хотя на самом деле самое тяжелое ее вчерашнее физическое упражнение — прогулка с Биллом от Корн-билдинга и обратно.
«Звук смахивал на грохот поездов на Большом центральном вокзале», — подумала она неожиданно.
«Какой звук?»
На мгновение Рози едва не поймала воспоминание — во всяком случае, что-то промелькнуло в голове — но тут же снова растерялась, не зная, что подумать. Медленно и осторожно она встала с кровати, секунду постояла на месте, затем направилась в ванную. Заковыляла в ванную. Правая нога болела так, будто растянула мышцу, каждый шаг отзывался болью в почках. Черт возьми, откуда…
Она вспомнила, что читала где-то о людях, которые иногда «бегают» во сне. Вероятно, тем же самым занималась ночью и она сама; возможно, ночные кошмары, которых она не помнила, оказались такими жуткими, что она попыталась скрыться от них бегством. Рози остановилась в двери ванной и оглянулась на постель. Измятая, но не скомканная, не разорванная, даже не выбившаяся из-под матраса простыня, чем следовало бы ожидать, если бы она провела по-настоящему беспокойную ночь.
Впрочем, Рози заметила кое-что, совершенно ей не понравившееся, — нечто, мгновенно вызвавшее воспоминания о старых временах, которые она ни за что не назвала бы добрыми: кровь. Однако следы крови не простыне смахивали больше на отпечатки линий, нежели на пятна, остающиеся после капель, к тому же находились они слишком далеко от подушки; значит кровь текла не из разбитой губы или носа… разве что ее ночные метания были настолько сильными, что она кувыркалась в кровати. Следующей мыслью было, что ее навестил кардинал (к такому эвфемизму прибегала мать Рози — вообще-то старавшаяся не заводить речь на эту тему — когда ей все-таки приходилось разговаривать с дочерью о менструации), но через секунду она отбросила ее: совсем не то время месяца.
«Сейчас не твое время, подруга? Не полнолуние для тебя?»
— Что? — переспросила она пустую комнату. — При чем здесь луна?
И снова что-то мелькнуло, на мгновение зацепилось за краешек сознания и исчезло прежде, чем она успела схватиться за уплывающую мысль. Она опустила голову, осматривая себя, и нашла ключ к разгадке по крайней мере одной тайны. В верхней части правого бедра она увидела царапину — судя по виду, довольно глубокую. Очевидно, отсюда и появилась кровь на простыне.
«Как я умудрилась расцарапать себя во сне? Неужели?..»
В этот раз возникшая в голове мысль задержалась чуть дольше, вероятно потому, что это была и не мысль, собственно, а образ. Она увидела обнаженную женщину — себя саму, — осторожно пробирающуюся по тропинке, по обеим сторонам которой рос колючий кустарник. Включив душ и протягивая руку, чтобы проверить температуру воды, Рози поймала себя на том, что размышляет над проблемой: могут ли на теле человека произвольно, сами собой возникать раны и кровотечения во время сна, если сон достаточно ярок? Броде как у религиозных фанатиков, которые усилием воли заставляют кровоточить свои ладони и ступни.
«Стигматы? Не хочешь ли ты сказать, что в довершение ко всему у тебя открылись стигматы?»
«Ничего я не хочу сказать, — сердито ответила она на свой вопрос, — потому что я ничего не соображаю». Все верно. Пожалуй, она еще могла бы поверить — с огромным трудом, правда, — что царапина способна самопроизвольно появиться на теле спящего человека в том месте, где ему приснилась царапина. В конце концов, это только лишь царапина, и ее возникновение, пусть с большой натяжкой, все-таки объяснимо. Что совершенно непонятно, так это исчезновение ночной рубашки. Не могла же она раствориться только потому, что ей приснилось, будто она голая?
(«Снимай свою одежку»)
(«Я не могу! Под рубашкой больше ничего нет!»)
(«3амолчи и делай, что сказано…»)
Призрачные голоса. В одном она угадала собственный, но кому принадлежит другой?
Впрочем, какая разница? Да никакой. Она просто разделась во сне, вот и все, или сняла во время короткого пробуждения, которое она теперь помнит не лучше, чем странный сон, где она бежала в темноте по лабиринту или переправлялась через черный ручей по белым камням. Она сняла ночную рубашку, и позже та обнаружится где-нибудь, скомканная, под кроватью или под подушкой.