Роза севера
Шрифт:
— Вот ваша боряку, — сказал Варламов подошедшему Хараде. — Заставим бочками задние ворота, чтобы остался только неширокий проход, а потом откроем. Удобно, что ворота распахиваются наружу. Дрону придется перейти на колеса, чтобы заехать, и тут я врежу по нему погрузчиком.
Харада оценивающе глянул на Варламова.
— Дрон будет стрелять по ветровому стеклу, надо быстро пригнуться. И резко трогать с места. Но может сработать.
Они стали громоздить бочки (к счастью, пустые) одна на другую — привычная по Другому долу работа. Получилась баррикада с проходом как
— Открывайте!
Японец распахнул ворота и спрятался за бочками. Тут же зажужжало, и появился летательный аппарат. Вытянутый по-осиному корпус, серебристое мелькание винтов по сторонам. Дрон подвигался вверх и вниз, но влететь в узкий проход было явно затруднительно, а цели попрятались. Варламов согнулся под приборной панелью, выглядывая одним глазом. Робот опустился на бетон, и винты стали трансформироваться в колеса. Вот он вкатился в проход…
Словно электрический ток пробежал по телу. Варламов надавил педаль газа и почти тут же отпустил ручной тормоз. Погрузчик рванулся вперед. Стекло зазвенело, превращаясь в решето, но Варламов уже упал боком на соседнее сиденье. Во что-то ударились, с грохотом покатились бочки. Машина вылетела из ангара в яркий дневной свет. Варламов рывком вернулся в сидячее положение и, толкнув приоткрытую заранее дверь, вывалился наружу. По пути задел больной макушкой верх дверного проема и выругался. Еще падая, увидел неистовое мелькание между «рогов» погрузчика, ударился боком и перевернулся, гася силу удара. Сильный всплеск, и целый водопад обрушился сверху. Спасибо куртке, а то промок бы до нитки.
Кряхтя, он поднялся. Острая боль пронизывала локоть. Снова разболелись грудь и правая рука, а на лоб потекла струйка крови. Варламов вытер ее тыльной стороной ладони. Сколько еще будут над ним издеваться? Он захромал к краю пирса: вода выплескивалась на бетон, но погрузчика не было видно в поднятой мути. Подбежал Харада.
— Дрон может функционировать под водой? — спросил Варламов.
— Вряд ли. — Японец приметил, что Варламов держится за локоть, и попросил снять куртку. Разорвав рукав рубашки, помял локоть твердыми пальцами. Потом сильно дернул… Варламов чуть не взвыл.
— Был вывих, но перелома нет. Ничего, Сацуки поставит очередной компресс.
Вот такая военно-полевая медицина.
— Услужливая девушка, — сказал Варламов, кое-как накидывая куртку на плечи.
— А как же, она майко
Варламов удивился: — Так майко это не имя?
— Можно перевести, как стажерка. Идемте. — И зашагал через ангар, его темному одеянию, похоже, ничего не сделалось.
Словно мало было больных мест, Варламов стал еще и хромать, так что сотню метров до ближайшего дома и еще столько же до «своего» проковылял. На веранду вышла Сацуки, низко поклонилась Хараде и, глянув на Варламова, всплеснула руками.
— Снимайте одежду, всю-всю. Пока походите в юката .
В комнате Варламов разделся догола, спрятал изумруд под подушку и, накинув халат, передал мятую одежду Сацуки. Вскоре вошел Харада, сел на стул и стал оглядывать комнату. Все чисто, на подоконнике появился букетик цветов, а на стене картина. То же изображение, что в «хижине» ниндзя — темнокожее существо с поднятым над головой мечом и языками пламени на заднем плане.
— Кто это? — кивнул на картину Варламов.
— Светлый бог Фудо-мёо. Согласно учению Сингон, выполняет волю татагат, приводя грешников к спасению.
Варламов хмыкнул.
— На светлое божество не похож.
— Да, — согласился Харада. — Он свиреп, но порою только свирепостью можно заставить грешников вступить на путь спасения. Так что его жестокость — проявление милосердия Будды. Можете почитать о нем и ниндзя.
Он кивнул на тумбочку, куда кто-то положил электронный ридер.
— В Америке многие поклоняются Трехликому [13] , — вспомнил Варламов. — Один из ликов это Темная воинственность. Похож на вашего Фудо-мёо.
13
Подробнее о культе Трехликого в романе «В землях заката»
— Возможно, это разные имена одного и того же существа. Изображение вешают в помещении тех, кто только вступил на Путь. Как напоминание — хочет он того или нет, но Путь придется пройти.
Варламов хотел сказать, что не собирается вступать ни на какой Путь, но дверь отворилась и вошла Сацуки с подносом. Две чашки саке, рисовые колобки. Девушка поклонилась и исчезла. Харада поднял чашку.
— За вас. Вы прошли второе испытание.
— А сколько еще будет? — поинтересовался Варламов.
— Самурай не думает о завтрашнем дне. Он живет здесь и теперь.
Варламов слегка улыбнулся, Харада щегольнул знанием немецкой философии. Но саке согрело изнутри — приятно после холодной ванны, и тело расслабилось.
— А много учеников погибает при таких испытаниях? — спросил он.
— Я уже говорил, получают в основном ранения. Приучаются терпеть боль. А вы до послезавтра можете отдыхать.
Харада встал, слегка поклонился и ушел.
И что они приготовили на послезавтра?
Снова вошла Сацуки, опять с медицинскими принадлежностями на подносе.
— Надо обработать ваши раны.
Она опустилась на колени, бережно ощупала больную голову и стала выстригать мокрые от крови волосы. Прикосновения были мягкими, от Сацуки исходил приятный аромат цветов, и Варламов прикрыл глаза, чтобы не пялиться на вырез ее кимоно.
Налепили очередной растворимый пластырь, и Варламов зашипел от боли. Потом Сацуки перебинтовала правую ладонь. Варламов осторожно подвигал пальцами.
— Заживает, — весело сказала Сацуки. — У вас сильное тело.
— Извините, что называл вас Майко, — пробормотал Варламов. — Я думал, что это имя.
— Ничего, — немного грустно сказала Сацуки. — А как это слово перевел господин Харада?
— Стажерка, — вспомнил Варламов.
Сацуки помолчала. — Скорее, служанка.
Она растерла жгучей мазью ушибленное колено, при этом волосы (надо же, успела соорудить прическу) приятно пощекотали подбородок Варламова. С поклоном девушка удалилась.