Роза ветров (сборник)
Шрифт:
На горизонте мечутся красные языки пламени: это отражение в небе горящего на далеком материке города. Но ты здесь и ничего не слышишь.
Лишь на склонах того вулкана, в пригородах того города начинаешь ты слышать глухой гул извержения и пронзительные крики застигнутых пожаром людей.
И вот, когда мы поняли, что слышим, стало ясно и то, что источник слышимых нами звуков находится где-то рядом. И все же мы могли жестоко ошибаться. Потому что были в очень странном, таинственном месте, глубоко под водой. Звук здесь слышен дальше и распространяется быстрее, а вокруг абсолютная тишина, любой шумок слышен за сотню километров.
А это был не шорох и не шумок. Мелькающие вокруг огоньки были маленькие, а вот звуки — большие: не громкие, но какие-то беспредельно широкие. Часто эти шумы уходили за пределы человеческого восприятия и ощущались нами скорее как широкие колебания иной природы. Первый услышанный нами звук поднимался, как нам показалось, сквозь водную толщу откуда-то снизу: невероятно мощные стоны; вздохи, ощущаемые всем телом; грохот; далекий, затрудненный шепот.
Позже некоторые звуки пришли к нам сверху, а некоторые — из иных слоев этой бесконечной тьмы, и это было еще удивительнее, потому что теперь звучала музыка. Требовательные, влекущие, могучие звуки музыки доносились к нам из далеких далей, из тьмы, но не нас призывали они: "Где вы? Я здесь".
Это — не нам.
Это голоса великих душ, великих одиноких жизней, проведенных в скитаниях. И они звали. Но редко слышали ответ. Где вы? Куда вы ушли?
Не отвечали истлевшие мачты, побелевшие остовы мертвых кораблей на берегах Антарктики, на покрытых льдом островах.
Не могли ответить и мы. Но мы слышали, и слезы закипали в наших глазах, соленые слезы, не столь соленые, правда, как воды океанов, опоясывающих землю, бездонных, бескрайних — воды дорог морских, заброшенных ныне, по которым некогда прошли те великие жизни… Нет, слезы наши были не столь горьки и солоны — но они были теплее.
Я здесь. Куда вы ушли?
Ответа нет.
Лишь глухие, едва слышные раскаты грома откуда-то снизу.
Но мы знали теперь, хоть ответить и не могли, знали — потому что слышали, потому что чувствовали, потому что плакали, — что мы есть; и мы припомнили иные голоса.
Назавтра вечером явился Макс. Я прошла в ванную, уселась на крышку унитаза, предварительно закрыв поплотнее дверь, и принялась играть на альте. Типы из ФБР по ту сторону своего «жучка» сначала по крайней мере добрых полчаса слушали гаммы и аккорды, а потом — вполне приличное исполнение сонаты Хиндемита [Хиндемит Пауль (1895–1963) — немецкий композитор, альтист, дирижер, музыкальный теоретик; один из главных представителей немецкого неоклассицизма] для альта-соло. Ванная у нас очень маленькая, а стены кафельные, и никаких ковриков нет, так что шум получался в полном смысле слова потрясающий. Нельзя сказать, чтобы звучало хорошо — слишком сильное эхо, зато какой был резонанс! И я играла все громче и громче. Сосед сверху даже постучал в потолок. Но если уж он каждое воскресенье с утра пораньше заставляет меня выслушивать от начала и до конца репортаж об очередных Всеамериканских олимпийских играх, включая свой телевизор на полную мощность, то пусть как-нибудь переживет небольшую порцию музыки Хиндемита, время от времени доносящейся из его туалета.
Утомившись, я укутала «жучок» целой пачкой ваты и вышла из ванной комнаты наполовину оглохшая. Саймон и Макс пребывали в страшном возбуждении, прямо-таки дымились и ничего вокруг не замечали. Саймон непрерывно царапал на бумажке какие-то формулы, а Макс энергично двигал взад-вперед руками, согнутыми в локте, как боксер на ринге, — это у него привычка такая — и гнусаво подвывал: "Эмиссия электронов… эмиссия электронов…", да еще и глаза закрыл, видно, в мыслях он уже унесся на много световых лет вперед, и язык за ним не поспевал, поэтому ему оставалось лишь время от времени прибарматывать про "эмиссию электронов" и двигать локтями.
Очень странное это зрелище, когда ученые работают головой. Как и когда музыканты играют. Я никогда не могла понять, как зрители в зале могут спокойно сидеть и смотреть на скрипача, который то закатывает глаза, то прикусывает высунутый язык; или на трубача, у которого все время скапливается слюна; или на пианиста, похожего на черную кошку, привязанную к электрическому стулу. Как будто то, что зрители видят, имеет какое-то отношение к музыке.
Я несколько притушила благородный пламень их творчества при помощи кварты пива, купленного на черном рынке, — в государственных магазинах пиво лучше, но у меня вечно не хватало талонов на питание, чтобы позволить себе покупать на них еще и пиво, а я не такая любительница выпивки, чтобы обходиться без еды. Благодаря пиву Саймон и Макс поостыли. И хотя Макс с удовольствием бы остался и проговорил бы всю ночь, я его выпроводила — вид у Саймона был усталый.
Я вставила в радиоприемник новую батарейку, включила его и оставила в ванной — пусть себе играет, — а сама задула свечу и прилегла рядом с Саймоном, чтобы немножко с ним поболтать; он был перевозбужден и все равно не смог бы уснуть. Он сказал, что Максу удалось решить задачи, которые мучили их до того, как Саймона отправили в Лагерь. Макс сумел привязать уравнения Саймона к "голым фактам" (так выразился Саймон), то есть они нашли способ "прямого превращения энергии". Десять или двенадцать человек работали над этой проблемой в разное время с тех пор, как Саймон опубликовал теоретическую часть своего исследования, — ему тогда было двадцать два. Физик Анна Джонс давно уже отметила, что наиболее простым практическим применением этой теории было бы создание "солнечной ловушки" — приспособления для сбора и хранения солнечной энергии вроде "Американского Солнцегрева", который некоторые богачи устанавливают на крышах своих домов, только гораздо дешевле и лучше. Осуществить эту идею было вроде бы довольно просто, только они все время натыкались на одно и то же препятствие. И вот теперь Максу удалось это препятствие обойти.
Я сказала, что хотя Саймон и опубликовал свою теорию, но сделано это не по правилам. Конечно, он никогда и не был в состоянии издать по правилам хотя бы одну из своих работ, то есть в виде настоящей книги или брошюры: ведь он не является государственным служащим и не имеет разрешения от правительства на публикацию своих работ. Однако теория его получила широкое распространение благодаря так называемому «самиздату», весьма популярному среди ученых и поэтов, которые попросту переписывают свои произведения от руки или размножают их на гектографе. Насчет этого есть один старый анекдот: дескать, ФБР арестует всякого, у кого пальцы красные, потому что либо они занимались размножением недозволенных материалов на гектографе, либо у них кожная сыпь, импетиго.
Но так или иначе, а в тот вечер Саймон чувствовал себя на верху блаженства. Чистая математика доставляет ему подлинную, ни с чем не сравнимую радость; но, с другой стороны, он вместе с Кларой, Максом и другими десять лет пытался претворить в жизнь свою теорию, а вкус собственной победы, хотя бы раз в жизни воплощенной в чем-то конкретном, вещь все же хорошая.
Я попросила его объяснить, что их "солнечная ловушка" значит для народных масс и, в частности, для меня как представителя этих масс. Он рассказал, что теперь можно ловить и использовать солнечную энергию при помощи одного устройства, которое сделать легче, чем самый примитивный конденсатор. Эффективность и емкость этой «ловушки» позволяют, например, за десять минут при солнечной погоде собрать столько энергии, что ее хватит для полного обслуживания такого многоквартирного дома, как наш, в течение двадцати четырех часов, — она будет обогревать, освещать, заставлять работать лифты и тому подобное; и никакого тебе загрязнения окружающей среды — ни общего, ни термального, ни радиоактивного.
— А это не опасно, вот так эксплуатировать солнце? — спросила я.
Он воспринял этот вопрос серьезно — в общем-то глупый вопрос, хотя, с другой стороны, еще недавно люди считали, что эксплуатировать землю тоже совсем не опасно, — и сказал: нет, не опасно, потому что мы не будем выкачивать энергию из солнца специально, как мы поступали с землей, когда добывали из ее недр уголь, рубили лес, расщепляли атомы, а просто используем ту энергию, которая и так идет от солнца к нам — как растения; деревья, трава, розовые кусты, они ведь всегда так и делали.