Роза-паучиха
Шрифт:
Она различила радиосигнал. Не желая забивать себе голову, она вывела его на экран. На экране появилось лицо формирователя, представителя генетической линии восточного происхождения. Его гладкие черные волосы были заколоты бриллиантовыми булавками, тонкие черные брови дугами изгибались над темными глазами с развитым третьим веком, бледные губы слегка кривила проницательная улыбка - гладкое, чистое лицо актера со сверкающими глазами фанатика.
– - Джейд Прайм, - сказала она.
– - Д о к т о р - П о л к о в н и к Джейд Прайм, - сказал формирователь, поглаживая пальцами золотые знаки различия на воротнике своего черного военного
– Ты все еще называешь себя Розой-Паучихой, Лидия? Или ты все это уже стерла со своего мозга?
– - А почему ты оказался солдатом, вместо того, чтобы быть трупом?
– - Времена меняются, Паучиха, твои старые друзья задувают молодое яркое пламя, а те из нас, у кого есть далеко идущие планы, остаются, чтобы расплатиться со старыми долгами. Ты помнишь старые долги, Паучиха?
– - Ты думаешь, что тебе удастся пережить нашу встречу, не так ли, Прайм?
– Она почувствовала, как мышцы ее лица наливаются яростной ненавистью, которую не было времени убить.
– Три корабля с твоими клонами вместо экипажей. Сколько же ты просидел в этой своей дыре, как червяк в яблоке? Клонируя и клонируя. Когда тебе удалось последний раз дотронуться до женщины?
Его вечная улыбка превратилась в оскал, полный блестящих зубов.
– - Бесполезно, Паучиха. Ты уже т р и д ц а т ь с е м ь раз убивала меня, а все возвращаюсь, да? Ты, старая жалкая сука. Кстати, что такое червяк? Что-то вроде того мутанта у тебя на плече?
Она даже не заметила, как он там оказался.
– - Ты подошел слишком близко.
– - Так стреляй! Стреляй в меня, ты, старая, набитая паразитами идиотка! Стреляй!
– - Ты - не он, - вдруг сказала она.
– Ты - не Первый Джейд! Ха! Он мертв, так?
Лицо клона исказила гримаса ярости. Полыхнули лазеры, и три из ее капсул растопились в шлак и облака металлической плазмы. Последний испепеляющий импульс невыносимой ярости сверкнул в ее мозгу, когда расплавились три телескопа.
Она огрызнулась шумным залпом железных картечин, получивших магнитное ускорение. На скорости четыреста миль в секунду они изрешетили первый корабль, и теперь он висел, испуская воздух и ломкие облачка замерзающей воды.
Сделали свой выстрел два оставшихся корабля. Они применили оружие, которого она никогда раньше не видела. Словно пара гигантских кулаков смяла две ее капсулы. Путина накренилась, утратив равновесие от удара. Она тут же узнала, какое оружие еще осталось в ее распоряжении, и ответила на огонь одетыми в металл шариками аммиачного льда. Они пронзили полуорганические борта второго корабля Формирователй. Крошечные отверстия моментально затянулись, но с экипажем было покончено - аммиак внутри испарился, высвободив нервные токсины моментального действия.
У последнего корабля был один шанс из трех поразить ее центр управления. Вот и кончилось ее двухсотлетнее везение. Ударом тока ее руки отбросило от пульта. В станции погас свет, а ее компьютер погиб окончательно. Она взвизгнула и стала ждать смерти.
Смерть не приходила.
Ее стошнило. Не глядя, он открыла ящик и залила мозг жидким покоем. Тяжело дыша, она уселась в командирское кресло. Паника была подавлена.
– - Электромагнитный импульс, - сказала она.
– съел все, что у меня было.
Пушистик что-то пробормотал.
– - Он бы нас уже прикончил, если бы смог, - сказала она ему.
– Похоже, что сработала защита последней капсулы, когда погибла главная система.
Она
– - Так, посмотрим, - сказала она в темноту.
– Ядовитый лед кончился. Я пальнула им отсюда.
Она выдернула из шеи бесполезный штеккер и содрала с себя влажную робу.
– - Значит, это был аэрозоль. Замечательное, густое облако горячей ионизированной меди расплавило все его датчики. Он летает теперь в слепом металлическом гробу. Совсем, как мы.
Она рассмеялась.
– - Вот, только, у старушки Розы есть в запасе один фокус, малыш. Инвесторы. Они будут искать меня. А его искать уже некому. И у меня все еще есть мой камень.
Она посидела молча, и ее искусственное спокойствие позволило ей помыслить немыслимое. Пушистик беспокойно заерзал, принюхиваясь к ее коже. Он немного успокоился под ее ласками, и она не хотела, чтобы он страдал.
Свободной рукой она зажала ему рот и стала перегибать ему шею, пока та не сломалась. Искусственное тяготение сделало ее мышцы сильными, а у него не было времени для сопротивления. Последняя судорога сотрясла его члены, когда она, держа его на вытянутых руках, пыталась определить на ощупь, бьется ли еще его сердце. Во тьме ее пальцы ощутили последнее биение под тонкими ребрышками.
– - Кислорода мало, - сказала она. Забытые эмоции попробовали было всколыхнуться, но не сумели. У нее оставалось еще много транквилизаторов. ковровые водоросли сохранят воздух свежим еще несколько недель, но они погибают без света. И я не могу их есть. Мало еды, малыш. Сады пропали, да если бы и не пропали, я все равно не смогла бы доставить еду сюда. Я не могу управлять роботами. Даже не могу открыть воздушные шлюзы. Если я проживу достаточно долго, они придут и вытащат меня отсюда. Я должна использовать все шансы. Только это разумно. Когда я такая, я могу совершать только разумные поступки.
Когда тараканы - по крайней мере те, которых можно было поймать в темноте, - кончились, она в течение долгого, темного времени голодала. Потом она съела нетронутое тленом тело своего любимца, полунадеясь, что оно отравит ее.
Увидев в первый раз, как яркий голубой свет Инвесторов проникает через разбитый воздушный шлюз, она на своих костлявых руках и коленях отползла назад, спасаясь от слепящих лучей.
Космонавт-Инвестор был одет в скафандр, защищающий от микробов. Она была рада, что он не чувствует вони ее черного склепа. Он заговорил с ней на похожем на звуки флейты языке Инвесторов, но ее переводчик был мертв.
На мгновение показалось, что они сейчас ее покинут, оставят голодную, ослепшую, полуоблысевшую, всю в паутине выпавших волос-волокон. Но они взяли ее к себе на борт, пропитав ее жгучими антисептиками, опалив ее кожу бактерицидными ультрафиолетовыми лучами.
Бриллиант был у них, но это она и так знала. Чего они хотели - а это было труднее всего - так это знать, что случилось с их талисманом. Она с трудом понимала их жесты и исковерканные обрывки человеческого языка. Она себе очень навредила, она знала это. Слишком большие дозы в темноте с огромным черным жуком-страхом, порвавшим хрупкие сети ее паучьей паутины. Она очень плохо себя чувствовала. Что-то внутри у нее было не так. Ее голодный желудок был тугим, как барабан, а легкие, казалось, были раздавлены. И кости тоже болели. Но слез не было.