Роза на алтаре (Цветок страсти)
Шрифт:
В его взгляде сквозь мечтательность сквозило упорство. Его решение было выстраданным, оно утвердилось и созрело, и не имело смысла спорить.
Элиана медленно разжала руки и опустила угасший взор.
В этом необыкновенном мире, мире, где она сумела полюбить, то, что шло от сердца, казалось правильным, более того – единственно возможным, а все остальное оставалось где-то далеко-далеко, за границей сознания, за пределами совести. Для него же все было иначе.
Девушка слегка покачнулась на каблуках от внезапной слабости, ибо в эти минуты ей пришлось пережить
Элиана повернулась и сначала пошла неровным шагом, а потом побежала прочь от того места, где самый дорогой для нее человек только что отверг ее любовь.
И Максимилиан не пытался ее удержать.
Вернувшись в зал, Элиана понемногу начала приходить в себя. Она незаметно поправила лиф платья и растрепавшиеся волосы, потом, охваченная чувством запоздалого смущения и стыда, приложила ладони к горящим щекам.
Очнувшись, девушка заметила, что возле нее стоит Этьен де Талуэ, довольно приятный на вид молодой человек с рыжеватыми волосами и светло-голубыми глазами. Он выглядел настоящим франтом в жилете и фраке из полосатой ткани и черных штанах, с пояса которых свисали плетеные шнурки с брелоками.
В последнее время Этьен часто приезжал к ней с визитами, и его намерения не оставляли сомнений. Следуя этикету, Элиана принимала его достаточно любезно и тем не менее старалась удержать на расстоянии. Этьен де Талуэ был несколькими годами моложе Максимилиана де Месмея, закончил Колледж Людовика Великого, происходил из знатной и состоятельной семьи и считался весьма завидным женихом, но девушка оставалась равнодушной к нему, более того, иногда Элиану начинало раздражать то, с какой наивностью этот юноша проглатывал каждую ее выдумку, верил любой лжи. Он совершенно не умел читать в сердцах, и временами казался ей неприятно навязчивым.
Да, но ведь и сама она, ослепленная мечтами, до недавнего времени не видела истины и не слышала голоса разума, заглушенного зовом любви!
Вы чем-то расстроены, мадемуазель Элиана? – почтительно произнес Этьен, любуясь ее обведенным золотистым светом, казавшимся восковым профилем с высоким лбом и детским рисунком губ.
– Да, – отвечала она, едва осознавая, что говорит, и желая только одного: чтобы никто не догадался о том, какие чувства она испытывает в этот момент. – Все вокруг только и говорят о революции, о восстании народа…
– Не стоит огорчаться, – сказал Этьен, обрадованный возможностью выступить в роли утешителя, – у нас есть целая армия, присягнувшая на верность королю, неужели она не сумеет справиться с толпой разбушевавшейся черни! Не хотите ли выпить прохладительного? Позвольте предложить вам руку!
Элиана кивнула, и польщенный молодой человек повел ее в центр зала, залитого потоком света, струящегося из дюжины сверкающих серебряными подвесками венецианских люстр.
Никто не видел ни этой, ни предыдущей сцены, кроме единственного существа, которое стояло, прислонившись к мраморной колонне, провожая удалявшуюся Элиану горестным и вместе
Это была темноволосая худенькая девушка с неоформившейся фигурой и бледным лицом, на фоне множества юных красавиц выглядевшая невзрачной и незаметной. Она всегда стояла в стороне и держалась настороженно и напряженно, так, словно постоянно ждала внезапного удара, оскорбления или насмешки.
Звали ее Софи де Рюмильи; она рано лишилась родителей и воспитывалась в семье дяди, состоятельного человека, служившего в Королевском министерстве иностранных дел.
С недавнего времени ее стали вывозить в свет, но она не имела поклонников, поскольку была слишком застенчива и неприметна, да к тому же слыла бесприданницей.
Никто не замечал Софи и сегодня; лишь одна женщина, пристально следившая за всем, что происходит вокруг, подошла поздороваться и поговорить. Женщиной этой была Шарлотта де Ла Реньер.
Софи отвечала на приветствие все так же настороженно, без улыбки. Она не понимала, чем заслужила расположение этой женщины, такой высокомерной, замкнутой и холодной. Между ними не могло быть духовного родства – мешала разница в возрасте, к тому же Шарлотта оставалась для Софи сестрой Элианы, Элианы, всегда вызывавшей в ней далекие от симпатии чувства.
Поздоровавшись, Шарлотта оглядела Софи. Ничем не примечательная внешность, но задатки неплохие: эта девушка еще может расцвести и заявить о себе. От внимательного взора Шарлотты не укрылось, что облик Софи не несет в себе и следа пленительной беспомощности; ей показалось, эта худенькая девочка, сама того не подозревая, обладает скрытой внутренней силой.
– Глаза у Софи были светлые, но взгляд – словно подернут поволокой, в нем не было той глубины, какая обычно просвечивает во взгляде взрослой женщины, и в то же время ее обида на судьбу казалась столь ясно осознаваемой и неподдельной, что порою девушка выглядела гораздо старше своих сверстниц.
Но заметить это мог далеко не каждый.
Шарлотта, часто снисходительно наблюдавшая за еще не разучившимися плакать юными созданиями, в груди которых трепыхались неискушенные сердца, понимала, что Софи была другой, уже другой. Шарлотта хорошо знала, что может сделать с человеком сознание несправедливости окружающих и обида на судьбу. Эти чувства могут стать камнем, способным утянуть на дно беспросветной печали, а могут превратиться в силу, с помощью которой иногда удается вскарабкаться на невиданные высоты. Да, именно вскарабкаться, а не взлететь.
– Вы чем-то расстроены? – спросила она девушку. – Может, выпьете лимонаду?
Софи покачала головой. Ее губы были плотно сжаты, а глаза полны слез.
– Единственная причина для серьезного огорчения в вашем возрасте – влюбленность, – сказала Шарлотта. – И я подозреваю, в кого вы влюблены.
Во взгляде Софи читалась тайная мука.
– Вам нравится Максимилиан де Месмей, как и моей сестре. Я давно наблюдаю за вами и все поняла.
Как ни странно, услышав правду, Софи немного успокоилась. Она глубоко вздохнула, и ее лицо слегка порозовело.