Роза пустыни
Шрифт:
Дьявольщина! Можно подумать, ему хочется, чтобы эта малышка его узнала…
Черный Джек не терял самообладания и спокойно разговаривал с капитаном и стюардом, которые проводили его в каюту. Пока Карим играл роль его камердинера, распаковывая вещи и раскладывая их по местам, он налил себе щедрую порцию портвейна, хотя еще не было и пяти.
— Черт возьми! — проворчал он себе под нос, выпив темного ароматного вина.
Черный Джек получил о леди Элизабет Гест самые подробные сведения и знал, что ей почти восемнадцать. Но чертов осведомитель не предупредил его о том,
Джек снова налил вина и начал с рюмкой в руке расхаживать по каюте.
А какого цвета у нее глаза?
Не карие. Не зеленые. И конечно, не желтые. Но — невероятное сочетание всех этих цветов. И она смотрела на него так, словно никогда раньше не видела мужчины. Было неловко. Было тревожно. И довольно лестно.
Его губы изогнулись в ироничной улыбке. Поосторожнее, Джек.
Ему не следует забывать, что именно поставлено на карту. Честь принца Рамсеса и людей, которые когда-то спасли ему жизнь. Тогда-то он и понял, что жизнь имеет какой-то смысл.
Черный Джек устремил взгляд в иллюминатор, забыв про зажатую в руке рюмку. Он вспомнил день, когда впервые встретился с принцем Рамсесом, — в тот самый день он получил свое прозвище.
Им обоим едва исполнилось шестнадцать, и они, новоиспеченные студенты Кембриджа, только-только устроились в своих комнатах. Он, Джонатан Малькольм Чарльз Уик, второй сын и, следовательно, не наследник герцога Дорана, хвастливо заявил принцу, что родственники считают его паршивой овцой, человеком с черной душой — чернее просто не бывает.
Это немалое достижение, пояснил он совершенно серьезно, со свойственной юности заносчивостью, поскольку в нортумберлендском семействе Уиков каждое поколение имело свою паршивую овцу — обязательно с голубыми глазами, чем отличались от остальных «Отчаянные Уики».
Принц Рамсес весело расхохотался, с почтением пожал ему руку и тут же окрестил его Черным Джеком.
Только спустя несколько месяцев Джек понял, каким птенцом, наверное, показался он принцу в день их знакомства. Ведь у Рами, к примеру, уже тогда была жена. Он женился на Майе в нежном возрасте — десятилетним мальчишкой. И кстати, утром, после брачной ночи, он без всякой жалости отдал приказ казнить дюжину человек, попытавшихся захватить источник, принадлежавший его племени.
Таковы были обычаи пустыни.
«А я-то тогда хотел выглядеть в его глазах самостоятельным, волевым, непреклонным», — думал Черный Джек, отпивая из рюмки портвейн.
Тем не менее прозвище, данное принцем, у него осталось. А их с Рами дружба выдержала испытание временем. Они — друзья. И даже больше, чем друзья.
Он обязан сдержать слово, которое дал своему принцу и его людям. Все очень просто. Он не испытывает никакой личной неприязни ни к лорду Стенхоупу, ни к его дочери.
Пусть леди Элизабет юна, невинна и прекрасна. Пусть он испытывает к ней такое влечение, какого не вызывала в нем еще ни одна женщина. Однако то, что должно быть сделано, исполнится.
Таковы обычаи пустыни.
— Насколько
— Кажется, дорогой, ты сказал, что он — второй сын герцога Дорана? — тихо спросила мужа миссис Уинтерз, стараясь, чтобы ее не услышали другие.
Кивнув, полковник принялся объяснять жене:
— Его старший брат — виконт Линд сей. Если я не ошибаюсь, их фамильные владения включают в себя Грантли-Мэнор в Нортумберленде, замок Кендалстон в Оксфордшире и особняк в Лондоне, на модной Парк-лейн.
Полковник погладил подбородок, не задумываясь, что этим жестом привлекает внимание к начинающим отвисать щекам и второму подбородку. Он был на двадцать лет старше своей хорошенькой жены, а выглядел так, что можно было решить — на все тридцать.
— Конечно, в один прекрасный день все это достанется старшему сыну, — с важным видом добавил он. — Все целиком.
Амелия Уинтерз покачала изящной головкой и заявила:
— Я не согласна с законами первородства. Они так жестоки по отношению к девочкам и младшим сыновьям, которые очень проигрывают на этом. — Тут она покосилась на свою юную спутницу. — Не обижайтесь, леди Элизабет.
Та ответила, тщательно выбирая слова:
— Хотя мне понятна необходимость сохранять титулы и поместья, не разделяя их, я сознаю: тем, кто не родился старшим сыном, трудно заключать брак так, как им хочется.
— Прекрасно сказано, леди Элизабет, — похвалил ее полковник. — Не то чтобы отсутствие герцогского титула помешало лорду Джонатану занять достойное место в обществе, скажу я вам.
— Возможно, он человек необыкновенный, — предположила Элизабет.
Если ее подозрения верны, то он намного лучше, чем могли о нем думать полковник и его жена.
— Красив он чертовски, — пробормотала миссис Уинтерз. — Интересно, женат ли он.
— Насколько я знаю — нет, — ответил ее супруг.
— Кстати, о женитьбе… — Поскольку ее собеседники подняли этот вопрос, Элизабет сочла возможным продолжить разговор на эту тему. — Почему все, с кем я сталкиваюсь, спрашивают меня, замужем ли, я, а когда я отвечаю отрицательно, то они явно бывают удивлены?
Ответ прозвучал у Элизабет за спиной и был произнесен звучным баритоном с легкой хрипотцой, от которой у нее по спине пробежали мурашки:
— Возможно, потому, что незамужняя женщина в возрасте семнадцати или восемнадцати лет в Черной стране редкость.
Хилберт Матиас Уинтерз стремительно встал и поклонился, щелкнув каблуками:
— Милорд.
— Полковник Уинтерз, вот мы с вами и встретились снова, — любезно отозвался подошедший.
— Рад вам представить мою жену, миссис Уинтерз, и нашу спутницу, леди Элизабет Гест.
Темная голова вежливо склонилась.
— Леди, счастлив с вами познакомиться.
— Я имел честь однажды встретиться с вашим отцом в его лондонском клубе, — проговорил полковник, пока все усаживались за стол. — Как поживает его светлость?