Шрифт:
Ей показалось, что только сегодня она смогла спокойно заснуть. Впервые за несколько месяцев. Эмма вновь закрыла глаза и вновь не услышала музыку, не ощутила, как танец захватывает её в свой водоворот, не увидела больше этого противного эльфа, которому была продана много лет тому назад. Всё было иначе.
Сев на постели, Эмма всматривалась, как дрожало пламя свечей, как женские портреты искажались в их свете, но вовсе не казались пугающими. Нет, теперь Эмма не боялась лечь спать и оказаться в плену, где заставят танцевать, полагая, что это изысканное удовольствие. Будто в обычной жизни
Теперь же ей опостылели танцы. Стали неинтересными, скучными, пресными.
Сейчас Эмму интересовало совершенно другое — почти рухнувший брак. Его, конечно, еще можно было спасти, вот только… Стоило ли?
После чудесного выздоровления все желали её видеть. Все хотели, чтобы она стала украшением их вечера, рассказала историю о том, как её исцелили волшебники. Но Эмма не желала больше вспоминать об этом. Кто захочет предаваться воспоминаниям о плене? О том, что её продали в рабство?
Винила ли она мистера Норрелла в случившемся? Наверное, уже нет. Да и это было уже ни к чему: он пропал, спасая её и Арабеллу. Всё осталось в прошлом, и необходимо было продолжать жить дальше.
Эмма почему-то улыбнулась, вспоминая, как её муж первое время старался заполучить её благосклонность. Но она продолжала его отвергать, считая виновником всего случившегося. В их время браки редко заключались по любви, так случилось и с ними. Её родители искали для неё блестящую партию, а он и его маменька — невесту, обладающую всеми добродетелями и, конечно же, приданным.
Родители устроили помолвку сразу после двух танцев на балу Элизабет Мельбурн. Дело было решённым, да и сама Эмма считала, что сэр Уолтер составил бы неплохую партию, ведь жёны политиков всегда занимали самое видное место в обществе: они могли подобно герцогине Девонширской устраивать ужины и светские балы, о которых после судачили годами. Их обожали, ими восторгались, их обсуждали, порой ненавидели, но главное — они не сидели сложа руки. Жаль только, что даже у таких просвещённых женщин была роза на губах: о многих вещах они не могли говорить открыто.
Эмма всегда завидовала тем, кто мог выйти замуж по любви, но и всегда понимала, что так бывает лишь на страницах книг или у таких людей, как мистер и миссис Стрендж. Потому ни на что не надеялась, решив, что только от неё самой будет зависеть, какой брак у них будет с Уолтером.
Наверное, свою болезнь стоило принять, как недобрый знак — ей не стоило выходить замуж за лорда Поула, однако все кругом говорили, что болезнь её пройдет, и она будет самой счастливой невестой в день свадьбы. Но жизнь трагически оборвалась. Нельзя винить Уолтера в том, что он хотел её оживить, ведь в его сердце наверняка разгоралась нежность всякий раз, как он смотрел на неё и держал её руку. Эмма очень хотела верить, что она не была для него товаром. Нет, мужа точно нельзя винить: он хотел, чтобы она жила и радовалась, а не гнила в земле. Он не предполагал, что счастье видеть её живой сменится растерянностью и ужасом, ведь его любимая жена сходила постепенно с ума.
Да, и Гилберта Норрелла нельзя винить в том, что всё сложилось именно так. Им двигали всё же чистые помыслы: он хотел вернуть Англии магию, добиться уважения к ней, и чтобы она послужила в войне с опаснейшим противником Англии — Наполеоном. Откуда ему было знать, что у сделки совершено иной смысл? Наверное, зря она считала его виноватым в этом и называла врагом, просто мистер Норрелл не так смел, как Джонатан Стрендж, готовый горы свернуть ради своей любимой жены. Гилберт Норрелл — крайне осторожный человек.
Эмма отчего-то улыбнулась. Если бы не противостояние Норрелла и Стренджа, то никогда бы Англия не наполнилась магией, а значит, никогда бы женщины не получили возможность изучать магию, тем самым наконец-то сорвав розу с губ.
— Эмма. — Дверь слегка приоткрылась. Это пришёл Уолтер — как обычно, пожелать ей спокойно ночи перед сном.
— Да, — громко ответила она, тем самым показывая, что ещё не успела задремать. — Можешь заходить.
— Я решил проведать тебя перед сном. — Муж робко закрыл за собой дверь.
— Проходи. — Она указала ему на софу, предлагая ему присесть. Сама же Эмма, опустив босые ноги на холодный пол и не найдя ночных туфель, прошла к туалетному столику, чтобы уложить волосы для сна.
Уолтер внимательно смотрел на свою молодую жену. Она изменилась за эти годы, а после возвращения из «мира утраченной надежды» стала более независимой и сильной. Первое время она сторонилась светского общества, стараясь избегать общения с этим полчищем стервятников, но потом ей наскучила тихая провинциальная жизнь, и Эмма с головой окунулась в благотворительность. Новую Эмму он еще не успел узнать, но все же очень хотел понять, какие мысли на самом деле живут в её голове.
— Как прошел твой день? — Вопрос прозвучал крайне нелепо, ибо он уже задавал его сегодня за ужином. Эмма, почувствовав его волнение, слегка улыбнулась своему отражению, понимая, что муж её не видит.
— Ты же знаешь, как утомительно помогать нуждающимся, но ещё ты знаешь, как люблю это делать, — она чуть обернулась, и он заметил, как её глаза блеснули в полумраке спальни.
— Эмма… — Уолтер сбился, подбирая слова.
Почему-то ему тяжело было с ней начать серьёзные разговоры; наверное, оттого что до сих пор ощущал вину перед ней, что не слушал её, считал, будто она слегка не в себе, а дела при этом обстояли совершенно иначе. Честно говоря, они не были друг для друга супругами, как это подразумевало их положение. У них не было детей, которые бы означали, что их брак удачен, но они смогли стать друзьями, что являлось одним из добрых знаков. Если верить мыслителям, то хороший брак всегда должен быть основан именно на дружбе.
— Эмма…
— Я знаю, о чём ты хочешь поговорить, дорогой, — мягко начала она. — Я тоже, как и ты, думала об этом. Теперь, когда я вновь здорова и в своём уме, мы действительно можем задуматься об этом.
— О детях? — запинаясь, спросил Уолтер.
— Да! — И она легко засмеялась. — Останься. Мы с тобой столько потеряли за это время…
— Мы потеряли бы намного больше, будь ты мертва, — добавил муж, вглядываясь в лицо своей супруги.
— У меня более нет розы на губах, и я могу говорить открыто и смело. Не разочаруй меня, дорогой.