Роза ветров (сборник)
Шрифт:
— Доктор Хьюз, я с трудом различаю ваше лицо. На моем приборе горит лишь подсветка шкалы. Все остальные лампы отключены. Вы видите меня?
— Нет! Я не могу смотреть на такой яркий свет!
Окулист включил настольную лампу и направил ее прямо в лицо пациента. Увидев плотно сжатые челюсти и открытые ошеломленные глаза Хьюза, он покачал головой и с сарказмом спросил:
— Ну как? Вас устраивает такая темнота?
— Нет! — Смертельно побледнев, Хьюз закрыл глаза и прошептал: — У меня кружится голова. Сплошная карусель.
Он
У Хьюза не было ни жены, ни близких родственников. В центре управления знали, что он дружил с Бернардом-Дисилисом — они вместе проходили предполетную подготовку. Дисилис участвовал в экспедиции, которая обнаружила марсианский Город. Он летал на «Психее-ХII», а Хьюз — на «Психее-ХIV». Дисилиса вызвали в ЦУП и провели инструктаж. Он должен был войти в комнату Хьюза и поговорить со старым другом. Беседу, конечно, записали на пленку.
Д.: Привет, Джерри. Это я, Дисилис.
Х.: Барни?
Д.: Как дела?
Х.: Прекрасно. А у тебя?
Д.: Все путем. Не фонтан, конечно, но что поделаешь, верно?
Х.: Как Глория?
Д.: У нее все в порядке.
Х.: Она уже прошла «Тетю Роди»?
Д. (со смехом): О Иисус, да. Теперь она играет в «Зеленые рукава». По крайней мере, так она называет эту компьютерную игру.
Х.: Зачем они втянули тебя в это дерьмо?
Д.: Просто мне еще раз захотелось взглянуть на твое кислое лицо.
Х.: Хотел бы я иметь такую же свободу.
Д.: А в чем проблемы? Слушай, три разных окулиста — все эти оптамологаврики и гаврилоптики — заверяли меня, что с твоим зрением полный порядок. Вернее даже, три окулиста и один невролог. Они поют в один голос, понимаешь? И они действительно уверены в своем диагнозе.
Х.: То есть ты хочешь сказать, что у меня поехала крыша?
Д.: Нет. Немного сдвинулась, и все.
Х.: А как себя чувствует Джо Темский?
Д.: Не знаю. Я его не видел.
Х.: Они ничего не рассказывали тебе о нем?
Д.: В их окулистских песнях о Джо не было ни строчки. Они только намекнули, что он замкнулся в себе.
Х.: Замкнулся? О Иисус! Да он ничем не отличался от каменной статуи!
Д.: Кто? Темский? Ты шутишь?
Х.: Все с него и началось.
Д.: Что началось?
Х.: Ну там, на участке. Он перестал нам отвечать.
Д.: А что случилось?
Х.: Ничего. Просто он перестал отвечать на наши вопросы, говорить и замечать что-либо вокруг. Дуайт думал, что это кафард — марсианская лихорадка. Наверное, здесь тоже так считают, верно?
Д.: Да, врачи упоминали о такой возможности. Но что же случилось у вас на участке?
Х.: Мы нашли «комнату».
Д.: Да-да, «комнату»! Я читал об этом в ваших отчетах. И еще я видел гологнезда, которые вы привезли с собой. Просто фантастика! Слушай, Джерри, а для чего они предназначены?
Х.: Не знаю.
Д.: Это части какой-то конструкции?
Х.: Не знаю. Ты слышал, что говорят о Городе?
Д.:
Х.: Откуда они это знают? Как вообще такое можно говорить, если неизвестно, кто его создал? Разве морская раковина «сделана»? Черт! У них даже нет никакого подобия для сравнения. Допустим, ты смотришь на раковину и керамическую пепельницу. Сможешь ли ты сказать, что эта вещь «сделана», а та нет? И если «сделана», то для чего? Например, зачем кому-то понадобилась керамическая раковина? Или старое осиное гнездо? Или обычный геод?
Д.: Ладно… А что ты скажешь о тех штуках, которые… которые вы называли в отчетах «голубиными гнездами»? Я видел эти гологнезда.
Х.: Что бы ты делал с ними, если бы они попали в твои руки?
Д.: Не знаю. Они такие странные, причудливые… Я бы пропустил их пространственные проекции через компьютер и поискал осмысленный узор… Честно говоря, я не думал об этом.
Х.: А что? Нормально. Но какой фактор ты принял бы за критерий «смысла»?
Д.: Математические соотношения. Любой вид геометрических узоров, повторение отдельных элементов или кодовых символов. Послушай, Джерри, а на что похоже это место?
Х.: Не знаю.
Д.: Но ты же бывал там много раз.
Х.: Да, с тех пор как мы нашли «комнату», я проводил там почти все свое время.
Д.: И потом с твоими глазами стало твориться что-то неладное? Как это началось?
Х.: Предметы вышли из фокуса — как при повышенном глазном давлении. За пределами «комнаты» мое зрение ухудшалось почти до слепоты. Так продолжалось несколько дней. Какое-то время мне еще удавалось работать с приборами. Но потом, когда мы отвезли капитана на корабль, я почувствовал себя по-настоящему больным. Меня ослепляли постоянные вспышки света. Приходилось щуриться. Кружилась голова. Дуайт и я прокладывали курс — вернее, делали это по очереди, когда позволяло здоровье. Порою Дуайт становился странным: не хотел использовать радио, боялся прикасаться к бортовому компьютеру…
Д.: А почему? С ним тоже было что-то не так?
Х.: Определенно. Когда я сообщил ему о своих проблемах с глазами, он сказал, что тоже испытывает нечто странное, но только в мышцах тела. Его изводили конвульсии и дрожь. Я посоветовал ему ускорить старт и отправиться домой, пока мы еще могли управлять кораблем. Он согласился, потому что Джо к тому времени был уже недееспособен. Перед самым взлетом у Дуайта начались припадки — вроде эпилептических. Когда они кончались, он дрожал как лист на ветру, но казался вполне нормальным. Дуайт поднял судно, и с ним случился новый приступ. Его корчило и ломало целые сутки, а в перерывах между припадками он галлюцинировал и мешал как только мог. Когда он стал совершенно невыносим, мне пришлось дать ему транквилизаторы и привязать его ремнями к креслу. Засыпая, я даже не знал, был ли он жив в тот момент или уже скончался.