Роза на алтаре (Цветок страсти)
Шрифт:
Бернар Флери находился в этом лагере; они давно не виделись, и, предчувствуя новую длительную разлуку, Элиана решила навестить мужа. Она знала, что он стал бы возражать против ее приезда, и потому выехала без предупреждения.
В конце концов, Бернар будет безумно рад – в этом можно не сомневаться! После трех лет совместной жизни Элиана могла признать, что их брак оказался на редкость удачным.
Она с удовольствием вспоминала прошлое. Первые недели после возвращения с Корсики были заполнены счастливой суетой: поиском нового жилья и последующим переездом. Семья Флери поселилась на левом берегу Сены в небольшом выбеленном доме с балконом
Та весна казалась очень счастливой, и единственным, что всерьез омрачило настроение Элианы, стало стремление Бернара участвовать в новой военной кампании – втором итальянском походе, намечавшемся на май 1800 года. Он же пытался убедить жену в том, что его решение вызвано необходимостью.
– Пойми, любимая, – говорил он Элиане, – мне уже тридцать три года, и я не знаю иного способа обеспечить семью, кроме как пойти на военную службу. Мне нравится нынешняя армия – армия, где люди получают звания за заслуги, а не благодаря происхождению и связям, где каждый человек может показать, на что он способен, и получить за это награду. Поверь, если я сейчас уйду в отставку, то потеряю шанс чего-то добиться в жизни.
Действительно, в те времена престиж военной службы необыкновенно возрос. Молодые люди, вдохновленные примером Бонапарта и его сподвижников, в непостижимо короткий срок прошедших путь от лейтенантов до генералов, охотно записывались в армию. Служба открывала доступ к вершинам для любого человека – от крестьянина до обедневшего аристократа. И Бернар всерьез подумывал о том, чтобы отдать Ролана в военную школу.
– Но война – это зло, потому что она сеет смерть, – горячо возражала Элиана. – Человек не имеет права уничтожать то, что создано Богом.
Она очень обостренно воспринимала происходящее; возможно, в этом было повинно ее тогдашнее состояние, вызванное вполне естественными последствиями их бурного медового месяца. В ту весну Элиана ждала третьего ребенка, который должен был родиться осенью 1801 года. Бернар уверял, что к тому времени или даже гораздо раньше вернется домой.
– Если же что-то случится, – сказал он, – ты будешь получать от государства пожизненную пенсию на себя и на детей.
– Но ты нужен мне живой, только живой! Очень нужен! – воскликнула Элиана. – Я не хочу, чтобы моя судьба была возложена на пресловутый алтарь отечества! Я желаю жить только ради любви!
Бернар ласково улыбнулся в ответ.
– Благослови тебя Бог за эти слова, дорогая!
И в самом деле, он вернулся летом, после выдающейся победы французских войск над австрийскими при Маренго.
Элиана вспоминала грохот пушек, салютом возвестивших о триумфе, военную музыку, иллюминацию и ликующие толпы народа в Тюильри. Это был всеобщий праздник.
Французов в Италии встречали как освободителей от австрийского господства, и слава Бонапарта шагнула далеко за пределы страны.
Потом был объявлен мир, а когда зазвучали колокола Нотр-Дама, молчавшие более десяти лет, все сочли это счастливым предзнаменованием.
Вскоре в жизни Элианы произошло радостное событие: она родила сына, названного Андре – в честь отца Бернара. А через пару месяцев, проходя по бульвару Сен-Жермен, молодая женщина услышала, как кто-то окликает ее, и, оглянувшись, узнала Дезире. Обе вскрикнули, обнялись, а после не могли наговориться обо всем, что произошло в жизни каждой из них за эти годы. У Дезире и Эмиля к тому времени тоже было трое детей, все мальчики. Эмиль по-прежнему работал в оружейной мастерской, и жили они теперь в собственном маленьком доме.
– Я мало что понимаю в политике, – сказал он Элиане при встрече, – и честно признаться, мне все равно, кто у власти, я особенно не вникаю. Просто если я вижу, что хлеб дешевеет, строятся дороги, открываются новые школы, улицы становятся безопасными, то прихожу к выводу, что это хорошее правительство. Единственное, что меня беспокоит, – оружие. Сейчас его делается во много раз больше, чем в предыдущие годы.
– А у нас, как на грех, одни сыновья! – сокрушалась Дезире. – Остается надеяться, что к тому времени, как мои мальчишки подрастут, все войны закончатся.
И тем не менее, несмотря на все тревоги, жизнь продолжала улучшаться – медленно, но верно Франция вставала с колен, поднималась из пепла и разрухи. Земля была полностью передана в собственность крестьян, одновременно правительство предоставило им большие льготы, и сельское хозяйство начало возрождаться. Властям удалось привлечь внимание крупных финансистов к проблемам промышленности – кредиты пошли на закупку нового оборудования, на развитие ведущих производств – мануфактурного, горнодобывающего, металлургического. Мудрая налоговая политика (налоги с доходов были сокращены, тогда как косвенные, напротив, увеличились) сочеталась с жестким контролем за каждым франком.
И результаты не замедлили сказаться: вскоре восхищенные взоры европейцев обратились к Парижу, вновь ставшему центром моды и прогресса. Французы более не испытывали стыда за свою нацию, они испытывали гордость.
Это было тем более удивительно, что создавал новые потрясающие проекты и руководил ими человек, не имеющий экономического образования и какого-либо опыта в подобных делах. Так сама жизнь подтверждала непреложную истину: никакая выучка не заменит человеку того, что ему даровано свыше.
Радуясь вместе со всем народом, Элиана в то же время с грустью вспоминала тех, кто сгорел в беспощадном пламени революции: своих родителей, знакомых… Она верила в то, что там, где они сейчас находятся, нет ни разочарований, ни боли, но есть ли там счастье? Настоящее человеческое счастье, какое порою дарит людям многострадальный, грешный земной мир?
Молодая женщина хорошо себя чувствовала после родов, она быстро поправилась и вскоре смогла появляться в обществе. Бернар познакомил ее со своими приятелями, молодыми офицерами и их женами – они часто собирались вместе, ездили в театры, посещали балы. Элиана наняла служанку и няню; ей стало куда проще справляться с семейными обязанностями, и она получила возможность посвятить часть времени развлечениям. Молодая женщина чувствовала себя любимой, привлекательной, желанной; она давно так не веселилась. В ее манерах появилась живость, взор вновь засиял тем самым задорным лукавством, какое отличает настоящую француженку, и тем более – парижанку.